— Грязь! — процедил сквозь зубы Кем, указывая пальцем вперед на скотный двор. — Опять грязь!

— Нет, это, должно быть, навоз, — пояснил Макс, разглядывая слизь, покрывавшую землю. — И свежий, если меня не обманывает мой нос.

— Ma foil [Честное слово! (фр.)] — проворчал Кем, шагнув вперед. — Что за проклятое путешествие!

Увидев гостей, фермер неторопливо подошел к ним, и, представив себя и Кембла, Макс спросил:

— Вы мистер Монтфорд?

— К сожалению, нет, — радостно ответил хозяин.

— Но это место называется «Монтфорд-Фарм», — визгливым голосом заметил Кем.

— Да, так было раньше, — согласился фермер, откинув назад кожаную шляпу, — но теперь все умерли. Я получил ферму в наследство от кузена своей жены. Он сделал завещание.

— Да, понятно, — заговорил Макс. — Но мы разыскиваем семью женщины по фамилии Монтфорд. Экономку по профессии.

— Да, да, вы правы, сэр! — оживился мужчина и поднял в воздух скрюченный палец. — Одна из сестер Элберта — он кузен моей жены — пошла в экономки, но я не помню ее имени.

— И возможно, она была Монтфорд? — несколько иронически поинтересовался Кем.

— Ау вас, сэр, странное чувство юмора, — хмыкнул фермер. — Монтфорд — да, но была ли она Энн, Мэри или Джейн, я не могу вам сейчас сказать.

— Может быть, Обри? — предложил Макс.

— Может быть и так, — помолчав и сплюнув в навоз всего в дюйме от итальянских туфель Кембла, согласился мужчина, — хотя Обри — Необычное имя. Во всяком случае, она очень давно уехала на север вести хозяйство у какого-то богатого парня.

— Как далеко на север? — постарался уточнить Кем, очевидно, просто интересуясь, насколько трудно туда добраться.

— О, далеко, — вежливо закивал фермер, — очень далеко. Это где-то возле Данди.

— О Боже! — Кем прижал руку к сердцу.

— Парень был шотландским графом, — продолжал фермер, не обращая внимания на Кембла, — но мне кажется, он умер, а его титул унаследовал младший брат. Однако она осталась служить. Потом и он умер — его, как я слышал, застрелил старина Бонн, — и появился кузен. Поэтому я думаю, она еще там, если тоже не умерла. Во всяком случае, если она умерла, мне никто этого не говорил, а я думаю, мне сказали бы, правильно? Ведь она доводится родней моей жене.

Кем нетерпеливо переминался с ноги на ногу, а Макс сосредоточенно пересчитывал по пальцам умерших графов.

— Сколько времени прошло с тех пор, как миссис — или мисс — Монтфорд уехала? — озадаченно глядя на фермера, спросил Макс.

Снова напялив шляпу, фермер некоторое время задумчиво смотрел на туфли Кема, и тот отступил еще на шаг.

— Она называла себя «миссис», но была не замужем. Когда она уехала, был 1802 год или что-то около того.

— Почти тридцать лет назад? — Кем тихо присвистнул. — И ради этого мы сломали ось? Конечно же, она не может быть той женщиной, которая нам нужна!

— Знаете, — обратился фермер к Максу, подняв брови и сделав большие глаза, — у нас здесь есть еще одна. Может быть, вас устроит Монтвелл из Каупена? — словно прося извинения, предложил он.

— Нет! — Кем в раздражении топнул ногой, забрызгав Макса навозом. — Нет, нет, нет! Не Монтвелл! Не Каупен! И ради Бога, не Шотландия! Макс, прошу тебя, нет, умоляю, отвези меня домой. Отвези меня домой прямо сейчас.

— Этот шотландский граф... — Макс виновато улыбнулся фермеру. — Вы, случайно, не помните его имя?

— Не могу сказать, что помню, — медленно покачал головой фермер. — Но оно было какое-то странное. Пеннайф? Пенроуз? Или, может быть, оно начиналось с Хен — что-то...

— Хенни-Пенни? — предположил Кем.

— Или, быть может, оно оканчивалось на «роуз»? — подсказал фермеру Макс, бросив на Кема мрачный взгляд. — Это распространенное окончание в Шотландии.

— Ей-богу, вы молодец! — Стянув с себя шляпу, фермер хлопнул ею себя по ноге. — Не Пеннайф, не Пенроуз и ничего похожего! Кенросс!

