Ее отец продолжал беседовать с Кларком так, словно она не раскрывала рта.

— Есть ли среди дел, которыми занимается наша контора, такое, где обвиняемый нуждается в услугах адвоката?

— Насколько я помню, сэр, нет.

Уокер постукивал серебряной вилкой по белой льняной скатерти.

— А что случилось с тем делом о ВИП, над которым сейчас работает Диксон?

ВИП. Взлом и проникновение с целью грабежа. Элис понимала, что это означало, хотя с трудом могла поверить собственным ушам. Широко раскрыв рот, она прислушивалась к беседе, которую двое мужчин вели между собой, как будто ее здесь не было.

— Хорошо, — подвел итог Уокер, кивнув, — проследи за тем, чтобы обвиняемому передали имя и адрес Элис для представления его в суде. Вряд ли дело окажется для нее слишком трудным. Да и Диксону не мешает дать по заслугам. В последнее время он слишком много о себе возомнил.

— Да, сэр. Я займусь этим сразу же, как только вернусь в контору. Думаю, с делом Диксона никаких сложностей не возникнет.

Оскорбленная до глубины души, Элис подыскивала слова для ответа. Она чувствовала себя подобно суденышку, сорвавшемуся с якоря, потерявшему управление и уносимому вдаль течением.

— Ты считаешь, что в данном случае я не гожусь в адвокаты?

Тут отец впервые посмотрел ей в глаза — пристально, словно понял, что перегнул палку. Он улыбнулся дочери и ласково погладил ее руку:

— Конечно же, годишься, моя принцесса.

Элис взглянула на него, страстно желая уверить себя в том, что все сказанное им прежде было ошибкой, каким-то недоразумением или что она неверно его поняла.

— Но неужели ты в самом деле думаешь, что такой человек, как Лукас Хоторн, станет рисковать собственной жизнью, доверив ее тебе? Ты сама на его месте согласилась бы рискнуть?

Ярость пронзила все ее существо подобно удару молнии. Но лучше уж гнев, чем это непривычное для нее отчаяние.

— Благодарю тебя, папа, — начала она, — за оказанное мне доверие…

— Тебе незачем меня благодарить, я сам знаю, что для тебя лучше, — сказал он, не замечая, что внутри у нее все бурлит от возмущения. — Возвращайся к себе в контору, а Кларк позаботится о том, чтобы ты получила работу. — Он бросил взгляд на карманные часы: — Я должен вернуться в здание суда. Твой брат ждет меня. Во второй половине дня у нас назначена важная встреча с губернатором, я рекомендовал Макса во вновь образованный комитет по банковскому делу.

Уокер Кендалл вытер усы, бросил на стол салфетку и поднялся с места:

— Можешь заказать себе все, что хочешь. Жан-Жорж запишет нужную сумму на мой счет. Ты готов, Кларк?

Помощник окружного прокурора молниеносно вскочил, оставив еду в тарелке почти нетронутой.

— Да, сэр.

Уокер забрал свой цилиндр и трость, кивнул метрдотелю и вышел. Элис чувствовала себя настолько ошеломленной, что даже не заметила, как Кларк протянул руку и дружески похлопал ее по плечу. Она была вне себя от ярости и унижения. Однако гордость взяла верх, когда она вспомнила, что Лукас Хоторн сам обратился к ней за помощью, а Грейсон Хоторн был осведомлен обо всех ее успехах на юридическом факультете университета.

Но, судя по реакции Уокера, ей не следовало браться за это дело, чтобы не привести его в бешенство. Кроме того, не исключено, что Лукас Хоторн был действительно виновен, в любом случае он был человеком опасным. Да и обвинение в убийстве выглядело слишком серьезным. Элис превосходно все это понимала. Но родной отец не верил в нее! Сомневался в том, что она способна найти себе работу или преуспеть без его помощи. Облегчить ей карьеру! Боже правый, до чего она дошла!

