Лиз Ивинг

Такая нежная любовь

Глава 1

В очередной раз Бобби трогал своими пальцами шоколадную глазурь. Так было всегда: стоило Черил начать готовить десерт, как ее сын не мог удержаться от соблазна попробовать его, рискуя столкнуться с родительскими нравоучениями за столом.

Молодая женщина улыбнулась, увидев два отпечатка на поверхности крема, но не спешила стереть их: это значило бы потакать мальчишке. И как это случалось почти каждый вечер, Брюс и она обменяются сочувственным взглядом, а затем он начнет в который раз внушать сразу всем троим детям правила поведения, которым надо следовать как в семье, так и в обществе. И чтобы самая старшая — Саманта, такая обидчивая, не залилась слезами, мать украдкой возьмет ее за руку…

Мало что менялось в этом ритуале, и если бы не «преступные действия» в отношении шоколадного крема, то семья Мандрелл была бы вполне счастливой.

Философствовать дальше у Черил не оставалось больше времени: Нэнси, младшенькая, шести лет, белокурая, с орехового цвета, как у матери, глазами, ворвалась на кухню и, будучи озорной бестией, не преминула сразу же подметить проступок Бобби.

— Ой! Мама, а Бобби опять начал! — воскликнула она своим пронзительным голоском.

Черил заговорила с напускным сомнением в голосе:

— Ты думаешь?

— Ну конечно, посмотри!

— А что тебе говорит, будто это он?

Какое-то мгновение малышка оставалась с раскрытым от удивления ртом, а затем объявила с победным видом:

— Потому что всегда это — он!

— Все же прежде чем обвинять, надо, моя милая, проверить.

Бобби и Саманта возвращались из школы вместе. Утонченная и хрупкая сестра внешне во многом походила на сопровождавшего ее брата: темно-русыми волосами, веснушками и голубыми глазами, которые они унаследовали от своего отца. Но насколько сдержанны были манеры старшей, имевшей мечтательный и чуть застенчивый вид, настолько ее младший брат, наивный и непосредственный, резко выделялся энергией, которую он растрачивал в основном на то, чтобы изводить обеих своих сестренок.

И на этот раз по дому тотчас же стали разноситься возгласы Саманты, у которой утащили ее полдник. К этому добавился лай спаниеля Квика, закадычного дружка мальчугана, и вся сцена завершилась обычным наказанием: Бобби должен был пойти выгулять собаку. Но делал он это столь охотно, что временами мать подозревала его в умышленном провоцировании скандалов, чтобы затем отправиться побегать с животным по улицам Гринвич-Виллидж.

Дом погрузился в тишину, и Черил смогла спокойно приступить к приготовлению блюда, которое она наметила на вечер: домработница уже очистила овощи, так что ей осталось лишь разогреть духовку и поставить цыпленка внутрь.

Солнце еще вовсю наполняло светом кухню; это был тот столь любимый молодой женщиной момент, когда, оставшись наконец одна, она, с одной стороны, могла немного побыть вне работы и, с другой стороны, как бы вне семейной жизни, которая чуть позже вновь возьмет свое. Она прислушалась к пению птиц на деревьях и сказала себе, что обязательно построит к следующему лету веранду для таких вот спокойных вечеров, если все пойдет благополучно… Как бы ей хотелось вновь обрести свою индивидуальность, больше не чувствовать себя придушенной, съедаемой этой жизнью, которая, по правде говоря, была не по ней.

Брюс и она выбрали этот дом пять лет тому назад, когда он представлял собой всего лишь заброшенный гараж, построенный, в свою очередь, на месте старинной конюшни, фронтальные стены которой остались нетронутыми и накладывали особую печать на эту старую постройку.

Черил отдавала все свое свободное время и все свои оформительские способности, чтобы полностью преобразовать его в очаровательное двухэтажное жилище, которым они так гордились теперь. Находясь в городе, они в каком-то смысле жили как в деревне, и это в самом сердце богемного квартала Нью-Йорка.

