— Успокойтесь, успокойтесь, миссис Монтфорд, — ласково сказал Кем и, опустившись на диван рядом с экономкой, проворно достал носовой платок. — А теперь, дорогая, облегчите свою душу. Отчего бежит бедная маленькая Обри?

— О, от этого злобного, лживого Фергюса Маклорена! — Сделав паузу, она громко высморкалась в носовой платок Кема. — Но, полагаю, вам это известно.

— Что ж, я давно это подозревал, — солгал Кем нежным, как шелк, голосом.

— Я до смерти измучилась, размышляя над тем, что стало с моей бедной дорогой девочкой, — между всхлипываниями сообщила миссис Монтфорд. — Конечно, она убежала, как только закончился суд над убийцей и ее освободили из тюрьмы.

— Боже правый! — присвистнул Макс. — Из тюрьмы?

— О, безусловно, она так и сделала. — Кем бросил Максу предупреждающий взгляд.

— Еще бы! Кто этого не сделал бы? — воскликнула миссис Монтфорд.

— Только дурак! — поддержал ее Кем. — Помимо всего прочего, какой у нее был выбор?

— О, вообще никакого, — плача, согласилась экономка.

— Абсолютно никакого, — закивал головой Кем.

— В конце концов, разве не ясно было, на что способен Фергюс?

— О, я всегда это подозревал! — Кем сделал секундную паузу. — А вы что думаете?

— Ну, я думаю, он ударил по голове своего глупого брата — лорда Мандерса, я имею в виду — той кочергой! — Миссис Монтфорд, теперь не в силах сдержаться, разрыдалась. — А потом он постарался переложить вину на бедную Обри! Знаете, Фергюс всегда завидовал своему брату, и вот поэтому они никогда не ладили.

— Да, меня всегда это удивляло, — заметил Кем. — Но какая поразительная логика!

Добрая женщина энергично закивала.

— Ну а что касается логики, сэр, то заметьте вот что: если бы этот суд над убийцей закончился тем, что мою дорогую Обри повесили бы, следующим стал бы несчастный маленький лорд Мандерс! И тогда Фергюс получил бы именно то, что хотел, не так ли?

— Именно так, именно так. Но как по-вашему, миссис Монтфорд, чего он хотел? — неуверенно спросил Кем, и женщина удивленно посмотрела на него. — Я хочу сказать, хотел больше всего? — поспешно добавил он. — В конечном счете, это были... деньги, правильно?

— Ну, — задумчиво протянула она, — всегда все сводится к деньгам, не так ли? Но имение в Тейсайде богатое, и еще, я уверена, в долине Луары был маленький замок. Но, я думаю, больше всего Фергюс хотел стать лордом Мандерсом. Он всегда жаждал получить титул, принадлежавший брату. И если Фергюс убил собственного брата, что могло помешать ему расправиться с малолетним племянником, спрашиваю я вас.

— О, ничто, я абсолютно уверен в этом! — объявил Кем.

— Думаете, н-ничто?

— Безусловно, жестокие негодяи редко останавливаются.

— И-именно так я и думала, — кивнула экономка, вытирая глаза.

— Вы удивительно тонко понимаете человеческий характер, мадам.

— Да, я всегда так считала, — всхлипывая, призналась миссис Монтфорд. — И поэтому, когда леди Обри темной ночью выкрала маленького лорда Мандерса прямо из его кроватки, я нисколько не обвиняла ее.

— Бог мой, конечно же! Кто бы посмел? — воскликнул Кем в полном негодовании.

— Слава Богу, что есть такие люди, как вы, сэр.

— И дураку ясно, что с самого начала от Фергюса были одни неприятности.

— Бросается в глаза, как нос у меня на лице! — Миссис Монтфорд смотрела на Кема, словно он был каким-то мессией. — Но как теперь быть со всем этим, я просто не знаю, мистер Кембл. — Она снова горестно всхлипнула.

— Мадам, я подумываю, не вызвать ли мне самому его на дуэль? — Кем достал еще один носовой платок.

— О-о, — миссис Монтфорд разрыдалась во весь голос, — о-о, но это невозможно!

— Невозможно? — У Кема вытянулось лицо. — Он трус? Калека? Что с ним?

— Не-е-ет! — застонала она, схватив носовой платок. — Он умер!

— Умер? — повторил Кем. — Когда? Где?

