Глава 4

Комната с видом

Джайлз был рад видеть джентльмена, ближе к вечеру того же дня вошедшего в его кабинет, хотя тот был мало похож на кругленького мальчика с взъерошенными волосами, с которым они вместе играли в детстве. У ставшего теперь худым и угловатым Джеффри Креншоу рубашка была заправлена кое-как, а на обшлаге расстегнутого пальто красовалось темное пятно крови. В руке он нес кожаную сумку, а на своих плечах — вселенское бремя, если судить по выражению его лица.

— Прости, что так поздно, — сказал доктор, протягивая свободную руку. — Приятно снова видеть тебя дома, Уолрейфен.

— Я не вовремя отвлек тебя? — Джайлз жестом руки указал Креншоу на кресло.

— Джек Бартл неосторожно обращался с острой косой и злоупотреблял пивом, — усмехнулся Креншоу. — Но в твоей записке было сказано, что дело срочное, поэтому я наложил ему швы и пришел прямо сюда. Я очень сожалею, Уолрейфен, о том, что случилось с твоим дядей. Это трагедия. После похорон матери ты провел здесь не больше двух недель и вот теперь вернулся на похороны дяди. Мне очень жаль, что именно смерть привела тебя домой.

— Это не дом, Креншоу, — тихо сказал Джайлз, пройдясь к окну и обратно, — но я приехал, потому что должен был приехать. Я выполняю свой долг.

На мгновение Креншоу стало не по себе, и он, немного помолчав, сказал:

— Мы с тобой старые друзья, Уолрейфен, и в детстве чудесно проводили здесь время. Я знаю, твоей маме здесь не нравилось, но разве на самом деле было так плохо?

— Взгляни на это место, Креншоу, — отрывисто сказал граф, выразительно подняв руки. — Оно совершенно не для нее. Она была молодой и красивой, полной жизни. А этот угрюмый старинный замок, море, туман, полная изоляция... Господи, все это высосало из нее жизнь.

— У нее был ты, — возразил Креншоу. — Ты был ее жизнью.

— Да, а мой отец упорно хотел отнять у нее и это, разве не так?

— Многих мальчиков отправляют в школы, Джайлз, — мягко сказал доктор. — Это не должно было стать для нее концом света.

— Мы не можем разобраться в той трагедии, Креншоу. — Джайлз вернулся к окну и смотрел в темноту. — Давай займемся этой, за которую у нас есть надежда отомстить.

— Да, конечно, — согласился он. — Скажи, чем я могу помочь?

Джайлз хотел услышать, что его старый друг думает о смерти Элиаса. Креншоу был хорошим доктором, каким до него был и его отец, и Джайлз любил его и доверял ему.

За рюмкой бренди Креншоу объяснил, как в день смерти Элиаса он оказался в замке.

Это был день открытия осенней ярмарки, и один из слегка подвыпивших лакеев Кардоу бежал по деревне и во всю силу легких орал, что майора убили. Тогда, схватив свою сумку, Креншоу бросился наверх по холму в замок, но оказалось, что надежды нет, а вскоре прибыли констебль и местный мировой судья. Окно библиотеки было открыто, что неудивительно, потому что день был теплым, но никаких признаков насильственного вторжения в замке не обнаружили.

— Креншоу, кто на самом деле нашел моего дядю? — спросил Джайлз, стараясь все осмыслить.

— Думаю, миссис Монтфорд, — после небольшой паузы ответил доктор.

— Она слышала выстрел?

— Полагаю, она приняла его за хлопушку в деревне. — Креншоу смотрел в рюмку с бренди. — Она обнаружила, что майор мертв, когда принесла ему поднос с чаем.

— Боже милостивый!

— Но дело не в этом, Уолрейфен, — резко сказал Креншоу, наклонившись вперед. — Ему выстрелили в грудь. Он не защищался.

— В грудь? — Джайлз поставил рюмку и постарался перевести дыхание. — Джефф, ты не думаешь... Я хочу сказать, он действительно не...

— Даже шепотом не произноси такого, — покачал головой Креншоу. — Ты слишком хорошо знаешь, к чему приводят такие разговоры. Кроме того, оружие не найдено.

— А каково было его здоровье? — Запустив руку в волосы, Джайлз размышлял над словами друга. — Может быть, он был в отчаянии?