Призвав на помощь все свое самообладание, Черил прогнала прочь грезы, чтобы вернуться к действительности.

Итак, она накануне приготовила десерт, а Бобби его уже попробовал.

— Мамочка! — захныкала Саманта. — Я не могу найти мой гербарий. Наверняка это Бобби его у меня утащил.

— А для чего он ему? Он никак не мог понять, зачем ты собираешь этот, как он выражается, «салад».

— Могу поспорить, что он спрятал его, чтобы мне насолить.

Это было вполне возможно. Но Черил не могла беспрестанно ругать сына, даже если он часто был не прав.

— Послушай, Саманта, я тебе советую найти альбом до того, как он вернется. Его сильно заденет, когда он увидит, что его шутка не сработала.

— Ой, да?

Повеселев от этой мысли, девочка призвала на помощь свою младшую сестренку, и вдвоем они занялись разработкой ответного удара.

В результате, когда Брюс переступил порог, дом показался непривычно тихим. Прийдя из гаража, он сразу прошел через кухню, откуда доносился аппетитнейший запах птицы.

На какое-то мгновение Черил засмотрелась на него, крупного, атлетически сложенного. Каждый раз она с восторгом наблюдала за неожиданным контрастом между мощным силуэтом мужа и его голубыми, столь кроткими глазами, улыбающимися и так часто обращенными к ней с нежностью.

Брюс любил ее с неизменным пылом с того самого дня, когда увидел впервые; она знала это и нуждалась в этой любви.

Он поцеловал ее в лоб.

— Добрый вечер, моя радость. Готовишь цыпленка?

— Да, почти закончила.

— Тогда пойдем в гостиную выпьем по рюмочке. Чего бы ты хотела?

— Джин с тоником. А по какому поводу? Мы что-нибудь отмечаем?

Он подмигнул ей и с загадочным видом вышел снять свой плащ, который независимо от погоды таскал с собой из предосторожности вплоть до начала лета.

— Так как? — спросила Черил, подойдя к нему.

— Детей нет?

— Сейчас придут. Ужин будет готов через полчаса.

Она взяла бокал, который он ей протянул, и знаком пригласила сесть рядом на кожаный диван кремового цвета, который они приобрели в прошлом году.

— А теперь расскажи мне все!

— Какая любопытненькая!

В такие вот мгновения она его просто обожала: он выглядел таким счастливым от этой жизни, которую они себе вдвоем устроили, он — со своим рекламным агентством, мало-помалу окрепшим благодаря упорству и труду, она — с недавно приобретенным магазинчиком, а они вместе — соединившись у этого уютного и немного шумного очага, который одновременно был их убежищем и главным смыслом жизни.

Она положила голову ему на плечо.

— Ну что, ты хочешь, чтобы я умерла от нетерпения?

— Нет, киска моя. Я просто хотел воспользоваться этим секундным спокойствием, которое не будет длиться долго.

Он и не думал, что так попадет в точку: обе девочки неожиданно кубарем скатились вниз по лестнице и, бросившись в объятия отца, едва не опрокинув его бокал, ликуя, объявили:

— Мы нашли гербарий!

— Где же? — спросила Черил.

— В ванной, под бельем.

Вместо ожидаемого возмущения это открытие вызвало взрыв хохота обоих родителей, и Брюс посадил себе на колени надувшуюся Саманту.

— Ничего страшного, милая, главное — чтобы гербарий был в хорошем состоянии. А теперь пойди поиграй, я хотел бы побеседовать с мамой, нас ожидает хороший ужин.

— Знаю, — пробурчала она сквозь зубы, — по всему дому пахнет цыпленком.

На этот раз они подождали, пока обе девочки, продолжая радоваться, удалятся.

— Послушай, — сказал Брюс, став вновь серьезным, — ты не забыла, что в ноябре у нас состоятся выборы сенатора?

— Нет. Мне кажется, Говард, а не Мак-Лоуренс выставляет свою кандидатуру.