— В Эдинбурге! — ответила она, снова громко высморкавшись. — Как раз на прошлой неделе! Лорд Картард застал его в постели с леди Картард и задушил его собственным шейным платком!

— О, не может быть! — негодующе воскликнул Кем. — И я лишен возможности отомстить?

Выпучив глаза, Макс встал.

— Поехали, Кем, — тихо сказал он, — помочимся на его могиле, если тебе от этого станет легче.

— Ради Бога, Макс, о чем ты говоришь? — Все еще обнимая одной рукой миссис Монтфорд, Кем простодушно взглянул снизу вверх на друга. — Разве теперь мы не поедем домой?

— К сожалению, нет, старина, — хмуро ответил Макс. — Поднимайся и молись, чтобы в Эдинбурге была хорошая зимняя погода.

Такого дня никак не должно было быть в середине ноября — во всяком случае, на побережье Сомерсета. И тем не менее такой день выдался. Утро было ясное и прохладное, но многообещающее. Обещание исполнилось, и к полудню уже стало тепло и, несомненно, солнечно. День был воскресный, и, что случалось редко, Обри могла сделать перерыв в своих повседневных хлопотах.

Айан, конечно, это знал и смотрел на нее большими, полными мольбы глазами. Не в силах сказать ему «нет», Обри уложила в корзину пироги с мясом, сыр, яблоки, и они вместе отправились в двухмильное путешествие к бухте среди скал. Этот широкий уединенный песчаный участок берега был любимым местом Айана. Здесь мальчик играл и занимался поисками, так как прилив выносил на берег всевозможные диковинки. Не прошло и четверти часа, как он нашел обрывок ржавой цепи, коричневую бутылку без пробки и кусок плавающего дерева в форме — как Айан убедил Обри — магического трилистника.

Разложив на одеяле свою добычу, Айан вернулся к нагромождению скал у кромки воды, чтобы попытаться найти спрятанное контрабандистами золото, которое, он был уверен, лежало где-то совсем рядом, и длинной палкой стал раскапывать сырой песок между камнями.

Внезапно на одеяло упала тень, и Обри, взглянув вверх, ощутила, как у нее забилось сердце. За ее спиной стоял Джайлз, высокий и ослепительно красивый в своем экстравагантном наряде: сапогах, бриджах и старой бобриковой куртке. Обри уже несколько дней не виделась с ним — не виделась наедине — и вдруг поняла, какими пустыми были все эти дни.

— Пиратское золото? — задумчиво сказал Джайлз, наблюдая за раскопками Айана. — Или сокровища контрабандистов? Интересно, что он ищет?

— Наверное, и то и другое, — рассмеялась Обри, обрадовавшись появлению Джайлза. — Он слышал, как Дженкс рассказывал, что французские контрабандисты заходили в эти воды, и предполагает, что им платили золотом.

— Он правильно предполагает, — отозвался Джайлз. — Можно мне присоединиться к вам?

— Да, конечно, — неожиданно смутившись, ответила Обри и, потянувшись, разгладила складки на одеяле.

— Думаю, ты удивишься, узнав, что привело меня сюда. — Он сел и вытянул длинные ноги.

— Я действительно удивлена.

— Я шел за вами, — признался Джайлз, продолжая смотреть на Айана. — Я хотел поговорить с тобой и, увидев в окно кабинета, как вы уходите, решил узнать, куда вы направляетесь с корзиной и одеялом. Мне показалось, это будет что-то... приятное.

— Приятное? — Обри улыбнулась. — Спускаться вниз по скалам всего лишь для того, чтобы посидеть у воды на песке? Думаю, многие сочли бы это весьма глупой затеей.

— Но не я. — Повернувшись лицом к Обри, он серьезно взглянул на нее яркими серыми глазами. — Я не считаю глупым ничего из того, что делаю вместе с тобой или с Айаном. — Он порывисто взял лежавшую на старом одеяле руку Обри и поднес ее к губам. — Прости, дорогая, что я так резко говорил с тобой на днях.

— Тебе не нужно извиняться.

— Это только половина извинения. — Его губы сложились в подобие улыбки. — Я имел в виду то, что сказал, Обри. — Он долго смотрел на нее. — Но я люблю тебя. И расстояние этого не изменит, хотя мне почти хочется, чтобы оно помогло.

— Я тоже люблю тебя, Джайлз. Пожалуйста, всегда помни об этом. И я понимаю, что твой долг быть в Лондоне.