— Кенросс?.. — Сразу заинтересовался Кем. — Это просто странное совпадение.

— Ничего подобного, мой друг, — угрюмо возразил Макс. — Совсем наоборот.

Милсон, третий лакей в Кардоу, был заурядным слугой из штата Певзнера. Он был чересчур молод, чересчур красив и чересчур ласков со служанками, а помимо этого, ленив. Однако Обри быстро усвоила, что с недостатками Милсона ничего нельзя поделать, а можно лишь указывать на самые вопиющие оплошности, а затем не отставать от Певзнера, пока все не будет сделано как положено. Граница между сферами деятельности дворецкого и экономки хотя и была неопределенной, но всегда существовала.

Одной из обязанностей Милсона было каждый вечер собирать в доме лампы. Внизу, в специально отведенной комнате ему полагалось отмыть стекла от сажи, подрезать фитили и в каждую лампу залить масло. Часто во время дневной проверки Обри находила не приведенные в порядок лампы, а в этот день в одной только маленькой столовой обнаружила сразу две таких.

Записав это себе в список, Обри с трепетом направилась в утреннюю гостиную, но до ламп она не добралась. Когда Обри вошла в подсобное помещение, смежное с гостиной, ее остановил странный звук.

— Влево! Влево! — выкрикнул кто-то в гостиной.

— Влево от меня или... — Раздался громкий металлический звон.

— Упс! — тихо воскликнул другой голос. — Большое блюдо с буфета.

Голос Айана? Да, несомненно. Но Айану не разрешалось заходить в хозяйские комнаты и тем более ему не разрешалось стучать по блюдам.

Положив свой блокнот, Обри на дюйм приоткрыла дверь и онемела от изумления: мимо нее прошел Джайлз, вытянув перед собой руки как привидение; его глаза были плотно завязаны белой льняной салфеткой, а на голове покачивался серебряный подсвечник.

— Решетка! Каминная решетка! — закричал Айан. Джайлз проворно свернул налево, обходя каминную решетку, но подсвечник наклонился, грозя упасть.

— На этот раз я сделал почти полный круг, — объявил граф. — Мне осталось только дойти до окна!

Заинтригованная, Обри распахнула дверь и стала на пороге.

— Упс, — снова, на этот раз немного тише, сказал Айан. Джайлз остановился, и подсвечник опасно закачался.

— Что теперь?

— Мама, — сокрушенно ответил мальчик. — В чулане.

Взявшись рукой за ножку подсвечника, Джайлз повернулся, одним пальцем опустил вниз с глаз повязку и широко улыбнулся.

— Что это вы здесь устроили? — Качая головой, Обри вошла в комнату.

— Мы ничего не разбили, — ответил Айан. — Честное слово.

— Мы просто играли в «три маленькие лжи», — признался Джайлз, опуская подсвечник, — и мне пришлось платить выкуп.

— Выкуп? — повторила Обри, глядя на большое блюдо, выкатившееся на середину комнаты. — И какой же? Разбить вдребезги все на полках в гостиной?

— Мне досталось обойти комнату с завязанными глазами, неся на голове подсвечник, — с долей гордости признался Джайлз, стараясь развязать салфетку. — Это была моя третья попытка, и, думаю, она мне удалась бы.

— Шел дождь, поэтому мы не могли играть в крикет после школы, — торопливо пояснил Айан, серьезно глядя на Обри. — Но это почти так же интересно.

— Правда? — сдержанно отозвалась она.

— Я уже выиграл два раунда, — кивнув, похвастался мальчик.

Обри перевела взгляд на графа, и, к ее удивлению, он подмигнул ей.

— Айан, боюсь, мы отвлекаем твою маму от проверки. Может быть, закончим игру в другое время?

Айан, очевидно, все еще боясь, что может заработать выговор, схватил учебники с обеденного стола и торопливо ушел, оставив Обри наедине с Джайлзом, который к этому времени окончательно запутал салфетку.

— Чертова штуковина, — проворчал он, последний раз дернув ее. — Не развяжешь ли меня, Обри?

Она закусила губу, чтобы не рассмеяться, и заметила, что в его глазах тоже искрится смех. Она потянулась, чтобы развязать узел, и Джайлз, положив руки ей на талию, притянул ее ближе.

— Мне нравится, когда ты в доме. — Наклонив голову, он потерся носом о волосы Обри. — Когда ты здесь, ты спасаешь меня от меня самого.

