Глава 37. Часть 1. Грезы, от которых не скрыться

Весь вечер Го Бохай пролежал в кровати, окруженный тусклым, но приятным светом и прохладой постельного белья. Лицо его, умиротворенное и бледное, застыло восковой маской. С наступлением ночи наставник задремал было, но почти сразу открыл глаза, почувствовав, как над ним кто-то навис. В поле зрения возникло порядком посвежевшее личико Минь-Минь.

— Что ты делаешь? — вяло спросил Го Бохай, приложив руку ко лбу.

— Лекарства. — Служанка держала блюдце, от которого смердело едким запахом целебных трав. — Вы их снова не приняли. Почему игнорируете наставления лекаря? Это уже не первый раз. Хотя господин и считает диагноз неверным, мне показалось, он отнесся к вопросу довольно серьезно. Прошу, примите их, чтобы я спала спокойно.

— Бессмысленное занятие… Они лишь делают хуже.

Минь-Минь поставила блюдце на письменный столик в нескольких шагах от кровати.

— Господин, вы уж простите, но своевольничаете вы, а ответственность несу я. Если не желаете их пить сейчас, то хотя бы примите, если почувствуете себя хуже.

Мужчина пробурчал:

— Не надо, не ставь их так близко ко мне. Так только сложнее уснуть. Не беспокойся. — И отвернулся.

Го Бохай с головой зарылся под одеяло. Спустя какое-то время без сна он раздосадованно вздохнул и сел на кровати. С уходом служанки пропали и легкая прохлада, и приятные ощущения от мягкого света. Потому он взмахнул рукой — тонкая свеча погасла, а створка окна приоткрылась. В комнату проник свежий ветерок, однако Го Бохай задыхался в тисках бесконечных мыслей.

Вдруг из открытого окна донеслись голоса прибывших на гору гостей. Всего лишь неразборчивая речь откуда-то издалека, но наставник понял, что торжество удалось на славу. Он бросил взгляд в сторону, откуда исходил шум, будто это помогло бы ему расслышать четче, что именно выкрикивают захмелевшие люди, и вдруг услышал:

— Го Бай!

Его окатило колючим холодом. Толпа на улице продолжала гудеть, а явственный одинокий голос звучал навязчиво и был то женским, то мужским. В какой-то момент показалось, будто бы он раздается прямо над ухом — настолько отчетливым он был. Го Бохай закрывал уши руками и подушкой, но все попытки оказались тщетны: теперь фразы встревоженных и молящихся людей зазвучали в его голове.

— Скажи, Го Бай, теперь ты мне веришь?

— Ты с ума сошел? Не верь ему!

— Золотко, ты ни в чем не виноват…

Го Бохай пытался вдохнуть, но грудная клетка подобно тюрьме сжимала заполошно бившееся сердце. Как раненый и забившийся в угол зверь, он не знал, куда спрятаться. Раз за разом он умолял себя успокоиться, пробовал погрузиться в медитацию, но ничего не выходило. Как тут думать о каком-либо сне? Однако с завершением бурного празднества и воцарением спокойствия на горе чудесным образом и голоса покинули его разум. В тяжелой вязкой тишине Го Бохай наконец задремал.

Но драгоценный сон вновь прервали — кто-то толкнул наставника в спину. Да так сильно, что попытка разбудить мужчину, если она таковой являлась, вышла грубой. Не успел Го Бохай обернуться к напавшему, как его скинули на пол и крикнули:

— Ты что, слепой? Смотри, куда прешь! Лошадь мне чуть не загубил своим тощим тельцем! Повредишь груз — будешь платить! Ну? Чего разлегся, как на кровати? Вставай, а то скажут, что это я тебя пришиб!

Несмотря на боль в спине и коленях от падения, в голове Го Бохая мелькнуло: «Лошадь?»

Кто-то подбежал и воскликнул:

— Ах ты, сын вшивой суки! Себе и своей полудохлой кобыле глаза прочисть, прежде чем на дорогу выезжать! Да ты хоть взгляни, кого сбил!

Сиплый мужчина, который обругал Го Бохая, возмутился:

— Что ты мелешь, старая? Он же сам на моем пути возник из ниоткуда — как снег на голову свалился! Кто это может быть, нет времени рассматривать. Пусть скажет спасибо… О Небеса! — Извозчик спрыгнул и взволнованно добавил: — Я… я… мне очень жаль! Вы в порядке?! Послушник, мне ужасно жаль! Давайте я помогу.

Го Бохая подхватили под руки и подняли. Перед его глазами все поплыло. Только спустя время он увидел, что находится не в собственных покоях, а на пыльной дороге весьма оживленного городка.

Справа от него стояла женщина средних лет, которая все ворчала:

— Старый хрен! Дите еще жизни не повидало, а ты его угробить решил! Дорогой, как ты? — обратилась она к Го Бохаю.

Слева находился заросший мужчина, видимо хозяин лошади и повозки.

— Не кряхти, мне же очень жаль. Чтоб ты знала, я своим грузом был готов пожертвовать, чтобы не наехать на мальца! Го Бо! Скажи, что болит?