Будучи воспитанной в кругу мужчин, Элис знала, что многие бостонские обыватели находили ее странной, но до сих пор это ее не особенно заботило, поскольку она всегда могла рассчитывать на любовь и поддержку родных. Теперь же ей показалось, что весь мир вокруг нее вдруг сорвался со своей оси. В глубине ее существа снова проснулось присущее ей упрямство — то самое упрямство, которое за последние годы не раз доводило ее до беды. Но в то же время именно упрямство помогло ей прожить долгие годы без матери и успешно окончить юридический факультет. Она знала, что в состоянии справиться и с этим делом тоже. В конце концов, она была хорошим адвокатом. И не раздумывая Элис решительно покинула «Локе-обер», подозвала экипаж, заняла место в тесной крытой коляске, обитой изнутри потрескавшейся кожей, и приказала ехать в сторону пользующегося дурной славой заведения, известного под названием «Найтингейл-Гейт».

Лукас заметил ее сразу же, как только она вошла, и пробормотал себе под нос ругательство, ощутив знакомый жар в теле. В платье с длинными рукавами и высоким воротником, невзирая на удушающую жару, Элис Кендалл выглядела в этом заведении слишком чинной и благопристойной, особенно на фоне обивки из мягкого алого бархата и дымчатых зеркал, отражавших позолоченные арочные проемы и свисавшие с потолков хрустальные люстры. Глаза ее округлились от удивления, из чего следовало, что ей никогда прежде не приходилось бывать в местах, где женщины ходили почти раздетыми, а мужчины откровенно ими любовались.

Лукас непременно улыбнулся бы, не будь он так чертовски сердит на нее. Он сидел у себя в рабочем кабинете на верхней галерее, откуда открывался вид на большой зал мужского клуба. У него имелся и другой, личный кабинет в его апартаментах на втором этаже. Однако большую часть времени он проводил здесь, наблюдая и отмечая про себя, кто приходил в его клуб и когда. Но вряд ли он мог быть удивлен больше, чем сейчас, когда в его заведении неожиданно объявилась Элис Кендалл. Ему до сих пор с трудом верилось в то, что Грейсон хотел видеть эту одетую с пуританской строгостью особу его адвокатом и считал ее достаточно опытной. Да, судя по ее внешности, ей скорее следовало преподавать в воскресной школе, а не выступать в суде!

И как она расценит его образ жизни? Лукас знал, что если его все же отдадут под суд, именно этот вопрос будет обсуждаться в первую очередь. Хотя Элис Кендалл была лишь немногим моложе его, Лукас видел в ней юное и наивное создание, каким он сам не был уже многие годы — если вообще когда-нибудь был.

Лукас откинул назад непокорные волосы и смачно выругался. В свои тридцать лет ему довелось узнать и пережить больше, чем любому из его знакомых. Он любил женщин и отличался эксцентричностью. У него порой возникало ощущение, что он все время ходит по лезвию бритвы, потому что не знает никакого иного способа почувствовать жизнь.

Но иногда в нем пробуждалась тоска по утраченной чистоте. И он не смог бы отрицать того, что, как только он переступил порог адвокатской конторы, что-то в облике Элис сразу привлекло его внимание. И в тот же миг он заметил реакцию ее тела — сильную в своей первозданности. Ее янтарные глаза сначала округлились, затем потемнели от внезапной догадки, которая, похоже, застала ее врасплох.

Он тут же пришел к выводу, что эта женщина красива той неброской красотой, которую можно оценить, лишь не обращая внимания на пуританское платье и уложенные в строгую прическу волосы. Кроме того, в ее глазах порой вспыхивали соблазнительные диковатые огоньки, до странности не соответствовавшие строгой внешности ее облика.

Это сочетание, так поразившее его при их первой встрече, представляло собой загадку, которую он должен был разрешить. Ему хотелось выяснить, что означали эти огоньки — не больше и не меньше. Вот почему его внимание сейчас было обращено на нее.

Один из постоянных посетителей клуба, уже успевший влить в себя изрядную дозу дорогого виски, принялся шарить руками по просторной темно-синей юбке Элис. Лукас заметил, что ее и без того огромные глаза сделались еще больше, и немедленно поднялся с места.

— Хауард!

Это было произнесено таким тоном, что все замерли и обернулись в его сторону. Хауард тут же опустил руку.

