— Просто оберегай нас, Джайлз. Позволь нам спокойно жить в Кардоу и оберегай нас.

— Я сделаю не только это, дорогая, — пообещал он, снова прижавшись теплыми губами к виску Обри. — Я найду способ — любой способ — покончить с этой грязью. Я восстановлю справедливость по отношению к тебе и к Айану. Клянусь!

В западной части страны выдалась чрезвычайно холодная ночь, когда блестящая черная карета лорда де Венденхайма снова поднималась вверх по холму Кардоу. К сожалению, она уже не была ни такой блестящей, ни такой черной, как в тот день, когда лорд де Венденхайм и мистер Кембл отправились в свое безрассудное, безнадежное путешествие на север. Вдобавок к сломавшемуся в Дарлингтоне колесу у них под Лидсом переломилось дышло, в Дербишире треснула дверная петля, а затем где-то после Бата смертельно уставший кучер случайно задел почтовый дилижанс, оставивший полоски синей краски на блестящей черной лакировке.

Макс так давно не был дома, что жена, наверное, готова была убить его. Но если он проведет еще месяц с Кемблом, то будет как милости просить смерти. Кэтрин, однако, может не смилостивиться. А что до Кема, то он, удобно устроившись, посапывал на одном из сидений, привязав дверцу несвежим шейным платком, пока Макс сидел на козлах, не давая кучеру заснуть. Каким-то чудом Макс оставался достаточно бодрым, и они сумели благополучно миновать этот отвратительно узкий каменный проезд под подъемными воротами Кардоу.

Следующим чудом был мальчик-лакей, который еще не окончательно заснул и соблаговолил выйти и забрать их багаж. Кембл отвязал дверцу, выбрался наружу, потянулся и, пошатываясь, побрел в большой зал.

— Тогда до утра, — зевнув, бросил он на ходу. — Я пошел наверх в свою комнату, старина.

— Значит, вам нужно приготовить постели? — недовольно спросил лакей, поднимая сумку, которая явно была ему не по силам.

— Мне кажется, в прошлой жизни я был горничной, — проворчал Кем. — Я сам справлюсь. — С этими словами он взял свою дорожную сумку и быстрым шагом пошел вверх по лестнице.

— Боюсь, я не столь расторопный. — Макс не проявил сочувствия к мальчику-лакею. — И очень боюсь, что вынужден просить вас разбудить вашего хозяина.

— Милорд, сейчас половина четвертого.

— Я знаю. Но если это может служить вам утешением, он, вероятно, будет рад меня видеть.

Джайлз действительно был рад видеть лорда де Венденхайма и чертовски рад, что лакей сначала постучал и дал Обри возможность схватить в охапку всю свою одежду и скрыться в ванной.

— Я пришлю вам кофе, — прошептала Обри, когда Джайлз вошел, чтобы застегнуть ей пуговицы.

Затем Обри выскользнула из комнаты, а Джайлз, плеснув на лицо воды, оделся и отправился прямо в библиотеку. У него было предчувствие, что начинающийся день будет долгим. Войдя в комнату, Джайлз увидел осунувшегося и похудевшего Макса, который, стоя у остывшего камина, листал небольшую записную книжку в кожаном переплете.

— Боже правый, где ты был? — Джайлз быстро пересек комнату, чтобы пожать руку друга. — Честное слово, Макс, ты потерял пару стоунов. [1 стоун равен 6,3 кг.]

— Джайлз, — мрачно отозвался Макс, — ты имеешь представление о том, что такое телячий рубец с потрохами и при правой? Или хаутаудай? Или каллен скинк?

— Каллен скинк? — Джайлз усмехнулся. — Полагаю, ты ездил с ним в Итон.

— Попробуй еще раз.

— Ладно, — Джайлз перестал улыбаться, — это все шотландские блюда.

— Да, — Макс презрительно скривил губы, — в ущерб себе я узнал, что шотландцы понятия не имеют о хорошем вине и питаются овсом, нутряным салом и кишками животных, набитыми прочими отвратительными вещами, которые человеку даже не придет в голову употреблять в пищу. И тебе, мой друг, придется дорого за это заплатить. — Он бросил в сторону свою записную книжку. — И я еще даже не подсчитал, сколько ты должен мне за то, что я почти месяц провел в обществе Джорджа Кембла. Но все это того стоило, Джайлз, потому что я расскажу тебе историю, от которой у тебя волосы встанут дыбом.