Го Бохай никак не мог собраться с мыслями: стоял как вкопанный да хлопал глазами, глядя на свои разбитые в кровь колени и ладони.

— Божечки, да как так-то! Посмотри, что ты натворил! — выругалась женщина, увидев эти раны. — Скорее пройдем в мое заведение, я тебя подлатаю!

Мужчина выдернул Го Бохая из рук женщины.

— А не, так не пойдет! Сбил Го Бо я, значит, виновник его увечий — я, так что заглаживать вину мне!

— И куда ты его в таком состоянии поведешь? Что, на свою повозку посадишь — и к себе домой, на край города? Посмотри на раны — их срочно нужно промыть!

Слово за слово оба принялись спорить из-за так называемого Го Бо, будто за кусок хлеба. Покуда шла ругань, наставник окинул взором городок и его жителей. Все вокруг было слишком типовым: деревянные красные домики, какой-то больше, какой-то меньше, протоптанная дорога, вдоль которой шли и ехали люди, одетые в одинаковые неброские серо-зеленые одеяния. Улица казалась нескончаемой, разветвлялась на переулки, на каждом шагу стояли торгаши и лавочники. Размеры территории — вполне как у больших, густонаселенных городов, вот только вокруг не было ни указателей, ни ярких вывесок, совсем как в деревне. Немного погодя Го Бохай совершенно точно заключил про себя, что это город. Но какой?

Старик раздосадованно сплюнул:

— Хорошо, твоя взяла, веди его в свое заведение. Вот, возьми. — В благодарность он протянул женщине пару монет и пояснил: — Возьми-возьми, напои и накорми его, а остаток потратьте на новую одежду. Го Бо очень помог мне с женой, когда та захворала. Совесть загрызет, если уйду просто так.

— Ха! Дун Хэ, ты уж с совестью своей как-то сам договорись, — воспротивилась женщина в годах. — Чтобы угостить Го Бо, мне не нужны ни твои, ни его деньги. За все его добрые дела я бесплатно обслужу мальчика!

Тогда настойчивый благодетель обернулся к Го Бохаю и попытался вложить деньги ему в карман, однако, как только дотронулся, услышал:

— А, не стоит! У вас же в семье имеются маленькие дети — покуда вы один трудитесь, каждая монета имеет свой вес. Подумайте лучше о них, господин Дун. — Произнеся это, Го Бохай потрясенно застыл. У него и в мыслях не было говорить что-то подобное, к тому же никого с фамилией Дун он не помнил, но слова его звучали так уверенно, будто бы он лично был знаком со всей семьей старика.

Глава незнакомого наставнику семейства настойчиво продолжил:

— Ну как же, Го Бо, ты нам тогда так помог. Мы были без гроша и не смогли как следует отблагодарить. Сейчас же все переменилось: я хорошо подзаработал на извозе, обновил повозку, и даже лишние монеты остались. Вот, возьми.

Судя по разговору, и этот человек, и женщина, и Го Бохай, точнее Го Бо, знали друг друга очень даже неплохо. Однако наставнику это начинало не нравиться: он словно оказался актером в странной пьесе, в которой не может ничего изменить по собственной воле.

Вторую попытку вознаградить послушник Го Бо, к удивлению Го Бохая, тоже пресек:

— Лишнего не бывает. Купите на это Дун Ли и Дун Ми угощений. — Слова вновь были неподвластны наставнику — он будто бы под заклятьем говорил то, чего на самом деле не думал.

Окружение, люди и их беседы — без сомнения, решил он, все это не более чем сон из прошлого. Возможно, это то, что попало под влияние забвения? Однако Го Бохай все еще не мог ответить самому себе, как давно это произошло и где он находится. Даже возраста своего вспомнить не мог. Его лишь преследовало навязчивое чувство, что когда-то он уже был в подобной ситуации и в подобном месте.

Сознание человека — хрупкая вещь: с годами многие детали пережитого стираются, в воспоминаниях остаются лишь образы и привязанные к ним эмоции, даже лица дорогих людей под гнетом времени обретают неузнаваемые лики. И это все только наяву, в сновидениях и подавно все принимает неясный вид.

Представленное же не выглядело как чей-то вымысел или навязчивый образ, оно, наоборот, казалось ему каким-то родным и подлинным. Вдобавок в обычном сновидении человек чаще всего владеет своими телом и речью, сам решает, что сказать или сделать. Очутившийся же во сне под влиянием печати Забвения остается лишь наблюдателем да слушателем — события текут, как воды в бурной реке, и никто не в силах им воспротивиться.

Не успел Го Бо отказаться, как добрая женщина быстро повела его по закоулкам, которые ничем не отличались друг от друга. Впрочем, в этом потускневшем городке было нечто незабываемое — запахи: первым же делом посещающий подобное место человек прикроет лицо, дабы не вдохнуть зловоние, исходящее от многочисленных рыбных прилавков и коптилен. Го Бохай удивился: сквозь смрад пробивался стойкий и до боли знакомый ему аромат, что обычно разливается в воздухе после дождя.