— У него были большие проблемы со здоровьем, так что он предпочитает отойти от дел, покуда еще может наслаждаться жизнью.

— Он совершенно прав.

— И нам надо будет выставить новое лицо.

— Нам?

— Да, в этом-то мой секрет: завтра утром у меня назначена встреча с будущим кандидатом, который существенно моложе и поддерживается Мак-Лоуренсом.

— Он собирается поручить тебе избирательную кампанию?

— Совершенно верно!

Она скептически покачала головой.

— Сначала ему надо выиграть на предварительных выборах.

— Благодаря Мак-Лоуренсу у него для этого есть все шансы.

— Может быть.

Брюс забеспокоился.

— У тебя совсем не радостный вид.

— Да нет, в конце концов я буду рада. Но до последнего времени ты по большей части рекламировал моющие средства или конфитюр. Политика — совсем другое дело…

— А именно здесь подключается Джордж!

— Джордж берется за это вместе с тобой?

— Конечно! Являясь пресс-атташе Мак-Лоуренса, он в точности будет знать, в каком направлении двигать эту кампанию.

Черил прямо-таки бросилась ему на шею.

— В таком случае, дорогой, я — в восторге! Ты понимаешь, мне не хватало именно такого рода уточнения.

Он обхватил ее руками и нежно поцеловал в лоб, нос, губы.

— Киска моя, я надеюсь, что всю свою жизнь ты будешь говорить мне, что ты в восторге…

— Мы сделали все, что нужно для этого, не правда ли? А твой кандидат — он как из себя?

— Не знаю. Я встречусь с ним вместе с Джорджем за завтраком. Это будет первое знакомство.

— Мне уже не терпится услышать твое мнение.

— Именно так, потому что лишь после того, как я увижу его, можно будет сказать, имеем ли мы шанс на успех или нет. В любом случае я устрою так, чтобы вы скорее познакомились, так как мне очень важно услышать твою точку зрения.

— Тебе нужно мнение женщины?..

— Во-первых, да. Это очень важно. Этот господин должен будет привлечь к себе женскую часть избирателей.

— Знаешь, сегодня уже недостаточно улыбки и белоснежных зубов, чтобы привлечь к себе женскую часть избирателей!

Смеясь, Брюс кивнул.

— Согласен, но признайся, что от этого хуже не бывает!

Она приняла скромный вид.

— Дорогой, я, например, вижу лишь белоснежные зубы своего мужа…

— Я знаю, но твоему воображению придется сделать гигантское усилие, чтобы ты представила себя на месте несчастных избирательниц, у которых нет меня в качестве мужа. — Затем он продолжал уже серьезнее: — Потом мне потребуется твоя интуиция. Ты редко ошибаешься в людях, и я хотел бы сразу узнать, какое впечатление на тебя произведет наш кандидат.

— Хорошо, договорились. Я постараюсь припрятать мое волшебное зеркальце, чтобы не вспугнуть твоего кандидата.

Бобби вернулся с собакой, которая принялась бегать по гостиной, преисполненная счастья при виде всех своих, собравшихся вместе дома.

Черил решила не отчитывать сына при всех за его шалости и ограничилась тем, что привела его одного на кухню.

— Это ты, — прошептала она, — пробовал десерт?

Застигнутый врасплох ребенок не знал, что и ответить.

— Ладно, — сказала она. — Куда мне надо его спрятать, чтобы ты больше его не трогал?

— Не знаю, мама, — искренне ответил он.

— Я знаю только одно: если бы так поступали все, то на вечер не осталось бы десерта!

При мысли о столь сокрушительной перспективе мальчуган залился краской.

— Подумай об этом, — добавила Черил, — и беги мыть руки: мы садимся за стол.

Ужин прошел мирно и спокойно.

Прежде чем пойти лечь спать, Брюс, как всегда, с вечера приготовил одежду, которую он собирался надеть на следующий день: костюм-тройку цвета морской волны в узкую полоску и очень строгую голубую рубашку, которая оживлялась галстуком с красноватым рисунком. На работу ему всегда нравилось одеваться в сугубо классическом стиле, но Черил предпочитала, чтобы по выходным он был в джинсах и куртке.

