Глава 5
«Я хочу домой» — такой была единственная мысль, постоянно обитающая в голове Руби Барлоу, независимо от того, где она находилась — в школе, на улице, в своей комнате. До дома было еще очень далеко. И мысль о том, что она так и не сможет добраться туда до смерти, убивала её. Там ждали люди с искренними улыбками, распростертыми объятиями, которые могли понять её, которые могли выдержать её слёзы, которые бы держали её за руки и говорили, что всё будет хорошо. Где-то там, за гранью невозможного, нереального, её ждала семья. Семья, которой не существовало.
Сначала она чувствовала себя подавленно, затем начались истерики. Ненависть — к людям, животным, предметам, фразам — заглушала всё в тлеющей душе. Ненависть заглушала осознание того, что все исходит изнутри. Ненависть заглушала осознание того, что, так как она находится в этой среде, значит, внутренне ей тут комфортно. А если она эту среду ненавидит, значит, ненавидит и себя саму.
Руби не могла контролировать накатывающие эмоции, не могла сосредоточиться на происходящем из-за тупой боли в голове, которая становилась все сильнее. Рак разрастался, заставляя её всё чаще сгибаться над унитазом, содрогаясь от рвотных позывов, и кричать от ощущения, что голова вот-вот взорвётся. Таблетки летели в урну, пока мама не видела, выкидывались в окно или просто смывались в туалет.
Прошло два месяца, а Руби Барлоу так и не могла найти ниточку, за которую смогла бы уцепиться. Любой шорох раздражал, тишина давила и бесила, не оставалось сил видеть красные от слёз мамины глаза и Лили, неустанно повторяющую, что Руби, умирая, её предаёт. Остались сигареты и темнота, которые стали лучшими друзьями, которые терпели её и молчали. Идеальные слушатели. Идеальные спутники.
Девушка просыпалась в холодном поту от кошмаров. Фантазии, ранее бывшие такими родными, приобретали кровавый оттенок и пахли пеплом, смешанным с запахом металла. Руби вздрагивала каждый раз, когда слышала в квартире непонятный шорох — казалось, это смерть пришла забрать её, и девушка знала, что с ней договориться не получится.
«Ты не хочешь умирать…» — шептал голос в голове. Рак представлялся ей живым существом, склизкой змеёй, поселившейся в мозгу и тихо нашёптывающей в уши. «Ты врёшь самой себе. Тебе страшно…» — змеиный шелест.
Барлоу сходила с ума.
Школьные будни разбавлялись курением в туалете, которое было строго запрещено, и неоднократными вызовами к директору по поводу нарушения дисциплины и падения успеваемости.
— Что происходит? — упрямо спрашивал строгий женский голос раз за разом. — От вас шарахаются в коридоре, мистер Сайл до сих пор не отошёл от шока после того внезапного удара. Мне иногда кажется, мисс Барлоу, что вас кто-то заставляет делать всё это.
— Только если голоса в моей голове, — отвечала Руби, слыша, как Рак смеётся.
«Хорошо, милая моя. Просто прекрасно!» — шептал он.
Девушка скинула почти пустой рюкзак в прихожей и накинула на плечи куртку полегче. Холода давно отступили, снег сошел, начало мая выдалось куда более тёплым, чем в прошлом году. Все вокруг радовались, а Руби думала лишь о том, что, возможно, это последний май в её жизни.
Она закинула в карман пачку сигарет с зажигалкой, взяла десятку долларов и вышла на улицу. Последние дни она проводила в одиночестве: садилась на первый же автобус и выходила на какой вздумается остановке, шагая затем в неизвестном направлении. Музыка, дым и мысли, улетающие к местам, в которых она так и не побывала.
Автобус привез её в один из самых мрачных районов Лоуренса. Такие наверняка есть в каждом городе мира — пустые, замусоренные, затхлые, где тёмные переулки забиты толпами молодых людей, употребляющих всякую дрянь отнюдь не от счастливой жизни.