Лукас весьма сдержанно относился к этому человеку, который часто наведывался в его клуб. Не то чтобы Хауард сильно выделялся среди других, просто Лукасу не нравилось, какими глазами он смотрел на женщин, когда думал, что его никто не видит.

— У тебя новая девушка, не так ли? — со смехом осведомился Хауард.

Щеки мисс Кендалл покрылись густым румянцем, хотя это был скорее румянец гнева, чем смущения. На какую-то долю секунды Лукас даже готов был поклясться, что она вот-вот накинется на своего обидчика.

— Выглядит слишком чопорной, — заметил Хауард, — но, в общем, очень недурна.

— Она не одна из моих девушек, — спокойным, властным тоном заявил Лукас, — но я прошу вас оставить ее в покое. — Он взглянул на своего верного помощника: — Брутус, проводите мисс Кендалл наверх.

Глаза Хауарда вспыхнули бешенством, но без единого слова протеста он отошел на почтительное расстояние. Лукас знал, что хотя он и владел самым популярным заведением во всей округе, пользовавшимся покровительством многих солидных людей, среди постоянных посетителей «Найтингейл-Гейта» не было ни одного, кто бы не испытывал перед ним страха. В большинстве случаев это играло ему на руку. Но бывали минуты, когда…

Усилием воли Лукас прервал ход своих мыслей. В течение многих лет он ковал в горниле свою жизнь, доводя ее до совершенства, пока не получил именно то, в чем нуждался. И разве с его стороны не глупо чувствовать себя пресытившимся тем, что он сам для себя создал? Оба его брата были уже женаты, но Лукас отнюдь не горел желанием последовать их примеру. Он никогда не испытывал недостатка в женском обществе и, обладая здоровым сексуальным аппетитом, умел в полной мере наслаждаться женщинами, однако не имел потребности в наследнике и, как следствие, в жене. Тут он вспомнил о своих невестках, к которым относился с большим уважением. Лукас искренне желал своим братьям счастья. Однако и Грейсону, и Мэтью пришлось пройти через огонь и воду, прежде чем их добиться. Все, что мог сказать на это Лукас: «Нет уж, спасибо!»

Несколько минут спустя Брутус ввел Элис Кендалл в кабинет Лукаса. Когда она вошла, он даже не шевельнулся, только жестом указал на одно из двух мягких кожаных кресел, стоявших перед письменным столом. Элис не обратила на него внимания, вместо этого она уставилась вниз, за невысокую перегородку, словно Алиса в кроличью нору.

Лукас посмотрел в ту же сторону и увидел Джанин, самую молоденькую из его танцовщиц, которая потихоньку подбиралась к Хауарду. Им едва не овладел приступ гнева. Ему так и не удалось внушить этой особе, что в его заведении мужчины могут только смотреть на женщин, но не прикасаться к ним. Она с удовольствием поощряла их делать и то и другое, и Элис Кендалл могла вволю полюбоваться тем, как темноволосая красотка позволяет себя ощупывать.

Едва заметным движением руки Лукас приказал Брутусу вернуться на свой пост и снова перевел взгляд на гостью:

— Мисс Кендалл?

Она повернула к нему голову:

— Да?

— Я польщен тем, что вы находите «Найтингейл-Гейт» привлекательным, если только не явились сюда для того, чтобы получить работу танцовщицы…

Тут ее глаза снова округлились от изумления, ужаса или… любопытства? Нет, конечно же, нет!

— …то я бы попросил вас перейти прямо к цели вашего визита. Я очень занятой человек.

Он явно хотел, чтобы она покинула это место как можно скорее. Однако Элис Кендалл отнюдь не выглядела испуганной таким бесцеремонным приемом. Она с достоинством королевы уселась в кресло и посмотрела ему прямо в глаза.

— Я согласна представлять вас в суде, — заявила она важным тоном, руки ее были сложены поверх дамской сумочки, которую она положила себе на колени. Лукас почувствовал, как дыхание с шумом вырвалось из его груди.

— О черт!

— Одного обычного «спасибо» было бы вполне достаточно.

Звуки, доносившиеся снизу, как бы отошли в его сознании на второй план, пока он пытался понять эту женщину, сидевшую в кресле напротив него. Она представляла собой странное сочетание чопорности, добропорядочности и напористости и потому совсем ему не нравилась.