— Не нужно, Джайлз, — вспыхнув, прошептала Обри. — Не здесь.

— Ах да, этого нельзя делать, верно?

Обри было больно смотреть, как улыбка исчезла с его красивого лица, сменившись разочарованием, но ей и самой было досадно. Последние две недели она провела, ломая голову над тем, как найти способ выйти из сложившейся ситуации. Было невозможно не размышлять над будущим, которое предлагал ей Джайлз. Обри чувствовала, что с каждой прошедшей неделей, с каждой ночью, проведенной в объятиях Джайлза, и с каждым нежным словом все больше и больше влюбляется в него.

Граф хотел жениться на ней, и его, видимо, не заботило, что она была его экономкой, нанятой служанкой. Он ничего не знал о происхождении Айана и тем не менее почти с первой встречи принял мальчика как равного себе и подружился с ним. Даже в прежней жизни, когда у Обри было богатое приданое и она носила благородное имя, для нее замужество с богатым, обладающим политическим влиянием английским графом было бы своего рода победой, но сейчас такое совершенно невозможно.

— Ну вот, теперь ты свободен, — сказала она, наконец развязав узел, и порывисто поцеловала Джайлза в щеку.

— Я свободен? — Джайлз не убрал рук с ее талии. — Я этого не чувствую, Обри. Я чувствую, что пойман в ловушку. Боюсь, пойман навсегда. Обри, посмотри на меня, — потребовал он, не дождавшись от нее ни слова. — Нам нужно поговорить.

— Да? — Обри встретилась с ним взглядом.

— Скоро мне придется уехать, — тихим грустным голосом сказал граф. — Я должен вернуться в Лондон. Ты ведь это знаешь, да? Ты понимаешь, что отношения между нами не могут оставаться такими, как сейчас?

— Понимаю, — тихо ответила Обри. — Я понимаю, Джайлз, что твоя жизнь там. У тебя важная работа, и ничто не должно ей мешать.

— Ты и Айан тоже важны для меня, — признался он. — Эти недели, проведенные здесь с тобой, изменили меня. Они открыли мне глаза по меньшей мере на несколько моих недостатков и на красоту этого места. Я обнаружил, сколь многое в жизни — в реальной жизни — я упустил. И еще я научился понимать, чего я хочу в течение того времени, которое мне осталось провести на этой земле.

— Я тоже кое-чему научилась, — призналась Обри. «Я научилась любить, любить беззаветно и безнадежно; я узнала, что такое счастье», — но это признание она не высказала вслух; эти чувства всегда присутствовали в ее душе, когда она была с Джайлзом.

— Обри, я снова прошу тебя поехать со мной в Лондон. — Он крепко сжал ей руки выше локтей. — Выходи за меня замуж. Позволь мне заботиться о тебе и Айане.

— Благодарю тебя за оказанную мне честь, Джайлз, но я не могу, — покачала головой Обри.

— Обри, ты когда-нибудь была в Лондоне? — нахмурившись, спросил он.

— Нет, — честно ответила она.

— И никогда туда не собираешься? — Джайлз окончательно помрачнел.

— Ч-что ты имеешь в виду?

— Обри, ты на самом деле любишь меня? — Он привлек ее к себе.

— Да. — Она любила Джайлза и устала бороться с этим.

— Я тебе верю. Я не считаю себя самодовольным человеком или человеком, которого легко обмануть. Я чувствую твою любовь в каждом прикосновении — не только в чувственных ласках, а просто в каждом нежном касании твоих пальцев. Я вижу ее и в твоих глазах, хотя, думаю, ты не признаешься в этом ни себе, ни мне.

— Я не отрицаю.

— Тогда почему ты отказываешь мне, Обри? Черт побери, просто приведи хотя бы один разумный довод!

— Я... я не могу, — закрыв глаза и отвернувшись от него, прошептала Обри. — Пожалуйста, не дави на меня, Джайлз. Прошу тебя.

— Я должен уехать в ноябре, — холодно сказал он, отпустив Обри. — Ты не позволяешь, чтобы я помог тебе, и я больше ничего не могу сделать здесь, чтобы помочь своему дяде. Обри, я не останусь здесь и не стану умолять тебя. Моя гордость этого не позволит.

— Я понимаю.

— Итак, в конце ноября, — с кривой улыбкой повторил Джайлз. — Если только ты не решишь довериться мне.