— Ах, — Джайлз сел в одно из стоявших у камина кресел, чувствуя себя усталым не только оттого, что не спал, — я уверен, что уже слышал ее. И должен сказать, совсем недавно.

Последовав за ним, Макс сел в кресло напротив, и некоторое время постукивал одним пальцем по подлокотнику, словно размышляя, с чего лучше всего начать.

— Значит, она тебе рассказала? — в конце концов, спросил он. — Обри, я имею в виду. Ты знаешь правду о том, кто она?

— Макс, я всегда знал правду о том, кто она. Но теперь мне известна ее история — или часть этой истории, во всяком случае. Я знаю, что она леди Обри Фаркуарсон и что ее обвиняют в убийстве графа Мандерса. Я до сих пор не могу прийти в себя от ужаса.

— Я очень рад, что она рассказала тебе об этом, — с облегчением сказал Макс, расслабившись. — Просто невероятно, что твоя экономка на самом деле леди, скрывающаяся от правосудия, а маленький мальчик — дворянин. Поразительно — и нет. И все же она замешана в очень неприятном деле.

— Именно поэтому я завтра уезжаю в Лондон. — Сжав в кулак руку, Джайлз ударил ею о колено. — Я хочу, чтобы ты поехал со мной, Макс. Мне предстоит долгий разговор с нашим министром внутренних дел.

— С Пилем? Зачем? — Макс поднял обе густые черные брови.

— Я намерен раз и навсегда положить конец этому делу, — прищурившись, решительно заявил Джайлз. — Я хочу, чтобы невиновность Обри не подвергалась сомнению. Я хочу, чтобы ее обвинителя приперли к стенке так плотно, чтобы он не мог дышать. Кроме того, я хочу, чтобы этот ребенок до достижения своего совершеннолетия был под моим покровительством. Я хочу, чтобы он носил унаследованное им имя и заявил о правах на титул.

— Правда? — пробурчал Макс.

— Я намерен жениться на ней, Макс, — наклонившись вперед, сказал Джайлз тоном, не терпящим возражений. — Я уже несколько недель прошу ее об этом, а не только после того, как она рассказала, кто она.

— О, этому я верю.

— Макс, Пиль мне обязан, ты это знаешь, — прищурившись, сказал Джайлз. — Он не посмеет отказаться. Мы найдем способ разобраться с этим Маклореном.

— Я не сомневаюсь ни в твоей настойчивости, ни в твоей беспощадности, Джайлз, но рад сообщить, что тебе нет нужды обременять себя такими заботами. Маклорен очень кстати нашел сам свой конец.

Когда Обри вошла в комнату, неся поднос с кофе, хлебом и маслом, Джайлз все еще стоял с открытым ртом. Вскочив на ноги, Макс взял у нее поднос, а Обри, взглянув на него, покраснела и отвела взгляд.

— Нужно что-нибудь еще, милорд? — тихо спросила она.

— Иди сюда, дорогая, и сядь. — Джайлз встал и протянул ей обе руки. — Боюсь, Макс побывал в Шотландии.

— Я налью, — сухо сказал Макс. — Нам всем это необходимо.

Обри побледнела, но, ничего не сказав, позволила Джайлзу проводить ее к креслу, а Макс попытался улыбнуться, но выражение его лица продолжало оставаться мрачным.

— Ваша родина не очень гостеприимна в такое время года, леди Обри, — сказал он, осторожно наклоняя кофейник, — но мы выполнили то, что собирались сделать.

— Могу только представить, что вы, должно быть, думали, — помолчав, сказала Обри удивительно отчетливо и твердо, переведя взгляд с Макса на Джайлза и обратно. — Но у меня не было выбора — никакого. Это вы можете понять? Я сделала то, что должна была сделать.

Макс протянул ей чашку кофе, но она ее не заметила, и он поставил кофе на стол перед ней.

— Я совсем не собиралась никому доставлять таких хлопот, — продолжала она, не отрывая от Макса взгляда. — Я всего лишь хотела, чтобы меня оставили в покое, позволили спокойно работать. Возможно, мне следовало все объяснить, но я не... Я просто была так...

— Напугана? — подсказал Макс.

— Да, напугана. — Обри потупилась.

— И, я думаю, не без основания.