— Благодарность, — отозвался он холодно, — обычно исходит от того, кому есть за что благодарить.

Элис взглянула на него с деланной улыбкой, плечи ее были откинуты назад, открывая взору очертания небольших, но изящных грудей. Затем она произнесла:

— Теперь я начинаю понимать, почему вы не придаете значения слухам.

Глаза Лукаса угрожающе прищурились.

— И почему же?

— Утверждают, будто бы вы обладаете большим обаянием. Однако я этого совсем не замечаю.

Лукас насмешливо улыбнулся в ответ:

— Боюсь, обвинение в убийстве не прибавляет мне обаяния.

Нисколько не смутившись, она пожала плечами:

— Здравая мысль. Однако мне казалось, что к этому времени вы уже должны были привыкнуть к конфликтным ситуациям с законом.

Лукас приподнял брови. Им вдруг овладело желание рассмеяться. Сегодня утром она уже проделала с ним нечто подобное, с такой поразительной прямотой выложив все, что было у нее на уме, что это его даже слегка позабавило — особенно если иметь в виду, что прошло достаточно много времени с тех пор, как ему в последний раз осмелились бросить вызов. А эту крошку он, похоже, нисколько не испугал, более того, не произвел на нее особого впечатления. И внезапно он почувствовал себя заинтригованным.

— Правда, это случалось, и не раз, — согласился он, желая ее раззадорить, — но, судя по вашим манерам, я могу заключить, что у вас также возникали нелады со светским обществом. — Он раскачивался взад и вперед в своем кресле, руки его небрежно покоились на подлокотниках, взгляд, устремленный на нее, стал лукавым: — Вы уверены в том, что вы настоящая леди, мисс Кендалл?

На какую-то долю секунды она вся побелела от возмущения, но затем ее янтарные глаза вспыхнули и загорелись, пока не превратились в два зеленоватых огонька в мерцающем свете газовых ламп.

— Я уверена лишь в том, что вы вряд ли узнали бы леди, если бы она вдруг вскочила с кресла и дала вам пощечину.

Он усмехнулся, между тем его взгляд переместился на ее губы, по форме напоминающие бутон, и без малейших следов помады. Им вдруг овладело желание узнать, каковы они на ощупь.

— Я не привык получать пощечины, моя прелесть, — ответил он скрипучим голосом, едва подавив приступ бешенства, — но, коли вам угодно, я разрешаю вам прямо сейчас вскочить с кресла и попробовать.

Глаза Элис округлились, из груди ее вырвался какой-то странный звук, похожий на сдавленное рычание, и он готов был держать пари на любую сумму, что она испытывала сейчас отчаянное желание убрать ехидную ухмылку с его лица.

Она то открывала рот, то снова закрывала, прежде чем ей, наконец, удалось выговорить:

— Вы… вы…

— Не сомневаюсь, что присяжные в суде будут поражены вашими ораторскими способностями, мисс Кендалл. Я, по крайней мере, отдаю им должное. По правде говоря, я не могу представить себе более подходящей кандидатуры на роль моего защитника.

— Вы самодовольный, эгоистичный, наглый…

— Вы забыли добавить еще: надменный, заносчивый, самовлюбленный — кстати, последнее слово мне нравится больше всего, раз вы решили исчерпать весь словарный запас.

— Э-э…

— Я вам помешал?

Элис тут же плотно сжала губы и обернулась в сторону Грейсона, который только что показался в дверном проеме, держа в своих затянутых в перчатки руках цилиндр.

Ей стоило немалого труда взять себя в руки и успокоиться.

— Мисс Кендалл! — приветствовал ее Грейсон, явно довольный встречей. — Что привело вас сюда?

— Я пришла, чтобы сообщить о том, что готова взяться за дело вашего брата. — Она метнула на Лукаса убийственный взгляд: — Или по крайней мере я собиралась это сделать.

— Не позволяйте Лукасу сбить вас с толку, мисс Кендалл. Он будет идеальным клиентом. — Грейсон многозначительно посмотрел на брата: — Обещаю вам.