Глава 16,

в которой продолжается жуткое приключение мистера Кембла

— Я так и не могу понять, зачем нам нужно было ехать сюда, — недовольно пробурчал Кем, когда перед ними замаячили каменные стены Крагуэлл-Корта, до которого оставалось, вероятно, полмили.

Проведя в дороге, как им казалось, несколько месяцев, Макс начал несколько терпимее относиться к беспрестанному брюзжанию Кема. Шотландия в ноябре вряд ли могла доставить кому-нибудь удовольствие, но теперь у Макса по крайней мере снова был собственный экипаж со всеми колесами, с горячими камнями и шерстяными одеялами.

Домом графа Кенросса оказался особняк восемнадцатого века, возвышавшийся на вершине холма неподалеку от Данди. Выяснить, как сюда добраться, не составило особого труда, но Макс никогда бы не смог ответить на вопрос Кема. Зачем они приехали сюда? Что побуждало его делать то, о чем даже Джайлз, его лучший друг, не попросил бы его? Возможно, чистое упрямство.

— Ты не хочешь со мной разговаривать? — подколол Макса товарищ по путешествию.

— Дай-ка мне еще раз взглянуть на эту брошь. — Макс попытался щелкнуть пальцами, но на нем были толстые перчатки, а руки окоченели.

Кем неохотно полез в карман пальто и достал завернутую в шелк брошь. Макс развернул ее — вставленный в серебряную оправу ограненный сверкающий камень, по размеру превосходящий фалангу его большого пальца.

— Скажи еще раз, как ты его назвал?

— Редкий цитрин с Мадейры, — ответил Кем. — Достоинством в двадцать каратов, может быть, немного больше или меньше.

— Брошь действительно очень дорогая? — Повернув камень к окну, Макс наблюдал за игрой света в солнечном кристалле.

— Боже правый, если бы она была такой ценной, неужели я украл бы ее? За кого ты меня принимаешь? — огрызнулся Кем.

— Я не собираюсь подвергать сомнению твои моральные принципы, Кем, — сухо отозвался Макс, пожав плечами, — а просто указываю на их гибкость. У нашей миссис Монтфорд будет сердечный приступ, когда она обнаружит ее пропажу из своей сокровищницы в одеяле.

— Я верну ее! — нахмурившись, заверил Кем друга. — Профессиональный взломщик взял бы ее жемчужное ожерелье. Я просто хотел рассмотреть эту брошь под ювелирной лупой.

— И обнаружил, что...

— Что первоначальная владелица была богата, а теперь, вероятно, мертва, потому что этой вещице, по меньшей мере, лет пятьдесят. И она французская, а не английская. На ее обратной стороне есть клеймо изготовителя. «Шувен и Трюффо», парижская фирма, пользующаяся неплохой репутацией. Очень необычная вещь. Но ее жемчуг, Макс! Hors concours! [Вне всякого сравнения! (фр.)] Мое сердце разбилось, когда я оставил его.

Макс взвесил брошь на ладони и посмотрел сквозь стекло на приближающийся Крагуэлл-Корт.

— Интересно, узнаем мы здесь что-нибудь о нашей загадочной миссис Монтфорд?

— О которой? — сухо поинтересовался Кем.

— О, у тебя есть собственная теория? — Макс поднял обе брови.

— Десять фунтов. Идет? — Кем протянул руку, и Макс, дурачась, пожал ее.

Крагуэлл-Корт выглядел пустым, и никто из лакеев не вышел встретить их подъехавшую карету. Однако Кем подергал колокольчик, и в конце концов появилась бледная хорошенькая служанка, которая сказала, что хозяева большую часть времени живут за границей. Когда же ее спросили об экономке, девушка сделала реверанс и убежала.

— Расплачивайся, старина. — Кем подставил раскрытую ладонь.

— Еще рано, — буркнул Макс, и в тот же момент она вышла из-за угла — крепкая, широкоплечая, энергичная. На ней было коричневое шерстяное платье.

— Добрый день, джентльмены. Чем могу помочь?

— Миссис Монтфорд? — осмелился спросить Макс.

— Все верно! — улыбнулась экономка. — Входите.

— Десять фунтов, — шепнул Кем, когда они зашагали по коридору.

Экономка проводила их в желтую гостиную, цвет которой, несомненно, был выбран для того, чтобы возместить недостаток солнечного света в такое время года. Макс не мог решить, как повежливее попросить леди объяснить то, что она носит такое имя, и поэтому просто достал письмо, адресованное леди Кенросс.