— Я сомневаюсь, что все еще убежден в этом. — Джайлз пристально смотрел на нее. — Обри, я должен все это бросить? Изменит ли это что-либо для тебя? Это то, что нужно сделать, чтобы завоевать твою руку? Я люблю тебя и не понимаю, почему ты мне не доверяешь.

На мгновение Обри почувствовала искушение сдаться. Это было так соблазнительно, но затем она снова вернулась к реальности. Ее остановили не жизнь в Лондоне и не публичный и требующий непогрешимости характер его работы, а то, что ее жизнь была построена на лжи, что она была преступницей. Обри понимала, что погубит Джайлза, и покачала головой, борясь со слезами, обжигавшими ей глаза.

— Ты не должен даже думать о том, чтобы отказаться от карьеры, — прошептала Обри. — Обещай мне, Джайлз, что не откажешься. Это было бы ошибкой. С моей стороны было бы ошибкой просить этого, с твоей — согласиться на это.

— Вот как? — У него слегка опустились плечи. — О, пожалуй, я знаю, что на это можно сказать: еще так много нужно сделать.

— Джайлз, — Обри коснулась его руки, — тебя что-то тревожит. Еще что-то, кроме меня.

Джайлз долго смотрел на море, а когда наконец заговорил, его голос звучал задумчиво и немного встревоженно:

— Обри, Англия на пороге кризиса, я чувствую это всем своим существом. Я не могу позволить себе делать то, что мне хочется, когда наш народ уже умирает от голода. Наши тред-юнионы вооружены. Радикалы так настойчиво подталкивают страну к реформам, что она может расколоться. И если король умрет, а это вполне может случиться, то помоги нам Господь. Правительство Веллингтона будет вынуждено провести всеобщие выборы, к которым мы совершенно не готовы. Мы можем потерять большинство в палате общин, и один Бог знает, сколько сил соберут радикалы.

— А если это произойдет, тебе, Джайлз, понадобится еще больше сил, — спокойно сказала Обри. — Тебе придется быть голосом разума, которым ты всегда был.

— Хорошо бы, чтобы кто-нибудь другой мог стать голосом разума, — горько усмехнулся Джайлз. — Мне для разнообразия хотелось бы побыть тунеядцем. Это неправильно?

— Нет, но это нево... — Ее слова оборвал пронзительный крик — это Айан соскользнул со своего высокого каменного насеста.

Джайлз вскочил и побежал к мальчику, прежде чем Обри успела подобрать юбки. Он бросился за выступ скалы и вынес оттуда Айана на руках, а Обри в развевающемся сером плаще быстро пошла им навстречу.

— Айан, что случилось? — задыхаясь, спросила она.

— Я... я... я упал, — прошептал Айан, по-мужски стараясь сдержать слезы; у него на виске была глубокая рана, из которой стекала тонкая струйка крови.

Джайлз отнес мальчика на одеяло, сел и посадил его к себе на колени, а Обри присела рядом с ними.

— Камни были скользкие. Они с противоположной стороны сплошь покрыты водорослями. — Джайлз ободряюще взглянул на Обри и достал из кармана чистый носовой платок. — Но с ним все будет хорошо.

Запустив руку в волосы Айана, Обри отодвинула их назад, чтобы Джайлз мог приложить к ране платок.

— Ой! — вскрикнул мальчик.

— Не вертись, — ласково сказал Джайлз. — Просто позволь мне протереть рану, хорошо? Обещаю не делать больно.

Айан морщился, но сидел тихо и терпел. Обри была поражена как желанием ребенка быть послушным, так и нежными прикосновениями Джайлза.

— Ну вот, — сказал граф, покончив с делом, — тревожиться не о чем. Думаю, если твоя мама позволит, ты можешь спокойно вернуться к поиску сокровищ. — Он посмотрел на Обри, и она в ответ кивнула.

— Но я проголодался, — нерешительно сказал Айан.

— Это всегда признак хорошего здоровья, — засмеялась Обри и подвинула корзину на середину одеяла.

— Я должен оставить вас, мне пора идти, — заторопился Джайлз с изменившимся выражением лица.

— Вам стоит остаться, миссис Дженкс испекла пирожок и со свининой, — сообщил Айан.

— У нас много всего с собой, — успокоила Обри Джайлза, дотронувшись до его руки.

— Я надеялся услышать это, — признался Джайлз с озорным блеском в глазах. — Я не завтракал на природе с... в общем, целую вечность.