Она была уже в постели, когда Брюс вышел из ванной, одетый в одни лишь пижамные брюки из шелка-сырца, и она засмотрелась на него, подходящего к кровати своей упругой походкой, столь любимой ею… Ну разве могла она жаловаться?

Когда он лег возле нее, она протянула руку, чтобы погладить его мускулистый торс и плоский живот, который, как она знала, был очень чуток к прикосновениям ее ладони.

— Киска моя, — прошептал он.

Он обхватил ее руками, освободив ее худенькие плечики от воздушной сорочки, которая была на ней. Рядом с ним она выглядела настолько хрупкой, что даже после десяти лет супружества он все еще побаивался раздавить это удлиненное, гибкое, словно лиана, тело.

От поцелуев Брюса дыхание ее участилось; будучи столь же хрупкой, сколь и страстной, она оставалась влюбленной, как при первых встречах, и обладала природной способностью кружить ему голову.

Черил прижалась к нему так, чтобы ее тело как можно лучше повторяло изгибы ее любимого, чтобы в очередной раз глубже ощутить то восхитительное согласие, которое было их счастьем. Она ощущала своей горячей кожей его уверенные руки, и вновь и вновь ее охватывало все то же пьянящее чувство, будто это взаимное раскрытие останется навсегда их неистощимым сокровищем.

Она погружала пальцы в густые, слегка вьющиеся волосы, всегда пахнущие таким родным ароматом туалетной воды, и целовала его, отдаваясь без остатка. В очередной раз они бросились в волны взаимной гармонии тел и душ и, полные наслаждения, целиком погрузились в них, прежде чем выплыть, словно суденышко, на песчаный берег умиротворенности.

— О киска моя, ты так нужна мне, — прошептал он.

Она тоже нуждалась в нем, причем в это самое мгновенье больше, чем когда-либо.

Поймет ли он когда-нибудь, что со дня их свадьбы она приложила громадные усилия, чтобы нравиться ему и соответствовать той модели, в которую, как он полагал, Черил была выплавлена? Поймет ли он, что в той маленькой милой студентке, на которой он женился, скрывалась независимая женщина, артистическая натура, неспособная больше выносить это убогое существование, в котором прозябала?

Черил понимала, что совершила ужасную ошибку, но ни разу не сказала мужу об этом. Из года в год она находила тысячу причин скрывать правду от самой себя, но теперь была уже не в силах продолжать это.

Вот уже несколько месяцев она ломала голову над поиском выхода из невыносимо глубокого кризиса, о котором муж даже и не подозревал. С другой стороны, она слишком уважала Брюса, а также, наверное, слишком любила его, чтобы осмелиться так вот сразу поставить в известность о том, что до сих пор являлась кем-то другим, что хочет перевернуть всю их жизнь и жизнь детей, причем именно в данный момент, когда его собственное агентство находится на новом подъеме.

Но она уже достигла той точки, после которой обратного пути не было. В какой-то момент ей подумалось, что магазинчик поможет ей обрести себя. Однако как только обустройство помещения было завершено, вновь вернулась повседневность, та повседневность, которую она уже не могла более переносить. Ее артистическая натура, слишком подавляемая до последнего времени, должна рано или поздно взять верх, взорваться, и Черил спрашивала себя, сможет ли она избежать полного разрыва.

Еще и еще раз переворачивалась она в своей постели с боку на бок, безуспешно пытаясь обрести сон и стараясь не разбудить Брюса.

Глава 2

Брюс ушел раньше обычного из-за этого делового завтрака. Он частенько организовывал такого рода ранние встречи, позволявшие ему затем спокойно работать у себя в агентстве оставшуюся часть дня.

После отъезда автобуса, собиравшего школьников и увезшего обоих старших детей, Черил отвела Нэнси в подготовительную группу, прежде чем направиться в свой магазинчик, расположенный в четверти часа ходьбы от дома.