— Его здоровье было крайне плохим, — откровенно сказал Креншоу. — У него увеличилась печень и пожелтела кожа. Он чахнул, однако отказывался лечиться. Но солдаты, тем более такие храбрые, как Лоример, себя не убивают. Это считается позором.

— Да, конечно. Я совсем не подумал об этом, — признался Джайлз.

— Ладно, не будем об этом, — посоветовал Креншоу, неловко, со стуком, поставив рюмку. — Ты хочешь, чтобы король заботился обо всех своих подданных?

— У него не было ничего, кроме репутации героя, — печально улыбнулся граф.

— А разве это не самое ценное на свете? — Креншоу выразительно развел руками. — Безусловно, он не заслужил, чтобы его темной ночью закопали в могилу, не произнеся над ним христианской молитвы. Это дикая, отсталая деревня, Джайлз. Еще десять лет назад мы хоронили самоубийц на перекрестке дорог, протыкая их сердца кольями. Пусть церковь обеспечит майору достойное погребение, а об остальном предоставь беспокоиться полиции.

— Ты уверен, что это убийство? — вздохнул Джайлз.

— А что же еще, если оружия нет, а дом пустой? Кто-то просто воспользовался ярмарочным праздником — возможно, цыгане — и решил легко поживиться. Они, должно быть, даже не знали об Элиасе.

— Дом был пустой? — Джайлз в упор посмотрел на доктора.

— Миссис Монтфорд дала всем выходной ради ярмарки, — после минутного колебания ответил Креншоу.

— Странно, — заметил Джайлз. — Насколько хорошо ты ее знаешь?

— Могу сказать, так же, как любого другого, — опять немного помолчав, сказал доктор. — Она немного... надменная. Возможно, неуступчивая. Но очень опытная. Достаточно только взглянуть на дом, чтобы это понять. Да, до ее приезда это место было сви... — Креншоу слегка побледнел.

— Свинарником, — сухо закончил за него Уолрейфен. — Да, я знаю. Миссис Монтфорд регулярно писала мне и жаловалась на это. Она совершила здесь потрясающие преобразования. Теперь здесь чувствуется даже какая-то теплота, — после паузы признал он.

— Издавна Кардоу был одним из самых внушительных английских имений, — натянуто улыбнулся доктор. — И наконец он опять так выглядит. Ни у кого не вызывает сомнения, чья это заслуга.

— Скажи мне, Креншоу, что известно об этой женщине? — Граф задумчиво отхлебнул бренди. — Она... вернее, была ли она... хм, любовницей моего дяди?

— Определенно могу сказать, что это не мое дело. — Все краски исчезли с лица Креншоу.

— Да-да, но что говорят? — нетерпеливо спросил Джайлз. — Как ты сказала, деревушка здесь маленькая.

— Верно, — согласился доктор, сосредоточенно глядя в свою рюмку. — Именно поэтому нельзя верить и половине того, что слышишь. Поначалу да, были разговоры, что у нее связь со старым чертом — прости меня, Уолрейфен, — и мне казалось, что майор питает к ней нежные чувства, потому что он мирился с ее вмешательством в его жизнь. Но окончательно убедило в этом всех в деревне то, что вскоре после ее приезда майор прекратил... хм... свои похождения.

— Ты хочешь сказать, водить проституток? — вставил Уолрейфен.

— Да, водить проституток, — грустно улыбнулся доктор. — И он больше оставался дома. Но я полагаю, причиной этого были его возраст и пьянство, воздействовавшие на его... э-э... силу, если ты меня понимаешь.

— Боюсь, понимаю, — криво усмехнулся Уолрейфен. — Скажи, Креншоу, что думает мировой судья?

— Кто, старый Хиггинс? — У доктора вытянулось лицо. — Он, само собой, подозревает миссис Монтфорд. По его мнению, она что-то скрывает, а всегда проще всего свалить все на чужака, не так ли? Она держится обособленно и редко ходит куда-нибудь дальше деревни, если только не понадобится кому-то из арендаторов. По теории Хиггинса, между ней и майором, возможно, произошла одна из их всем известных стычек, которая на этот раз вышла из-под контроля. Но он ошибается, Уолрейфен. Обри Монтфорд не убивала твоего дядю.

