Можно было переключить канал и посмотреть, что там на самом деле. Цементные блоки подземелья.

Но я хорошо скрывалась и не трогала каналы — они так и показывали холмы и деревья-зонтики.

Надсмотрщица в подземелье была очень толстой, с обвисшими щеками и подушками жира спереди и сзади. Она чуяла мой страх, приходя ко мне с пузырьком яда — «шприц для оральных инъекций», так она его называла. «Не о чем беспокоиться, Беатрис», — говорила она, выдавливая яд мне под язык.

Но я чувствовала, как яд растекается по телу, превращая кровь в темно-зеленую жидкость, как те деревья. И я тоже становилась толстой, как и надсмотрщица, и все время хотела спать.

А потом вернулся мой тюремщик и привез меня сюда, где теперь держит пленницей. Пока не найдет способ избавиться от меня насовсем.

Он хочет избавиться от тебя сегодня, — шипит Мария Магдалина. — Помешай ему, Беатрис. У тебя есть план.

— Прости, Беат, — слышится голос моего тюремщика, заглушая Марию. Он убирает телефон обратно и вытряхивает яд из флакона на ладонь. — Готова?

Сегодня яд желтый, трупного цвета. Особенно сильный. Чтобы я не сопротивлялась, когда он придет за мной.

Но я образцовая пленница: открываю рот, и он кладет таблетку трупного цвета мне на язык.

— Вот твоя содовая. — Он передает мне бокал, и я глотаю, а потом открываю рот, показать, что таблетки нет.

— Хорошо. — Он улыбается. — Я забронировал столик в «Сьерра-Мар» на сегодня, на пять тридцать. Тебе захочется нарядиться — Отис уже вызвал твоего визажиста.

Я склоняю голову в знак согласия.

— Ты будешь великолепно выглядеть, Беатрис. Как и всегда. А, и кстати, София прислала поздравительную открытку. Она приедет через несколько дней. — Он показывает мне телефон. — Воздушные шарики.

Внутри экрана падают и падают пузырьки. Фиолетовые, розовые и зеленые — в точности как яд, бурлящий внутри меня.

— Убери это! — визжу я, и пилюля выскальзывает из-под языка и проваливается в горло. Начинаю кашлять, подавившись, и тюремщик вновь передает мне кубок с питьем.

— Выпей еще, Беат. — Я снова пью, и таблетка проскальзывает в горло.

— А теперь отдыхай. Я зайду позже. — И он уходит.

Яд, Беатрис, — звучит резкий голос Марии. — Ты должна его выплюнуть. Быстро!

Я поспешно иду в ванную, где становлюсь на колени перед биде. Засовываю два пальца как можно глубже в горло, и все выходит наружу — и газировка, и остатки завтрака, и гной и грязь от яда, который уже начал действовать. Вытаскиваю желтую таблетку. Мой тюремщик умен, во всех раковинах и трубах он установил ловушки и проверяет воду по семь раз в день. Я нажимаю на слив и, зажав таблетку в руке, иду в гардеробную. Открываю шкаф с обувью, нажимаю кнопку, и туфли начинают крутиться на подставках. Останавливаю их и выбираю одну из них. Нежно-розовая лодочка с высокой стеклянной шпилькой. Носок острый, и я прячу таблетку поглубже. Там даже мой тюремщик ее никогда не найдет.

Глава пятая

Когда я добралась до коттеджа, меня слегка потряхивало и я замерзла — прямо как хороший мартини, мелькнула мысль. Вот только первоклассные мартини не трясли, а взбалтывали, и мне неожиданно захотелось выпить.

От резкого звука я дернулась. Звонил старый телефон — тот, который не работал. Я опасливо уставилась на него: настойчивый звон не прекращался, и какое бы привидение ни звонило, отказов оно не принимало. Пришлось взять трубку.

— Он вернулся, — сообщил Отис.

— Я думала, телефон не работает.

— Кабель истерся, включается и выключается сам. Если он работает и нажать звездочку — позвонишь сюда на параллельный телефон. Так или иначе, Эван вернулся. Попал в аварию по дороге — мотоцикл повело на неутрамбованном гравии.

— Знаю, я видела. Сначала не узнала его. — Но Отис не слушал.

— Ему повезло, что шею не сломал. Хочет тебя увидеть. Не надо никак наряжаться или что-то делать, просто приходи поскорее. Он терпеть не может, когда его заставляют ждать. — И Отис повесил трубку.

Я нажала звездочку, чтобы ему перезвонить, но телефон снова отключился.

А что, если Рочестер винил в своем падении меня?

Ну и что? Что он мог мне сделать? Не убить же на глазах у Отиса.

Я натянула сухие вещи, провела расческой по мокрым волосам и, убедившись, что нос больше не течет, направилась сквозь туман к главному дому.

Когда я зашла с черного входа, Отис был на кухне, снимал фольгу с бутылки шампанского «Кристалл».

— Ты как раз вовремя, можешь отнести ему это, — кивнул он, открывая бутылку. — Эван в зале, сразу за лестницей, двойные двери. Услышишь музыку — иди на звук.

Я взяла бутылку.