— Сожалею, что мое молчание доставило вам столько неприятностей. — От признания Макса голос Обри несколько смягчился; при ее словах Джайлз наклонился и положил свою руку ей на руку. — Я недавно все объяснила лорду Уолрейфену. Вы совершили тяжелое путешествие впустую.

— О, это далеко не так. — Макс налил себе чашку кофе. — Если только вы не считаете пустяком восстановление справедливости и опровержение кучи неприкрытой лжи.

— Что вы называете справедливостью? — Обри вскинула голову.

— К сожалению, Фергюс Маклорен весьма плохо кончил. — Макс медленно помешивал свой кофе. — Я не стану обременять вас подробностями, но это была более легкая смерть, чем он заслужил. В конце концов, Кем и я разыскали вашего лакея, и у нас состоялся честный обмен мнениями.

— Честный? — с отвращением хмыкнул Джайлз. — Я удивляюсь, если такому человеку известно это слово.

— Быть может, это как-то связано с нечистой совестью? — пожав плечами, высказал предположение Макс. — А кроме того, возможно, оказало действие понукание Кема. Во всяком случае, после небольшого... э-э... подталкивания парень стал поразительно откровенным.

— Звучит тягостно, — поморщился Джайлз.

— Да, возможно, — признал Макс с весьма официальным видом. — У Кема, ты же знаешь, совершенно невыносимый характер. Боюсь, погода в Шотландии показалась ему отвратительной, и когда дождем были испорчены его любимые итальянские туфли, это стало последней каплей, а лакей Фергюса просто оказался у него на дороге в неудачный момент.

— Очень жаль, — сухо заметил Джайлз.

— В конце концов, мы доставили его к судье, — улыбнувшись, сообщил Макс, — и, учитывая, что Фергюс мертв, а настроение у Кема испорчено, парень, мягко говоря, стал словоохотливым.

— Слава Богу. — Джайлз заметил, что Обри с облегчением расслабилась.

— Чтобы быть честным, Джайлз, это не так уж было нужно, — снова пожал плечами Макс. — Со временем симпатии людей склонились в сторону леди Обри. В Эдинбурге Маклорен постепенно показал себя корыстолюбцем, каким и был на самом деле. А у слуг, видимо, никогда не было никаких сомнений в ее невиновности.

— Некоторые выступали в мою защиту, — прошептала Обри, налицо которой немного вернулись краски. — И после суда няня Айана однажды ночью оставила дверь незапертой, так что я смогла похитить его. Я с ума сходила от беспокойства. Надеюсь, Фергюс не искал мести.

— Думаю, Фергюс ловил другую рыбку, мадам, — усмехнулся Макс. — По всеобщему мнению, у него было множество врагов, и большую часть времени ему приходилось следить за своей спиной.

По мере того как Обри осознавала все, что говорил Макс, напряженность явно покидала ее тело.

— Но как все это понимать? — спросила она. — Значит, все закончилось? Вот так просто?

— Вот так просто, — мягко ответил Макс. — Против вас, дорогая, больше нет обвинений, осталось только сочувствие к вам и замешательство определенных официальных лиц.

— Но остается еще... — осторожно начала Обри. — Вы считаете — я хочу сказать, что вижу это по вашим глазам, — главной причиной, побудившей вас отправиться в Шотландию...

— Обри, милая, о чем ты говоришь? — Джайлз недоуменно взглянул на нее.

— Она говорит о майоре Лоримере, — ответил Макс, развалившись в кресле и держа в руке блюдце с чашкой. — Об этой смерти, которая беспокоит нас здесь, не так ли?

— Меня определенно больше волнуют живые люди, — отозвался Джайлз, беспокойно ерзая в кресле.

— Успокойся, — жестом руки остановил его Макс. — Я решил и эту проблему.

— В Шотландии? Не могу придумать как.

— Вот-вот, Джайлз. — Макс задумчиво отхлебнул кофе. — Ты произнес ключевое слово — думать. Именно это прежде всего должен делать хороший полицейский. Увы, я позволил заржаветь своей технике. Я так старался поскорее все перечитать, пересмотреть и заново всех опросить, что просто забыл о логике вещей.

— О, и как же ты о ней вспомнил?

— Моя дорогая, дорогая девочка, — тихо сказал Макс, не обращая внимания на Джайлза, а глядя только на Обри, — вы не думаете, что нам пора положить конец этому недоразумению?