Она любила эту прогулку раз в два дня, позволявшую ей немного размяться и сохранить связь с этим городом, который она любила тем более, что не страдала от минусов городской жизни: тихая улица, на которой она жила, была окаймлена деревьями и палисадниками, как в каком-нибудь спокойном предместье, но повернув за угол Четвертой авеню, можно было видеть, как квартал становится оживленнее, особенно возле живописных ларьков и ресторанчиков.

Она облачалась в спортивный костюм, чтобы пробежать это небольшое расстояние, добегая иногда до Вашингтон-сквер, и переодевалась уже в магазинчике, где ее ждал целый гардероб.

От своей двоюродной бабушки она получила наследство, на которое можно было приобрести часть магазина, о чем она мечтала уже давно в надежде на то, что этого занятия будет достаточно для удовлетворения ее стремления к самостоятельности.

Брюс отнесся к подобной перспективе с большим энтузиазмом. После подачи объявления она познакомилась с Кэтлин Говард, ставшей ее компаньонкой. По происхождению шотландка, Кэтлин была без ума от природных материалов и быстро заразила своей страстью Черил.

Обе молодые женщины хорошо понимали друг друга и за два года сумели стать близкими подругами. Они могли буквально часами рассказывать своим завороженным клиентам о происхождении и строении какого-нибудь аметиста или блестящей слюды. Не без доли юмора они окрестили свой магазин «Сердце камня» и пользовались успехом, который заметно перешагнул пределы Виллиджа.

Поскольку Кэтлин не была связана никакими семейными узами, они смогли договориться так, чтобы Черил возвращалась домой ежедневно в четыре часа, чуть раньше своих детей, что давало ей возможность без спешки заняться ужином. Три раза в неделю приходила домработница, чтобы снять с нее наиболее тяжелую домашнюю работу, и жизнь Черил, устроенная таким образом, могла бы показаться совершенно гармоничной.

Она трусцой пересекла парковую аллею и вернулась к магазинчику, который открыла, радуясь утреннему солнышку. Она на время закрыла за собой дверь, чтобы переодеться в строгие брюки и блузку. Застегивая манжеты, молодая женщина наблюдала за лучами света, проникавшими сквозь шторы и игравшими на сверкающих кусках кварцита. Наконец она раскрыла витрины, позволив заиграть зеленому цвету хризопразов и оливинов, голубизне лазуритов и аквамаринов, фиолетовому сиянию аметистов, глубокому красному цвету сердоликов, золотистости топазов, прозрачности слюд, розово-лиловому цвету турмалинов.

Но сколь ни были красивы сами по себе все эти камни, их созерцание не могло утолить ту жажду созидания, что пожирала изнутри молодую женщину.

Она приготовила в подсобке чай, так как Кэтлин вскоре должна была уже прийти.

И действительно та появилась в тот момент, когда Черил наливала кипяток в заварной чайник. Это была высокая рыжеволосая молодая женщина с великолепными зелеными глазами, вызывавшими откровенную зависть Черил. К сожалению, шотландка безумно боялась потерять талию и жаловалась, что не могла поглощать столько же еды, сколько и Черил, без опасения моментально ощутить разрушительные последствия этого для своей фигуры.

Она также являлась в спортивном костюме для бега и была согласна заменить получасовой обед пробежкой в парке вместе с Черил. Такие соревнования породили новые отношения между подругами, ставшими неразлучными.

— Здравствуй! — бросила Кэтлин.

Она сняла повязку со лба, предоставив своим огненно-рыжим волосам, которые она стала расчесывать, возможность свободно струиться по плечам.

— Здравствуй, — невнятно произнесла Черил.

— У тебя вид, будто ты не в своей тарелке.

— Нет, это ничего.

— Послушай, может быть, это и «ничего», но мне кажется, что в последнее время ты постоянно о чем-то думаешь.

Она говорила с каким-то неотразимым акцентом, который удесятерял ее шарм.

— По крайней мере у тебя нет никаких неприятностей?