Линдси Фэй
Тайна семи
Посвящаю Габриэлю; он всегда знает, что я могу
Раз — это грусть,
А радость — два.
Три — девчонка
Сорвиголова.
Четыре — мальчишка
Скок-поскок!
Пять — серебро
Попал на крючок.
Золото — шесть, сундук на замок.
Семь — это тайна, и всем молчок! [Английская детская считалочка.]
Цветная мать Новой Англии своему младенцу
Светло блестит в темноте глаз твой,
Сердечко радостно бьется.
Пусть беды и зло обойдут стороной
Тебя, сынок мой родной.
Смейся сейчас — придут года,
И навалятся все несчастья,
Стыд и позор, плач, нищета
Подступят к дверям, налетят на тебя,
Словно буря или ненастье.
Тому, чья кожа хоть чуть темней,
Чем у белого человека,
Счастья нет до конца дней,
Лишь слезы и пот на вечные веки.
Счастлив младенец в начале пути,
Но судьба его решена,
От тягот и бед никак не уйти,
Ибо кожа его черна.
Популярная песня аболиционистов
© Рейн Н. В., перевод на русский язык, 2014
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2017
Избранные слова и выражения брызгального наречия [Выдержки из книги Джорджа Вашингтона Мэтселла «Тайный язык преступников: Vocabulum, или Бандитский лексикон». (G.W.Matsell & Co., 1859.)]
Аид — еврей
Аутем (от лат. autem) — церковь
Башка — голова; пустоголовый, легкомысленный человек
Бене (от итал. bene) — хороший, отличный
Бережно — осторожно
Божья коровка — содержанка
Болтовня — разговор
Браток — мужчина
Вонять — бояться, испугаться
Вставить, вставиться — присоединиться
Грязнуха — неряшливая женщина
Деревня — сельский житель, простофиля
Дерзкий — вспыльчивый; сварливый
Дернутый загон — сумасшедший дом
Джек Денди — нахальный парень
Жирно — дорого, богато
Заткнуть — душить; задыхаться
Звездочетки — проститутки
Звенелки — деньги
Кемарить — молчать
Клёвый — симпатичный, привлекательный
Красная тряпка — язык
Кролик — буян
Курица — женщина
Логово — дом
Лопотать — говорить на неизвестном языке
Лукавить — бить
Мертвый кролик — сильный и буйный мужчина, буян
Молли — девушка; женоподобный парень; содомит
Мышить — вести себя тихо; не шуметь
Мэб — шлюха
Мякий — буйный; веселый; общительный
Нажратый — больной
Нед — золотая монета в десять долларов
Нишкнуть — молчать; вести себя тихо
Нора — дом
Ночная бабочка — проститутка, которая работает на улицах только по ночам
Нюхач — полицейский осведомитель
Орган — трубка
Перчиться, с перчиком — теплый; страстный, горячий, горячиться
Петелька — вздор, чепуха
Пискун — ребенок
Подавить, подави — убить; «…, и точка!»; хватит
Посвященный — тот, кто знает
Птенчик — ребенок
Пухлый, пухло — богатый; много денег
Пыльный — опасный
Пытливый — подозрительный
Разбавить — ошеломить; одурманить
Рубить — тошнить, блевать
Ручкаться — пожать руку
Рычать — дерзить; пугать; блефовать
Сан (от франц. sans) — без чего-либо; ничего
Сладкий — пьяный
Сломать башку — озадачить, запутать
Смазанный — выпоротый
Совы — женщины, которые выходят на улицу только ночью
Сок — выпивка
Спокойный — убитый
Стейт — город Нью-Йорк
Стопарик — пьяница
Талант — непривередливый; свободомыслящий, умный человек
Туша — тело
Успокоить — убить
Физия — лицо
Французские сливки — бренди
Черепушка — лицо
Чиркало — мошенник, который обманывает сельских жителей при помощи меченых карт или костей
Чиркануть — запомнить
Чмокать — клясться на Библии. «Мирошка приказал мне чмокнуть телячью кожу» (Мировой судья приказал мне поклясться на Библии)
Шамовка — еда; шамать — есть.
Шмотки — одежда
Шумный — растерянный; озадаченный; сбитый с толку
Щекотать — доставить удовольствие; забавлять
Эльфить — ходить неслышно; на цыпочках
Язва — ругань
Пролог
В тот день, когда с ней случилось самое худшее — а под худшим я подразумеваю трагедию, ради предотвращения которой вы готовы умереть, готовы даже убить, самую невыносимую и несправедливую жестокость, — Люси Адамс работала в цветочном магазине. И расставляла в витрине и на прилавке букеты алых и оранжевых тепличных роз, чьи цвета и оттенки могли бы посрамить самый яркий и эффектный закат в разгар лета.
Как же мало я знал о ней в тот день, когда мы встретились. Как удручающе мало! Детали появятся позже. Много позже того, когда я обещал ей, я, Тимоти Уайлд — полицейский, жетон с медной звездой под номером 107, защитник каждого, кого, черт побери, считаю несправедливо обиженным, — пообещал ей все исправить. Пообещал, что не остановлюсь ни перед чем, чтобы помочь ей, а в конце попросил ее рассказать мне все по порядку.