Хорошее настроение Лукаса постепенно улетучивалось по мере того, как на лицо Элис Кендалл возвращалось удовлетворенное выражение.

— Завтра утром я первым делом прикажу приготовить для вас письменный стол у себя в конторе, — добавил Грейсон.

— О чем вы говорите? — осведомилась Элис.

— О вашем рабочем месте. Не думаете же вы, что сможете успешно защищать моего брата, сидя в этой чер… в этой конуре, которую вы называете конторой?

— Лично мне нравится моя контора, — возразила она натянутым тоном. — И если вы хотите, чтобы я занималась этим делом, позвольте мне поступать так, как я считаю нужным. Ясно?

Лицо Грейсона, и без того волевое и властное, сделалось угрожающим. Как самый старший из трех братьев Хоторн, он всегда был самым ответственным. Впрочем, Лукас знал, что Грейсону никогда не удавалось угодить их отцу, любимцем всегда оставался Мэтью, средний брат — по крайней мере, так было до скандального происшествия, оставившего шрам на его лице. Сам Лукас попытался угодить отцу всего один раз.

— Нет, мне кажется, это вы не вполне меня поняли, мисс Кендалл…

— Довольно, — перебил его Лукас. — Похоже, вы оба не приняли в расчет одну простую вещь.

Он обогнул письменный стол, остановившись прямо перед креслом Элис. Затем наклонился и положил руки на резные подлокотники красного дерева, так что она оказалась у него в плену. Элис пришлось вытянуть шею, чтобы встретиться с ним взглядом, однако она все же посмотрела ему в глаза, и притом без малейшей доли страха.

— И какую же, мистер Хоторн?

— То, что в этом деле всем заправляю я. Не вы. И не Грейсон.

Они находились так близко друг от друга, что он без труда мог ее поцеловать. И ему отчаянно хотелось это сделать. Ощутить под своими пальцами ее шелковистую кожу, жар ее губ…

Лукас понятия не имел, откуда взялось это неподвластное ему чувство. Он не в силах был отвести взор от едва заметных веснушек, проступавших на ее молочно-белой коже, от ее янтарных глаз. Его привлекала страстность, скрывавшаяся под внешней благопристойностью.

Реакция его оказалась немедленной и очень сильной, и от его внимания не ускользнуло и ее напряженное состояние. Интуиция подсказала ему, что, несмотря на всю свою браваду, она боялась его, всячески стараясь это скрыть.

Элис между тем, подавив страх, гордо расправила плечи:

— Тогда вы просто глупец, мистер Хоторн.

Ее слова задели Лукаса, и, выпрямившись, он заявил:

— Меня давно никто не называл глупцом, мисс Кендалл.

— И напрасно. Вас обвиняют в убийстве, мистер Хоторн. Не в мелком воровстве. И не в том, что вы рвали цветы с клумб в Паблик-Гарденз. Адвокат здесь я, а не вы. И если вы хотите, чтобы я представляла вас в суде, вы будете делать то, что я вам говорю.

Ее желчный тон поразил Лукаса, и горькая правда ее слов, наконец дошла до его сознания. Он невольно задался вопросом, как мог дойти до такого: его обвиняют в убийстве, имя напечатано крупными буквами во всех газетах, освещающих одно из самых сенсационных дел в истории Бостона. Несколько лет назад его старший брат Мэтью оказался замешанным в крупном скандале, потрясшем весь город. Грейсон женился на женщине, которая прославилась своей изумительной игрой на виолончели. Теперь, похоже, настала его очередь.

Но разве это могло сравниться с обвинением в убийстве и перспективой лишиться свободы. Или жизни. Он знал, что скорее, всего будет отдан под суд, имея в качестве защитника женщину, и не мог понять, почему Грейсон считал это удачной идеей.

Но выбора у него не было. Откровенно говоря, Лукас уже обращался к нескольким известным юристам, однако во всем Бостоне не нашлось адвоката, который согласился бы взяться за это дело, тем более что у Содружества имелся свидетель и ни для кого не было тайной, что Уокер Кендалл хотел свести с ним личные счеты. А кто бы посмел противостоять окружному прокурору?