Девушка поёжилась, но решила не изменять принципам и просто пошла вперед по тротуару, собственно, даже не понимая, куда ей идти. Она убегала. И для неё было совершенно неважно, куда ведёт её дорога — главное шагать, не останавливаясь. И дорога, несомненно, приведет её к дому.
В голове вертелись мысли о «моментах славы», которые могут случиться в оставшиеся месяцы, число которых не было неизвестно никому. Есть ли смысл стремиться к чему-то великому, если ты стоишь на краю? Все награды и успехи нужны только тебе самому, а если нет тебя, куда они денутся? Канут в Лету.
Еще недавно она была бы счастлива узнать, что её песня вошла в топ-100 лучших песен месяца или увидеть отсылку к ней на каком-либо сайте. Она молилась об этом, больше всего на свете желала, чтобы её творчество наконец-то начали ценить, чтобы люди узнали о нём. И люди узнали. Говорят, стоит быть осторожней с мечтами, но никто не верит, пока не убедится на собственном опыте. Зачастую горьком.
Руби содрогнулась от болезненных воспоминаний. Никто, кроме мамы и Лили, не знал, что авторство принадлежало ей — она использовала псевдоним. Песня, которую пятеро подростков поняли неправильно. Они вскрыли себе вены, сидя тесным кружком и наслаждаясь песней, которую исполнила неизвестная им певица. Удивительно, что весь город не вышел на улицы, требуя правосудия в отношении человека, виновного в смерти их детей. Руби, услышав название песни, под которую они лишились жизни, поняла, что совершила непоправимое. Это событие стало напоминанием о том, что желание быть великим способно привести к трагедии. Вечным напоминанием.
Девушка завернула за угол и тут же услышала крик. Достаточно громкий крик. Она вытащила наушники и вгляделась в переулок. Оттуда не доносилось никаких звуков, и Барлоу вновь надела наушники, решив, что ей показалось, когда крик раздался вновь. Она убрала плеер в карман и медленно, чувствуя, как сильно колотится сердце, стала пробираться вперёд, стараясь не наступать на осколки бутылок и не издавать лишнего шума.
«Решила помереть раньше срока?» — прошипела в ухо змея, но Руби лишь дёрнула головой. «Заткнись», — тихо ответила она, скользя вдоль по стене, приближаясь к повороту. За углом здания раздался гогот нескольких низких голосов и очередной болезненный вскрик.
Руби прижалась спиной к стене, закрыла глаза и лихорадочно думала, как поступить. Сначала она решила, что лучше будет вызвать полицию, но тут же отбросила эту идею — дело могло того не стоить. Ей стоило бежать сломя голову от этого места, но что-то не давало ей уйти, не убедившись, что неизвестному человеку не угрожает опасность. Руби не могла позволить кому-либо отнять жизнь. Еще одну жизнь. Она знала, как страшно умирать. Она надеялась, что живет не просто так и в силах сделать что-то значимое. К горлу подступил ком. Все нуждаются в помощи, и если ей самой никто не в силах помочь, то, может быть, она должна сделать это по отношению к другому человеку?
Смех и обрывки колких фраз послышались вновь, за ними последовал яростный вопль и удар. Звуки доносились с расстояния нескольких метров, а девушка всё стояла, не в силах шелохнуться, пытаясь подавить нарастающий страх.
«У тебя что, совсем нет инстинкта самосохранения?!» — прошипела в самое ухо змея. Руби поёжилась. «Не знаю, может, ты его сожрал?» — мысленно съязвила она, тяжело выдыхая и делая еще несколько шагов.
Сейчас она стояла у самого края стены и пыталась вспомнить слова хоть одной молитвы. Руби чуть высунулась из-за угла, быстро оценила ситуацию и тут же спряталась обратно, надеясь, что её никто не увидел.