Просто поведать, как оно было, и я постараюсь все исправить.
Господи, до чего ж самонадеянны бывают мужчины, проработав всего полгода в полиции! [Здесь и далее: многие прежние события и люди, о которых так или иначе будет упоминаться в книге, описаны в романе Л. Фэй «Злые боги Нью-Йорка».]
Невозможная работа. А может, просто слишком сложная для таких, как я. Должен отметить, что мой брат Валентайн справляется с ней куда как лучше, этот неоперившийся юнец, звезда нью-йоркской полиции; но он является капитаном отделения Восьмого округа и распутывает любое самое гнусное и безнадежное дело с той же легкостью, с какой котенок разматывает клубок пряжи.
Нет, не совсем так. В данном случае братья Уайлд — младший и старший — вместе приняли несколько весьма здравых решений.
Я, конечно, мог бы притвориться, что пересказ истории Люси Адамс важен для потомков. Даже для правосудия. Но это было бы ложью и полным вздором. Туманная пелена и дым затеняют пейзаж, где кругом понатыканы склепы. Главным для меня было то, что вся эта черная сага до сих пор то и дело встает перед глазами.
И в последний раз, когда это случилось, я решил все записать.
Итак, 14 февраля 1846 года, в шесть вечера, миссис Адамс стояла за прилавком цветочного магазина и срезала шипы со стеблей роз. С утра день Святого Валентина выдался холодным и ясным, но к вечеру весь Манхэттен продувался промозглым ветром, снежинки закружили в воздухе, добрались до Чемберс-стрит и вместе с морозом разукрасили витрину инеем. Магазин должен был закрыться еще час назад, но до сих пор в него валом валили мужчины в длиннополых пальто с разрезами сзади и набирали целые охапки цветов — знаков напоминания о лете. Хлопали шарфы, мелькали цепочки от часов, целые акры выращенных в теплицах цветов выносились за дверь на мороз и в снег.
Работая, миссис Адамс напевала под нос мелодию. Слишком старую, чтобы кто-то мог вспомнить, как когда-то называлась эта песенка, но с губ она слетала легко и естественно, как дыхание. Она уже радостно предвкушала ужин — сегодня повариха обещала запечь для семьи пару уток, и воображение подсказывало, как приятно пахнет сейчас в доме апельсиновой кожурой и сушеной мятой. Прямо в ноздрях уже защекотало от этого аппетитного запаха.
Часы тикали, проходили минуты за минутами, и вот она принялась заворачивать стебли букета в кроваво-красный шелк. И делала это так, словно проводила обряд заклинания. Пальцы двигались уверенно, шелковая ленточка заранее отмеренной длины была мягка и эластична, как кожа. Этот букет на сегодня последний. И она с особым тщанием завязала бантик. Изящное элегантное дополнение — последний штрих.
Владелец магазина мистер Тимпсон, бывший обитатель Манчестера, пожилой мужчина с добрыми глазами и серым цветом одрябшего лица — исключение составлял лишь нос в красных прожилках, — покосился на часы рядом с желтыми лилиями и удрученно зацокал языком. Он только что поблагодарил трио последних покупателей, модников в бордово-коричных пальто и брюках цвета слоновой кости, и вот, наконец, магазин под названием «Лучшие цветы у Тимпсона» опустел. Весь день он напоминал фондовую биржу.
— Я сам подмету, дорогая, — сказал он своей единственной помощнице миссис Адамс. — Через четверть часа на улице начнется сущий кошмар, а мне, чтобы поужинать, всего-то и надо, что подняться на второй этаж. Так что ступай-ка ты домой.
Миссис Адамс принялась было возражать, что не успела навести порядок, прибраться перед завтрашним днем. Да и снег ничуть не сильный, и дом ее совсем недалеко, всего-то и надо, что свернуть за угол от Чемберс-стрит, а дальше прямо по Уэст Бродвей. Но мистер Тимпсон продолжал стоять на своем, весело похлопывал в ладоши, даже несколько раз шикнул на нее. К тому же было уже довольно поздно — еще бы, самый хлопотный и прибыльный день в году, — и миссис Адамс действительно хотелось поскорей оказаться дома.
И она ушла.
Быстро проскользнула мимо витрин, даже не заметив, что там творится, как не замечают тиканья будильника в спальне, и поспешила к дому. Знакомый ритм, знакомый и привычный, как собственный пульс, маршрут. Универмаг мистера Фримена «Приятные пустячки: старое и новое». Дальше — «Мануфактура: иглы и рыболовные крючки». Затем отель под названием «Музей». Снег кружил над булыжной мостовой, словно его поддувало откуда-то снизу, и она плотней запахнула на себе меховое манто. Прошла мимо мужчины, толкающего перед собой тележку, нагруженную мешками из джута; он выкрикивал: «Песок! Кому белый песочек!» В ответ на этот призыв из лавки, где продавались ткани, вылетел какой-то мужчина и едва не врезался в Люси. Но она успела отскочить в сторону. Джентльмен с бакенбардами извинился, суя в ладонь торговца монеты, чтобы приобрести мешок песка, которым собирался посыпать тротуар перед входом в свою лавку, дабы покупатели, не дай бог, не поскользнулись.