— Не имею понятия, о чем вы говорите. — Побелев как полотно, Обри вскочила из кресла.

— О, леди Обри, эти прекрасно задуманные планы! — сочувственно усмехнувшись, пробурчал Макс. — Такие планы иногда осуществляются, вы знаете. Но у вас не было даже плана, составленного на скорую руку, верно?

— Послушай, Макс, — Джайлз встал на ноги, — я не желаю этого слушать.

— Я не могу этого больше терпеть. — Оставив мужчин, Обри направилась к двери. — Не могу и не хочу. — Она захлопнула за собой дверь.

— Будь ты проклят, Макс! — Джайлз возмущенно обернулся к другу. — Разве она не достаточно пережила? Почему ты не можешь оставить ее в покое?

Макс подошел к письменному столу Элиаса и, остановившись, смотрел в окно.

— О, она вернется, — он поднес к губам кофейную чашку, — обязательно вернется. И мне очень хочется посмотреть, что она принесет с собой.

Глава 18,

в которой говорит майор Лоример

И действительно, через несколько минут Обри вернулась. Она вошла в библиотеку, не постучав; по ее лицу было заметно, что она плакала. С собой Обри принесла книгу — маленькую Библию в черном кожаном переплете, в которую было заложено множество конвертов и листов бумаги. Она грустно, почти виновато посмотрела на Джайлза и подошла к столу, возле которого стоял Макс. Вытащив из Библии один из вложенных в нее листов, она протянула его Максу.

— Пусть будет так, как вы хотите, лорд де Венденхайм. — В ее словах прозвучала покорность. — Пусть бремя знания на некоторое время ляжет и на ваши плечи, мои уже ослабели.

Встревоженный ее бледностью, Джайлз подошел к Обри и настойчиво потянул ее обратно к креслу. Она села и дрожащей рукой взяла свой остывший кофе.

Джайлз следил, как взгляд черных глаз Макса бегал взад-вперед по листу бумаги.

— Dio mio! [Боже мой! (ит.)] — прошептал Макс.

— Что там? — потребовал ответа Джайлз.

Выронив бумагу, Макс печально посмотрел на Обри. Подойдя к окну, Джайлз поднял лист и повернулся к стоявшей на столе лампе. Даже в ее неровном свете можно было безошибочно узнать четкий почерк.

«Дорогая Обри,

простите мне мой трусливый уход из жизни. Я только молюсь, чтобы при этом я не забрызгал ковер, так как знаю, что вы будете суетиться, пока не приведете все в порядок. Правда в том, что я лучше буду гореть в аду за самоубийство, чем стану обузой вам, Джайлзу или кому бы то ни было другому. Я умираю и мучаюсь от боли, и ни одно чертово снадобье из коричневых пузырьков Креншоу теперь уже ничем не может помочь. Пусть церковники сожгут меня, когда и как им будет угодно. Когда я буду мертв, мне будет наплевать, если они назовут меня трусом. Быть может, Господь проявит ко мне милость. Быть может, он заберет меня к вашему отцу, где мне следовало бы быть давным-давно. Да благословит вас Бог за все, что вы старались сделать. Удачи вам и мальчику».

— О Господи! — Джайлз заставил себя еще раз прочитать записку, а затем, держа ее в вытянутой руке, через комнату посмотрел на Обри, которая сидела, закрыв глаза и крепко зажав руки в коленях, а потом взглянул на Макса, все еще стоявшего рядом. — Думаю, я должен был догадаться.

— Но Обри не хотела, чтобы кто-нибудь догадался.

— Я не верю, что то, что он сделал, неправильно. — Обри открыла глаза, и они оказались неожиданно ясными и искренними. — Не верю. И я не считаю его трусом.

— Безусловно, чтобы приставить пистолет к сердцу, требуется огромное мужество, — согласился Макс, приподняв одну бровь.

— Но почему, Обри? — Мысли у Джайлза путались. — Почему?

— Все было именно так, как он сказал, — призналась Обри, бросив на Макса еще один настороженный взгляд, и у нее снова задрожали руки. — Я... У меня не было никакого плана. Я вбежала и увидела кровь. Увидела письмо. И у меня п-просто началась паника. Я поняла, что, если ничего не сделаю, о нем будут говорить постыдные вещи — и о его семье. Этого я не могла допустить.