Обри аккуратно выложила из корзины еду, чувствуя, как солнце начало пригревать ей спину.

— Разве обед на свежем воздухе — такая редкость во время светских сезонов в Лондоне, милорд? — пошутила она, подавая Джайлзу треугольный кусок чеддера. — Я думала, наше расписание заполнено такими развлечениями.

— Это совсем не то, что здесь. — Он отломил уголок от сыра и, отдав его Айану, смотрел, как мальчик жует.

Подняв голову, Обри встретилась с ним взглядом и, увидев волнение в его глазах, внезапно ощутила прилив знакомых захватывающих дух ощущений: как будто она только что верхом перепрыгнула через барьер высотой в четыре фута или что она свободно пустилась в плавание в неизведанную страну.

И в этот момент Обри осознала, что хотела бы сделать этот прыжок, хотя он и рискованный. Она хотела рискнуть, потому что устала держаться вдали от Джайлза, избегать его и отворачиваться при каждой встрече. Ей нужна была его помощь — ей нужен был он. И неожиданно ей показалось, что самым разумным на свете решением будет решительно отдать свою судьбу и свое будущее в руки графа Уолрейфена.

А как же Айан? Пойдет ли это ему на пользу? Джайлз заботливо относился к мальчику, это проявлялось во всем, что он делал. Сейчас он снова обернулся к Айану, и Обри со своего конца одеяла увидела, как он, улыбнувшись мальчику, разломил пополам, пирог и положил один кусок вниз. Когда ребенок принялся за свою порцию, лицо Джайлза потеплело, и ямочка на левой щеке стала чуть глубже.

Обри чувствовала, что устала, устала бороться и бороться в одиночку, ей не хватало того, кто помог бы принять решение о судьбе Айана. За три года он превратился из несмышленого малыша в смелого маленького мальчика, а Обри, несмотря на ее зрелость и решительность, была не совсем готова к этому, она не была готова к материнству и к жизни в бегах, когда и спишь-то вполглаза. И ей удалось уберечь Айана от когтей его дяди, и она обеспечила ему счастливую спокойную жизнь.

Так что плохого в том, что она и для себя хотела спокойной жизни? Что плохого в том, что она хотела любить Джайлза и быть любимой им, быть его женой и иметь от него детей? О, то, что он предлагал ей, было ужасно соблазнительно! Он предлагал ей себя и тем самым давал возможность осуществить ее мечту — найти любимого мужа, собственный дом и настоящую семью для Айана.

Но если она расскажет Джайлзу о выдвинутых против нее обвинениях и о том, в чем ее обвиняли в прошлом, что он подумает? Этого нельзя узнать заранее, не так ли? Ей придется пойти на риск, довериться ему и молиться, чтобы ее прошлое не погубило его, — и она решилась бы на этот рискованный шаг.

Что бы ни подумал Джайлз о ней и о ее безрассудном поведении в Шотландии, Обри начинала верить, что он так или иначе обеспечит безопасность Айану. Конечно же, Фергюс не рискнет причинить вред Айану, если Джайлз будет присматривать за мальчиком хотя бы и издали; теперь, когда в ее мыслях царило спокойствие, а сердце было свободно от страха, Обри была в этом уверена. Лорд Уолрейфен обладал большой и далеко простирающейся властью, в его распоряжении было все министерство внутренних дел, так что Айан был бы в безопасности.

Джайлз снова повернулся к ней и улыбнулся. Его взгляд был полон глубокого чувства, в нем было счастье и удивление, удовлетворение и изрядная доля вожделения тоже. Свежий ветер, прилетевший с залива, растрепал темные волосы Джайлза, и его глаза заблестели. Да, он был хорошим человеком, исключительно честным человеком, так, быть может, пришло время и Обри стать тоже до конца честной?

В эту ночь Обри пришла в постель Джайлза с новым для нее чувством. Ей казалось, что она нуждается в нем еще больше, чем когда-либо прежде, — и физически, и духовно. Однако она чувствовала себя немного неуверенно, почти как в ту первую ночь, когда она пришла к нему почти против собственной воли и к тому же в чрезвычайном смущении.

Нельзя было сказать, что теперь она поступала вопреки своему желанию, но, тем не менее, Обри почему-то не покидало чувство неуверенности: она гадала, будет ли их чувство таким же сильным, когда Джайлз снова обнимет ее и между ними не останется никаких барьеров? Будет ли она еще чувствовать себя в безопасности, бросив все, за что боролась, на произвол судьбы? Или уверенность, которую она почувствовала в этот день, просто химера, ложное чувство взаимопонимания, вызванное вниманием графа к Айану?