Группа достаточно взрослых парней окружила двух подростков. Мало что было видно, лишь одиноко висящий фонарь отбрасывал тусклый свет на происходящее. Но Руби успела увидеть, как один парень держал другого за горло, прижимая к стене и, судя по всему, что-то ему говорил. На лицах собравшихся можно было различить одобрительные ухмылки.
Руби вздрогнула и решила выглянуть еще раз, чтобы рассмотреть получше. Явно требовалось вмешательство со стороны, желательно полиции, но что-то не давало ей нажать пару кнопок и сообщить о нарушении порядка.
Затаив дыхание, Руби высунулась из-за угла и вдруг поняла, что ей нечего бояться быть замеченной, — собравшиеся были сосредоточены на избиении. Нет, даже не драки. Один из парней, долговязый и поджарый, наносил точные и довольно сильные удары в живот второму, прижатому к стене. Тот был уже не в силах сопротивляться, потому просто обмяк и постанывал. Из его носа струйкой стекала кровь, бровь была разбита, глаза будто закатились.
— Макс, давай сильнее! — крикнул кто-то из «зрителей», и по толпе, состоявшей примерно из десяти человек, разнеслись одобрительные возгласы.
Руби вновь спряталась, ее трясло. Она нащупала в кармане телефон и, дрожащими пальцами набирая номер вызова полиции, начала медленно отступать, чтобы до шайки не долетел её голос.
— Кончай с ним, Макс! — внезапно прозвучал приказ, и сердце девушки ушло в пятки. Сжимая в руке телефон, она вновь приблизилась к тому месту, где стояла раньше, и аккуратно, сжав от напряжения губы, выглянула.
Долговязый, избивавший парня, отпустил его, и тот без движения лежал на земле, держась здоровой рукой за грудь. Тот, кого звали Максом, отошёл от своей жертвы, вытирая руки от крови о край куртки, нервно морщась каждый раз, когда ткань прикасалась к разбитым костяшкам.
— Вставай! — раздражённо крикнул он парню, лежащему на земле. — Моя пятилетняя сестра дерется лучше, чем ты. — Ответа не последовало. — Вставай, я сказал!
— Макс, — вновь раздался тот голос, — я сказал, хватит.
Долговязый растерянно обернулся.
— Мы так не договаривались, Чича, — запротестовал он, но тут же осекся. Парень, который раньше был скрыт от глаз Руби, вышел на освещенный участок и приблизился к Максу. Здоровяк, больше похожий на питбуля с вытянутым лицом, походившим на лошадиное, явно имел репутацию среди «банды», измываясь над теми, кто не мог за себя постоять. Но что-то подсказывало, что, на первый взгляд совершенно тупоголовый, он умел манипулировать людьми.
По компании прошел гогот.
— Тебе пушки нужны? Нужны, — слащавым голосом начал он. — А я их тебе не дам, если этот, — он кивнул на избитого парня, — останется в живых. Нам, дружок, проблемы не нужны. А ты сейчас пытаешься нас ими обеспечить.
— Я понял, Чича, — дрогнувшим голосом ответил Макс.
Руби показалось, что он не ожидал подобного развития событий, потому ломался и нервно заламывал пальцы, но в итоге приблизился к лежащему на земле парню, продолжавшему тихо стонать. Он взял его за шиворот и прижал его лицо к своему, при этом что-то горячо шепча на ухо.
— Хватит с ним лизаться! — донеслось из толпы. Послышались довольные смешки, а Макс нервно сжал кулаки. Он запустил руку в карман и выудил предмет, больше похожий на кусок металла, но спустя мгновение в воздухе сверкнуло лезвие, и Барлоу узнала нож-бабочку. Лежащий парень закричал, пытаясь отползти дальше по стене, но долговязый крепко ухватил его за ворот, не переставая смотреть ему прямо в глаза. Руби на мгновение показалось, что в них блеснули слёзы.
Она зажала рот рукой, пытаясь не закричать, когда Макс отвёл руку назад и закрыл глаза, а избитый попытался ухватить здоровой рукой запястье нападавшего.
Конец ознакомительного фрагмента