— О моя любовь!.. — Джайлз вернулся к Обри и взял ее руку в свои.

Но Обри продолжала смотреть на кресло у письменного стола, и ее взгляд был обращен в прошлое.

— Я понимала, что другие могли слышать выстрел, — теперь она говорила шепотом, — кто-то мог раньше вернуться с ярмарки, поэтому я взяла пистолет и письмо. Без них, подумала я, никто не сможет ничего доказать. В то время это имело смысл.

— Но это было опасно для тебя! — тихо воскликнул Джайлз. — О чем ты думала?

— Джайлз, я не думала! — Ее голос повысился на октаву. — Я совсем ни о чем не думала. Если бы я подумала, я поняла бы, что обязательно будет расследование, что возникнут вопросы о моем прошлом. Даже ради майора Лоримера я не стала бы рисковать тайной Айана. Но в тот момент, когда я увидела, что майор мертв, я только знала, что не вынесу, если он станет предметом презрения и жалости.

— Но вы все же сообразили, что нужно забрать письмо, — буркнул Макс.

— О, в этот раз я не боялась быть повешенной за убийство, — уверенно сказала Обри. — Я боялась лишь того, что меня отправят обратно в Шотландию. Но я не могла сказать правду и допустить, чтобы церковь обошлась с ним как с отверженным, чтобы его назвали трусом. Он так много сделал для нас — для всех нас. О, при других обстоятельствах на его месте в этом кресле мог оказаться мой отец или какой-либо другой храбрый солдат.

— Ты совершенно права, — тихо сказал Джайлз и снова вспомнил слова, которые она с таким жаром произнесла над гробом его дяди: «И если они не погибают в битве, то потом умирают дома один за другим. Мы никогда не должны этого забывать и всегда должны помнить, в каком долгу мы перед ними».

Обри не забыла, хотя многие в мире позволили себе забыть и майора Элиаса Лоримера, и его жертвы, принесенные ради короля и отечества. Но Обри, которую война оставила сиротой, этого не допустила, и Джайлз задумался, хватило бы у него мужества сделать то, что сделала она.

— Но теперь, полагаю, все следует открыть, — тихо сказал он.

— Нет! — Обри вытянула вперед руку. — Не нужно!

— Обри, — недовольным тоном возразил Джайлз, — нельзя, чтобы это подозрение висело над тобой. Ты устала. Моего дядю поймут.

— Если сейчас рассказать правду, будет еще хуже! — Крепко сжав руки, она умоляюще посмотрела на Макса. — Лорд де Венденхайм, прошу вас, объясните ему!

— Как я понимаю, леди Обри, вы были достаточно умны, чтобы уничтожить оружие? — С хмурым задумчивым видом Макс заложил руки за спину.

— Я... я хотела. — Лицо Обри слегка покраснело.

— Что вы имеете в виду, говоря «хотела»? — Макс вскинул голову.

— Я просто хотела как можно быстрее избавиться от него, на случай если кто-либо прибежит в комнату, — прошептала Обри, и ее взгляд метнулся к дальнему углу комнаты. — Я решила, что вернусь позже, заберу его и брошу в пруд...

— Maledizione! [Проклятие! (ит.)] — выругался Макс. — И вы это сделали?

— Я не смогла. — Закусив губу, Обри потупилась. — Я сделала ужасную глупость.

— Какую глупость? — уточнил Макс.

Обри встала и прошла через комнату туда, где в полутьме стояла огромная ваза, высокий восточный сосуд неизвестного назначения — возможно, кувшин для воды. Сколько помнил Джайлз, он всегда возвышался на резном постаменте красного дерева в темном углу библиотеки Кардоу. Будучи совсем маленьким мальчиком, Джайлз иногда измерял по нему свой рост, и к тому времени, когда его отправили в школу, голова Джайлза едва достигала края вазы.

— Я бросила его сюда, — почти виновато призналась Обри, коснувшись вазы, и заглянула в нее. Джайлз и Макс с настольной лампой в руке подошли к ней. — Не представляю, о чем я думала. — Она продолжала смотреть внутрь вазы. — Я искала место, куда никому не пришло бы в голову заглянуть, но я так торопилась.

— Боже правый, — Макс с лампой перегнулся через край вазы, — если бы кто-то и заглянул сюда, то здесь так темно, что ничего нельзя увидеть.