— Достаточно! — Го Бохай разнял их и оттолкнул друг от друга. Усевшись в бирманскую позу между двумя, он удрученно выдохнул: — Вы как дети малые. И если У Чан еще слишком молод и действует в соответствии со своим возрастом, то твое поведение вызывает вопрос: как ты только дожил до стольких лет?

У Чан нахмурился.

— Так вот в чем причина — вы считаете меня ребенком, который нуждается в наказании? Как мне нужно было поступить тогда, в ущелье и в столице? Люди находились в опасности!

— Дело не в этом…

— А в чем?

— Просто хотя бы иногда нужно поступать рассудительно! — Го Бохай не заметил, как повысил тон. Только успокоившись, он продолжил: — Это не означает, что нужно сразу же бежать или прятаться, это — оценивать и силы противника, и свои, а после принимать какие-либо решения.

— Прислушайся к словам взрослого, сопля! — Сянцзян удумал поглумиться, но тут же получил затрещину от наставника.

— Ты просто еще не знаешь, почему необходимо поступать рассудительно… Придется нам поднять эту тему прямо сейчас, воспользовавшись случаем.

Предполагая, что разговор вот-вот затронет произошедшее в ту самую ночь на горе Хэншань, когда Кукловод попытался навредить обоим, наследник напрягся.

— Учитель, вы же знаете мое отношение к этому, я желаю оставить все как есть…

— Знаю, поэтому я тебя и связал.

В этот момент позади Го Бохая раздался оглушительный грохот. У Чан приподнял голову и воскликнул:

— Минь?!

У ног служанки веером из черепков разлетелся чайный сервиз. Когда три пары изумленных глаз уставились на девушку, та выронила и кругленький поднос, который, пару раз звонко подскочив, пристыженно замер в луже чая. Минь-Минь пыталась что-то сказать, но от страха лишь промямлила:

— Г-господин… Г-господин…

Го Бохай тоже растерялся. Тогда У Чан попытался взять ситуацию в свои руки. Наследник поднял голову и, натужно улыбнувшись, произнес:

— Минь, все хорошо.

Конечно же, это возымело обратный эффект: девушка вздрогнула и ударилась спиной о дверь.

— Пожалуй, я пойду, — тихо сказала она.

Го Бохай побежал за ней. Когда они оба оказались за стенами зала знаний, он крикнул:

— Минь! — И служанка застыла в полушаге. — Все немного иначе, нежели кажется на первый взгляд, не стоит волноваться и думать лишнее.

Минь-Минь смотрела сквозь наставника не моргая.

— Молодой господин ведь скоро отправляется в долину Шутянь, места далекие и опасные, вот и практикуется, совершенствует одну технику. А тот мужчина… Он один из воспитанников обители Опустивших головы.

Наконец девушка решилась хоть что-то сказать, и ее выражение лица в этот момент излучало недоверие:

— Тогда получается, это молодой господин связал того воспитанника? Если все так, почему сам молодой господин сейчас связан? Это вы сделали?

Ситуация уже не то что запуталась, а стала опасной! Хоть Минь-Минь и служила Го Бохаю, а ее основной обязанностью было сберегать все услышанное и увиденное от других, это не освобождало ее от долга перед достопочтенными дома У. В случае, если жизнь наследника находится в опасности, она ценой своей должна сообщить об этом главе, или госпоже, или же любому, кто сможет донести это известие до них.

Вздохнув, Го Бохай сам опроверг свою версию:

— Звучит и правда нелепо. Однако уверяю, в том, что ты увидела, и правда нет ничего преступного. Вот. — Он приоткрыл дверь, и в этот же миг с У Чана спали Вечные путы. Наследник подскочил на ноги и без раздумий накинулся на связанного Сянцзяна. По залу пронесся пронзительный крик:

— Го Боха-а-а-ай!

Дверь молниеносно захлопнули, и наставник погрузился в тягостные размышления. Неожиданно наполнявшие зал знаний вопли утихли. Уверенной поступью вышел молодой господин и безмятежно обратился:

— Минь-Минь, не стоит переживать. Как я и сказал, все хорошо. А за того, который сейчас униженным остался валяться на полу, и не думай, он же демон.

Лицо Го Бохая потускнело. И он, и служанка воскликнули:

— Демон?!

У Чан, словно считая это слово неопасным в собственном доме, взял да и кивнул:

— Учитель, разве этот отщепенец, Сянцзян, не демон Тьмы? Он вроде как четко дал понять, что он нечестивец.