Горячность доктора удивила Джайлза, однако ему хотелось с ним согласиться. Женщина, с которой он только что познакомился, не казалась способной совершить такое преступление. О, он не сомневался, что миссис Монтфорд была способна на убийство, но это было бы хорошо спланированное убийство, а не порыв бесконтрольной ярости, после которого на ковре остались пятна крови, а в доме беспорядок.

— Ты говоришь так, словно сражен моей экономкой, старина, — заметил Уолрейфен.

— Ах, возможно, и есть немного, — признался Креншоу, улыбнувшись мальчишеской улыбкой. — Знакомство с ней принесло мне много хорошего. Но согласись, Уолрейфен, она редкая красавица и к тому же обладает определенным обаянием, если мужчина не боится сильных, самостоятельных женщин.

— Я не заметил, — солгал Джайлз, потому что на самом деле у него были смешанные чувства к миссис Монтфорд.

Она его раздражала, ему не нравился ее острый язычок и надменный, презрительный вид, который она напускала на себя, но от него не ускользнули искорки юмора, сверкнувшие у нее в глазах, когда он упомянул о дохлых жабах, и это почему-то смягчило его гнев, если не голос.

И Креншоу был прав — она обладала редкой красотой. Но это лицо с тонкими чертами, имевшее форму сердца, и светящиеся зеленые глаза выглядели чересчур уж смышлеными. А ее густые волосы, рыжие волосы, которые каким-то образом ухитрились выбиться из-под покрывавшего их чепца, как будто старались выставить себя напоказ! Да, ее внешность вызвала у Джайлза удивление, ведь его дядя предпочитал чувственных женщин.

— Обри, — протянул Уолрейфен. — Это ее имя? Как странно, что я не знаю такого. У Хиггинса есть какие-нибудь достоверные улики против нее?

— Ее одежда была перепачкана кровью, — снова пожав плечами, сообщил доктор. — Как следует из ее заявления, она была одна в доме. И, по словам Хиггинса, она сохраняла спокойствие, разговаривая с ним. Но миссис Монтфорд вряд ли можно отнести к истерическому типу людей.

«Да, это абсолютная правда», — согласился про себя Джайлз. Сегодня днем она столкнулась с ним один на один и не отступила, не проронила ни слезинки, не впала в истерику в отличие от большинства знакомых ему женщин. Его гнев, казалось, не произвел на нее совершенно никакого впечатления, даже тогда, когда он пригрозил рассчитать ее. «Что нужно сделать, чтобы она сбросила с себя эту маску? И была ли это действительно маска?» — задумался он. Возможно, у этой женщины не только спина была из твердой стали, и, возможно, как подозревал Хиггинс, она что-то скрывала.

В этот момент дверь отворилась, и Джайлз увидел Певзнера.

— Прошу прощения, милорд, — сказал дворецкий. — Я не знал, что здесь доктор Креншоу.

— Певзнер, вы чем-то расстроены, — окликнул дворецкого Уолрейфен, когда тот уже наполовину закрыл дверь.

На самом деле губы дворецкого были неодобрительно сжаты, словно он только что нашел на обеденном столе дохлую крысу. Он вошел в комнату и, бросив на Креншоу настороженный взгляд, закрыл дверь.

— С сожалением должен доложить вам, сэр, что исчезли карманные часы вашего дяди.

— Его часы? — нетерпеливо переспросил Джайлз.

— Да, сэр. Они были из чистого золота и отделаны сапфирами, — как бы оправдываясь, сказал дворецкий. — Он очень дорожил ими и всегда держал в шкатулке на туалетном столике. Я собирал его вещи, но часов в его комнатах нигде не нашел. Боюсь, их украли.

— Я сообщу это Хиггинсу. Благодарю вас за старания. — Уолрейфен вздохнул, он знал, что материальные ценности не много значили для Элиаса.

— Если они не найдутся в ближайшее время, — настаивал дворецкий, — я думаю, следует обыскать весь дом.

— Конечно. Организуйте это, Певзнер. — И Джайлз жестом руки отпустил дворецкого.

— Мне тоже пора идти. — Креншоу резко поднялся, когда Певзнер, кивнув им, вышел. — Моя помощь больше не нужна?