— О, вам нужна не теперешняя леди Кенросс, — взглянув на письмо, покачала головой экономка и ткнула пальцем в дату. — Это письмо адресовано леди Дженет, которая была замужем за предыдущим графом, но она умерла несколько лет назад.

— А как долго вы служите здесь, миссис Монтфорд? — Макс бросил на нее быстрый оценивающий взгляд.

— В июле будет двадцать шесть лет, — ответила она, слегка выпрямившись. — Я вела хозяйство у трех последних графов, и это благородное семейство. А почему вы спрашиваете?

Макс и Кем обменялись взглядами, и Кем достал брошь.

— Где вы это взяли? — строго спросила экономка, задержав дыхание. — Это брошь матери ее сиятельства. Я бы узнала ее где угодно.

— Миссис Монтфорд, — мягко заговорил Макс, наклонившись вперед в кресле, — вы имеете какое-либо представление о том, как эта брошь могла попасть к молодой женщине, которая пользуется вашим именем и работает экономкой в Сомерсете?

— Пользуется моим именем? — Женщина прижала руку к груди. — Еще одна Линда Монтфорд? О, понятия не имею!

— Не Линда, Обри, — поправил ее Макс.

— О-ох! О Боже! — Женщина сжала руки.

— Миссис Монтфорд? Вам знакомо это имя? — настойчиво спросил Макс.

— Вы, джентльмены, из полиции? — Она побледнела, и ее взгляд заметался между Максом и Кемблом.

— О, взгляните на нас, дорогая. — Кембл умоляюще вскинул руку. — Разве мы похожи на полицейских?

Сжав губы, женщина снова внимательно оглядела их обоих.

— Хорошо, у лейтенанта Фаркуарсона и леди Дженет было две дочери, — начала она. — Потом он стал пятым графом Кенросс. Старшую дочь звали Мюриел, младшую — Обри, и она была очень хорошей девочкой. Если вы слышали о ней что-то иное, значит, вам сказали неправду. И если она притворяется мной, я не возражаю...

— Вы хотите сказать, что знаете ее? — не дал ей договорить Макс.

— Да, я так сказала! — Экономка с подозрением посмотрела на него. — Бедная крошка приехала в Крагуэлл, когда была еще совсем маленькой девочкой. — Она помолчала, слегка улыбаясь. — Она, леди Обри, всегда любила печь пирожные и слушать мои рассказы о жизни в Нортумберленде. Эти маленькие деревушки со своими нелепыми названиями обычно заставляли ее безудержно смеяться.

— О, я и сам тихо хихикал над ними, — вставил Кем. Удивленно взглянув на него, миссис Монтфорд вернулась к своему рассказу:

— Но, как я уже говорила, после Ватерлоо, когда она и леди Кенросс вынуждены были переехать на полученную в наследство ферму, я каждые две недели в свой выходной день навещала их. Леди Обри задавала мне множество вопросов, и я старалась научить ее тому, о чем она спрашивала. Она ухаживала за матерью и прилежно работала. Леди Обри управляла всем, так что ее сиятельство могла ни о чем не беспокоиться — ни о ферме, ни о доме, ни о счетах. А после того как мать умерла, она так же заботилась о несчастной леди Мандерс.

— Леди Мандерс? — отрывисто переспросил Кембл.

— О своей сестре Мюриел, — пояснила экономка, словно это было очевидно. — Она вышла замуж за графа Мандерса, красивого повесу. Но Мюриел была болезненной девушкой и не могла вести такую жизнь, как он. Но, прошу прощения, джентльмены, для чего именно вы приехали сюда?

— О, мы просто пытаемся разыскать Обри Монтфорд, — ответил Кем. — Нас очень заботит ее благополучие.

— Ее зовут леди Обри Фаркуарсон, — чопорно поправила она. — И он только что сказал, что она в Сомерсете!

— Да, была, — охотно согласился Кем, растерявшись всего на долю секунды. — Но мы точно не знаем, где она может быть сейчас. По правде говоря, мы не видели ее несколько недель.

— О-ох, неужели она опять убежала? — Женщина мгновенно опечалилась, на глазах у нее выступили слезы, и она стала шарить по карманам. — Бедная девочка! Ей приходится метаться, как какому-то несчастному котенку, за которым гонится свора псов. Это ужасно, просто ужасно!