Сквозь улыбку Го Бохай процедил:

— Ну какой же он демон… да еще и Тьмы. Ты что-то напутал и пугаешь сейчас Минь-Минь.

— Да нет. — У Чан повернулся к служанке. — Можешь себе представить, сам демон Тьмы, с которым, возможно, только бог ночи, Гун Лун, оберегающий наши сны, может справиться! Вижу, ты как раз не высыпаешься, не демоны ли тебя мучают по ночам? Отчего ты так бледна?

Служанка качнулась назад.

— Сколько бессонных ночей ты уже провела? Если так продолжится, то демон Тьмы точно потревожит твое спокойствие, нагрянет в самый непредсказуемый момент и ни при каких условиях не отстанет. Страшно и представить, какие гадости посещают его больной ум перед слабым человеком в его руках.

Го Бохай сдался почти сразу, прикрыв смятение на лице ладонью. Да и какой смысл был уже что-либо говорить, когда воспитанник наплел столько чепухи, что легче принять поражение.

Придумывать подобные небылицы — про Гун Луна, единственного равного противника демона Тьмы, что мог нагрянуть посреди ночи к смертным, — не было коньком наставника, да и, судя по тому, как он пытался убедить Минь-Минь в своих словах, вранье ему тоже давалось плохо.

К счастью, служанка оказалась пугливой и доверчивой девушкой. Она мало вслушивалась в смысл произнесенного, если его вообще можно было выудить, и следила лишь за одним словом из уст наследника. Услышав «демон» в седьмой раз, Минь-Минь сквозь пелену ужаса произнесла: «П-пожалуй, пойду», развернулась и… упала! Го Бохай подхватил ее, подоспел и У Чан:

— Учитель, давайте я отведу Минь в покои слуг.

Так вот оно что! Освободившись от Вечных пут, наследник незамедлительно принялся искать причину, чтобы сбежать из зала знаний и не начинать разговор о Кукловоде. Создал ситуацию, чтоб ушмыгнуть, запугав служанку до потери сознания. По крайней мере, такая мысль промелькнула у Го Бохая.

Подхватив Минь-Минь на руки, наставник приказал:

— Вернись внутрь.

Тут-то и проявилось истинное стремление наследника, отразившееся у него на лице недовольным выражением. Возвращаться У Чан явно не торопился, однако спорить также не стал. Под пристальным взглядом свинцовых глаз, сопя от возмущения, юноша боком прошмыгнул обратно в зал и тут же оказался на полу, обвитый веревками. Сянцзян обратил свой бесстрастный взор на него и усмехнулся.

— Что смешного, отщепенец? — У Чан хотел отвернуться, лишь бы не видеть тело в дальнем углу, однако ощутил, что, сделай он так, тут же потеряет равновесие. Потому, слегка повозившись, вновь уставился на демона.

Го Бохай уже покинул зал, а нечестивец, к удивлению наследника, ожидающего колкости в свой адрес, хранил молчание. Ко всему прочему, в Сянцзяне что-то изменилось: демон больше не отворачивал свое смертельно бледное лицо, улыбка которого так и не коснулась. Он в упор смотрел на наследника, как голодный тигр на безмятежную лань. Бездонная чернота души, отражающаяся в его глазах, манила и в то же время сковывала тело и мысли У Чана.

Несколько минут прошли в напряженном молчании. И именно в тот момент, когда губы Сянцзяна шевельнулись, а взгляд неожиданно потеплел, вошел Го Бохай. Двери захлопнулись, а наставник вдруг поднял демона за веревки и тыльной стороной ладони ударил, так что провинившийся упал обратно с самым что ни на есть равнодушным выражением лица.

— Я предупреждал тебя не лезть, не показываться молодому господину! Доверять тебе — все равно что пытаться пройти по воде, думая, будто не намочишь ноги! — Го Бохай приподнял его, видимо, вновь для унизительного удара.

Голова демона склонилась набок, тяжелые веки сомкнулись, из носа хлынула кровь. Неожиданно для самого себя У Чан всполошился:

— Учитель, я виноват… наверное. Перед появлением культистов в столице Лунъюань я приказал ему показаться — то было везение, мои догадки, не более, но он-то об этом не знал. Не тогда, так, вероятно, в другой раз я бы все равно догадался. Мне мучительно видеть вас таким… таким жестоким и злым. Потому, прошу, примите мои извинения и смените гнев на милость.

Конец ознакомительного фрагмента