— Нет, Креншоу, спасибо тебе. — Встав, Джайлз протянул другу руку, но потом быстро отдернул ее. — Подожди, есть еще кое-что. Огилви сортировал почту, и среди нее оказалось письмо, адресованное тебе. — Подойдя к столу, он стал перебирать стопку конвертов. — Вот. — Джайлз протянул доктору коротенькую записку. — Огилви нашел его на столике у двери в большом зале. В суматохе кто-то, видимо, положил на него пришедшую почту.

— Почерк миссис Монтфорд, — сказал Креншоу, рассматривая сложенную бумагу, и, сломав печать, бегло прочитал послание, а затем передал его Джайлзу.

— Удивительно, — сказал Джайлз, прочитав записку. — Миссис Монтфорд просит вас прийти в замок и осмотреть моего дядю? «Он согласился на это», — пишет она. Трудно поверить этому.

— Зачем бы ей лгать? — вступился за нее Креншоу. — Это было написано утром в день его смерти. Нет сомнения, она была уверена, что на следующий день он будет жив. Нужно быть слишком хитроумным, чтобы заранее спланировать такое.

Но миссис Монтфорд была очень хитроумной, Джайлз лично удостоверился в этом. Но чтобы она была убийцей? Нет.

— Конечно, ты прав, так что, прошу тебя, захвати эту записку с собой перед уходом. Мне хватает и моей собственной корреспонденции.

— Я рад, что ты не утратил своего сарказма, — ухмыльнулся Креншоу, засовывая записку в карман пальто, и, пожав Джайлзу руку, направился к двери.

— Подожди, Креншоу! — остановил его Уолрейфен. — Ты не мог бы остаться к обеду? Родственники из Бата вот-вот приедут, и я, откровенно говоря, чувствую себя подавленным.

— Сабрина, Сара и Сьюзен? — с сочувствием взглянул на друга доктор.

— Мне кажется, Сильвия, Сибилла и Серена. Или Сандра? Я не могу отличить их друг от друга. И конечно, тетя Харриет.

— Извини, старина. — Креншоу кивком указал на испачканный кровью рукав пальто и довольно весело подмигнул. — Сейчас я просто непрезентабелен.

* * *

Хотя ни один из тех, кто видел ее, не догадывался об этом, но к пяти часам Обри совершенно извелась от беспокойства. Мало того, что она умудрилась оскорбить своего работодателя, в первый раз увидев его, так теперь вскоре предстоит первый официальный обед в Кардоу, на котором будет присутствовать почти половина семейства Лоримера.

Обходя один за другим залы для официальных приемов, Обри придирчиво разглядывала полы, обстановку и занавеси. Она часто останавливалась, чтобы расправить складки или переставить цветы. Все должно быть безупречно, изысканно, как было прежде, — эту цель она поставила не только перед штатом слуг, но и перед собой тоже, не желая доставлять графу Уолрейфену удовольствия убедиться, что его экономка оказалась не только дерзкой, но еще и неумелой.

Покончив с осмотром гостиных и холлов, Обри направилась в главный обеденный зал. Служанки должны были последний раз стереть отовсюду пыль перед тем, как лакеи накроют на стол. Однако, приблизившись, она увидела, что двери распахнуты настежь, а изнутри доносятся громкие голоса — чересчур громкие, Остановившись у порога, Обри увидела в конце комнаты Бетси, полирующую и так уже начищенные до блеска фигурные настенные подсвечники. Но Летти и Ида особенно не утруждали себя, а просто стояли у окна; склонив друг к дружке головы и болтая, они выглядывали из-за занавесей в расположенный внизу сад.

— По-моему, она хороша, как всегда, — оценивающе заметила Летти. — Никогда не видела такую копну рыжих волос. А лорд Уолрейфен, ну, он тоже привлекателен, несмотря на темные круги под глазами, правда?

— А Бетси говорит, что его сиятельство велел миссис Монтфорд разместить ее сиятельство в ее прежних апартаментах, — услышала Обри шепот Иды. — Тебе не кажется это странным? Весь багаж пришлось переносить.

— Фу, Ида, — фыркнула Летти, — ты зеленая, как трава. А еще из Лондона!

— А что? — Ида была явно оскорблена.

Обри понимала, что следует вмешаться, но ее ноги словно примерзли к полу.

— Скажем, хозяину лучше всего покрепче запереть на ночь дверь в комнату своей жены, — продолжила Летти, еще немного отодвинув занавеси. — Всем известно, что лорд Уолрейфен по-прежнему страдает по ней. Взгляни туда — какими мечтательными глазами они смотрят друг на друга!