Но теперь Обри казалась невозможной жизнь без Джайлза. В те долгие ночи, которые Обри и Джайлз провели вместе, они сначала, не торопясь, страстно любили друг друга, а потом в ранние утренние часы долго шепотом разговаривали. Обри так не хватало общения, что теперь возможность говорить с другом казалась ей незаслуженной роскошью.

Она, не постучав, открыла дверь в комнату Джайлза, и в первый момент он не услышал, что она вошла. Он стоял у камина в черном шелковом халате, опираясь одной рукой о каминную полку, и смотрел на языки пламени, а его волосы, отросшие за недели пребывания в Кардоу, свешивались до самых глаз. Суровый и в то же время беззащитный, он был поразительно красив. Обри осторожно кашлянула, и выражение его лица мгновенно смягчилось.

— Обри, — он подошел и заключил ее в объятия, — Обри, любимая.

О, так просто было броситься к нему в объятия, и еще проще было улечься в его постель; отрицать свое желание для Обри было все равно что пытаться остановить восход солнца. Торопливыми неловкими движениями они раздевали друг друга, одежды одна за другой соскальзывали на пол, — и вскоре он и она опустились на прохладные простыни. В эту ночь Джайлза переполняло желание, Обри почувствовала это, как только он дотронулся до нее; в нем бурлило безумство, как будто он считал оставшиеся им дни. Они не разговаривали, потому что за последние несколько недель их любовь постепенно перестала нуждаться в словах, вышла за пределы обычного общения и превратилась во что-то более глубокое.

Джайлз ласкал ее губами и руками, поглаживая и погружаясь в нее, но делая все это неторопливо, а Обри предоставила своим рукам бесцеремонно блуждать по его телу, худощавому и упругому, состоявшему из одних мускулов. Погладив Джайлза одной рукой по боку, Обри спустилась ниже. Джайлз застонал, когда она взяла в руку его копье, а Обри, не выпуская его, наслаждалась ощущением тепла и шелковистости и вспоминала, как приятно было соединяться с ним в горячечном безумстве. И потом они еще долго с упоением ласкали друг друга.

Даже сейчас, по прошествии стольких недель Джайлз казался Обри новым и прекрасным, и ей хотелось исследовать его, познакомиться с ним на опыте.

Неожиданно Джайлз перевернулся на спину, взял Обри за талию и приподнял над собой.

— Иди ко мне, Обри, впусти меня внутрь, — попросил он. — Давай займемся любовью.

Джайлз был хорошим учителем, он научил Обри желать и без колебаний искать удовлетворения, которое только он мог ей дать. Она с жадностью взяла в руки его шелковистую плоть, запрокинула голову и со вздохом опустилась на него. Джайлз тихо застонал и, не выпуская Обри, опустил руки с длинными смуглыми пальцами ей на белые бедра. Обри снова приподнялась, а он крепче сжал ее бедра и откинул голову на подушку так, что у него напряглись мышцы шеи.

Поднимаясь и опускаясь, Обри наблюдала, как страсть и желание играли на красивом лице Джайлза, и удивлялась собственной власти и способности вызвать у него восторг, удивлялась глубине своей любви к нему. На протяжении, возможно, нескольких минут или, быть может, нескольких часов тихие звуки наполняли темноту, пока вздохи Обри не стали более частыми и неистовыми. Она закрыла глаза, наклонилась и положила руки на грудь Джайлза, чтобы чувствовать его силу, когда он поднимался ей навстречу, и ее волосы, уже распущенные, рассыпавшись по плечам, смешались с волосами Джайлза. Ощущения увлекли ее в темное, бурлящее облако желания. Запахи мужчины, пота и любви окружали их тяжелым чувственным туманом. Тяжело дыша, Обри наклонилась вперед и поцеловала Джайлза в шею. Ощутив соль на губах, она слизнула ее и, выпрямившись, увидела, что Джайлз смотрит на нее. Притянув к себе ее голову, он поцеловал ее, ритмично двигая языком и одновременно приподнимая ее над собой. Жар его рук обжег Обри кожу, когда они скользнули ей на ягодицы, чтобы полностью раскрыть ее для мощных толчков Джайлза.