— И как мне к нему обращаться?

— Эван, как и большинство. Он ненавидит имя Эвандер.

Я отправилась в глубь холла, вслед за нежным голосом Лорин Хилл и ее Killing Me Softly. Одна из моих любимых песен. Меня вдруг накрыло негодованием, будто он не имел права тоже ее слушать.

Помедлив на пороге зала, я представила его сидящим у тлеющего камина, думающим о вывихнутой лодыжке. Что ж, будь что будет. Распрямив плечи, я быстрым шагом вошла в комнату.

Высокие потолки, полностью стеклянная стена, открывающая вид на океан. Современная мебель, изысканные вытканные ковры. Абстрактные картины, яркими пятнами выделяющиеся на белых стенах. Камин действительно был — большой каменный очаг в дальнем углу зала, но Эвандер Рочестер не сидел напротив него, баюкая раненую ногу. Вместо этого он спокойно стоял на обеих ногах у щедро заставленного блюдами кофейного столика, и если он и раздумывал о чем-то, так это выбрать ребрышки ягненка или кусок похожего на кружево сыра. Немецкие овчарки застыли как изваяния по обе стороны у его ног.

Он обернулся на звук.

— Вина и музыки просил я — крепче и громче, чем вчера [I cried for madder music and emphasiser wine — цитата из стихотворения Э. Доусона Non Sum Qualis Eram Bonae, Sub Regno Cynarae.].

Я удивленно уставилась на него. Это что, цитата?

Он шевельнул пальцами, призывая отдать ему бутылку, и я передала мужчине шампанское.

— Хотите? — предложил он, махнув бутылкой.

Я помедлила. Он вообще помнит, что мы уже виделись сегодня?

— Почему бы нет. Спасибо.

Наполнив большой, похожий на чашу бокал, он передал его мне, и я сделала глоток на пробу. Великолепный напиток, свежий, прохладный; пузырьки сразу защекотали нос.

Он благодушно махнул рукой в сторону блюд.

— Угощайтесь. Фэрфакс превосходный повар.

— Я знаю, но уже поела, спасибо.

— Как хотите. — Мистер Рочестер выбрал холодные ребрышки, и собаки заскулили от нетерпения. Он скормил по ребрышку овчаркам, сначала то ли Микки, то ли Минни. Затем сам обгрыз свое и бросил косточку, но не через плечо в камин, как я почти ожидала, а обратно на тарелку, и вальяжно откинулся на спинку одного из диванов, стоящих напротив друг друга.

— Ну, не стойте там. Садитесь.

Я замерла неподвижно.

— Да бога ради! Пожалуйста, садитесь. И можем мы, пожа-алуйста, пропустить эти любезности? Мне нравится говорить все как есть, и я жду того же от всех.

Очень сомневаюсь — во всяком случае, во второй части. Но в любом случае было как-то неловко стоять, возвышаясь над ним, когда он сидел. Я опустилась на ближайший стул.

Мужчина окинул меня внимательным взглядом непроницаемых черных глаз.

— Так вы все-таки настоящая.

Получается, он меня узнал.

— А вы сомневались?

— Должен признать, уверен не был. То, как вы появились из тумана, вы и ваше призрачное животное. Будто от какого-то непонятного заклинания. И, конечно, я только что упал и ударился головой, так что не мог ясно мыслить.

— Самой себе я кажусь вполне реальной, если это поможет.

— Не особо. — Он не отводил взгляда.

— Как ваша лодыжка? — рискнула спросить я. — Не сломана, не… ничего страшного?

— Чертовски болит. Так что, если хотите еще продлить себе жизнь за мой счет, валяйте, смейтесь.

Я подавила смешок.

— Нет, спасибо, обойдусь. Но почему бы вам не снять эти ботинки, почувствуете себя лучше.

Мистер Рочестер бросил взгляд на ноги, будто они упрямо жили своей жизнью и самостоятельно облекли себя в плотную кожу. Он сел и принялся стягивать левый ботинок, морщась от боли.

— Погодите, давайте помогу. — Я поднялась и направилась к нему.

— Не подходите!

Собаки зарычали.

Вздрогнув, я опустилась обратно на свое место, чувствуя, как от злости быстрее забился пульс. И что же, по его мнению, я собиралась сделать?

Он стащил ботинок с левой ноги, затем с правой и снова развалился на диванных подушках, для разнообразия переведя взгляд на меня.

Смотреть в ответ уже было легче. На свету он казался еще красивее, чем в темноте: искусственное освещение подчеркивало линию его лба и неопрятную бороду. Он снял кожаную куртку в стиле молодого Брандо и теперь сидел в белой футболке с кармашком на груди и небольшой прорехой на плече, напоминая того же Брандо из «Трамвая „Желание“». В голове мелькнула картинка, как он запрокидывает голову и кричит: «Стелла-а-а!» Пришлось подавить еще смешок.

— И как вам здесь, нравится? — заговорил хозяин дома.

— Очень. Здесь невероятно красиво.

— Та хижина вам подходит? Вы же не ожидали ничего изысканного?

— Нет. То есть я не знала, чего ожидать. Но коттедж очень удобный и просто очаровательный.