— Ой, перестань! По мне, так у нее вовсе не мечтательные глаза! И потом, разве она недобровольно вышла замуж за старого лорда?

— Ага, конечно, только потому, что старый лорд набросился на мистера Джайлза, — снова хихикнув, возразила Летти. — А женился он просто назло. Отвратительный был тип и всегда щипал и щупал там, где не положено.

— Замолчи, Летти, — шепнула Ида — Ты что, хочешь, чтобы миссис Монтфорд нас поймала?

— Боюсь, уже поздно, — тихо сказала Обри, входя в комнату со сложенными руками. — Ида, Летти, что здесь происходит?

— Ничего, мадам, — ответила Летти, когда девушки испуганно разом повернулись в ее сторону.

— Мне это показалось похожим на сплетни, и самого отвратительного сорта. Если вы здесь закончили, берите свои вещи и возвращайтесь вниз. Можете помочь лакеям полировать ведра для охлаждения вина.

Подхватив свои тряпки, служанки убежали, как пара напуганных кроликов, а Бетси, видимо, закончив протирать подсвечники, подошла к окну. Она поставила на пол ведро, и комнату сразу наполнил острый запах яблочного уксуса.

Выглянув в окно, Обри увидела, что лорд Уолрейфен все еще прогуливается по саду под руку с леди Делакорт. Леди смеялась, запрокинув голову, так что заходящее солнце играло в ее волосах. Уолрейфен, должно быть, о чем-то договаривался с ней. Он остановился, сорвал веточку с ближайшего куста и заложил ее за ухо Сесилии, при этом с необыкновенной нежностью слегка коснувшись ее щеки. Они были прекрасной парой, такой прекрасной, что можно было принять их за жениха и невесту.

— Девушки сплетничают, Бетси, — недовольно сказала Обри, поглощенная сценой в саду. — Они говорили... возмутительные вещи. О его сиятельстве и леди Делакорт.

— Что ж, — спокойно сказала стоявшая рядом с ней Бетси, тоже взглянув в окно, — полагаю, в этом большая доля правды, мадам. О, совершенно верно, Летти должна держать рот на замке, но она ничуть не лжет.

— Ох, я не знача, — тихо промолвила Обри и, непонятно почему смутившись, плотно задернула занавеси.

В этот вечер незадолго до обеда в Кардоу действительно нагрянули родственники Джайлза из Бата, и обед превратился в затяжной, напряженный ритуал, наполненный бесконечным количеством прощупывающих вопросов, на которые у Джайлза не было желания отвечать. Тетя Харриет и ее незамужние дочери были ужасными сплетницами, а ее муж Майлз казался тихой мышью среди людей. Но спасибо Сесилии, которая пустой болтовней с изяществом отражала большинство надоедливых вопросов, и ее мужу, который без зазрения совести флиртовал с его тетей и кузинами, пока точно по расписанию не были поданы все семь блюд.

Такое обслуживание явилось для Джайлза еще одним сюрпризом. Он ожидал самого худшего, полагая, что слуги не привыкли заботиться ни о ком, за исключением дяди Элиаса, у которого, разумеется, не было никаких запросов. Как было известно Джайлзу, большая часть штата его слуг никогда в жизни не прислуживала за столом, однако ни к одной мелочи, начиная от великолепно отглаженной скатерти и кончая послеобеденным портвейном, нельзя было придраться. И он отлично понимал, что это заслуга не бедняги Певзнера. «Миссис Монтфорд, должно быть, настоящий тиран», — пришел к заключению Уолрейфен.

Слава Богу, обед закончился, и Джайлз получил возможность уйти в китайскую спальню, чтобы погрузиться в беспокойный сон. Проснувшись на рассвете, он накинул халат и нетерпеливо позвонил, чтобы ему принесли кофе. Всю ночь его дожидался посыльный из Уайтхолла, и Огилви, несомненно, уже приготовил ему на просмотр груду рабочих бумаг. А потом на девять часов у него назначена встреча с мировым судьей. Хотя твердое намерение Уолрейфена разыскать убийцу дяди не поколебалось, он боялся иметь дело с бюрократической машиной, и ему не хотелось думать, что подозревают кого-то из его прислуги, даже если это была миссис Монтфорд — особенно если это была миссис Монтфорд.