Элайджа, кажется, изумился, что я знаю и помню имя его брата.

Он кивает.

— Мне жаль, — сочувствую я. А что еще мне сказать? Три года назад я упустила свой шанс выразить соболезнования.

— Мне тоже.

Первые несколько месяцев после потери Макса оказались для меня самыми тяжелыми. Каждое утро я просыпалась и вспоминала, что его смерть — не ночной кошмар, а суровая реальность, с которой мне пришлось столкнуться. Все это разрывало меня на куски. Если честно, я даже не могу представить, каково это — справляться с такой болью в одиночку.

— Макс умер, оставив душевную боль, которую не сможет унять даже Джек. Никто не сможет.

— Потерять кого-то близкого — самое трудное испытание, — признает Элайджа. — Никогда не знаешь, насколько ты силен, пока не столкнешься с истинным горем.

От его слов по коже бегут мурашки.

Да, это правда. Ты не узнаешь, что такое сила, пока не столкнешься со смертью любимого человека и не выйдешь из депрессии, продолжив функционировать в повседневной жизни так, будто ничего не случилось. При этом, как бы ты себя ни вел, ты все равно будешь помнить о трагедии.

Я замечаю что-то красное и переключаю внимание на руки Элайджи. Откуда взялись эти пропитанные кровью бинты, обернутые вокруг костяшек? Да, кровь уже засохла, однако багрово-коричневый цвет трудно не заметить.

Не раздумывая ни секунды, я тянусь и хватаю его несчастные руки. Наш откровенный разговор остается в прошлом.

— Что случилось?!

Элайджа убирает руки.

— Ничего, — пренебрежительно отвечает он.

Я медленно перевожу взгляд с настороженного лица Элайджи на костяшки пальцев и вижу, что кровь буквально окрасила бинты в красный цвет.

— Дай мне свои руки, — требую я, едва сдерживая чих, который мог бы испортить столь авторитетный тон.

— Скарлет, это не…

— Дай мне свои руки.

Мы замираем на несколько напряженных секунд, а затем он молча вкладывает руки мне в ладони. Я достаю из кармана дезинфицирующее средство и бинты и тут же получаю вопрос:

— Откуда у тебя аптечка?

Я понимаю, что это довольно странно — внезапно доставать средства первой помощи.

Я улыбаюсь.

— Один из друзей Джека поранился, и я обработала его раны. Оставила набор на тот случай, если кто-то еще пострадает.

Я действительно удивлена, что с Брайсом не случилось ничего более серьезного, чем несколько царапин.

Я осторожно начинаю снимать повязки с левой руки Элайджи. Заметив, что они полностью покрыты засохшей кровью, хмурюсь.

Откуда у него раны? Он кого-то или что-то ударил?

Вопросы, которые начали безудержно всплывать в голове, быстро исчезают при виде настороженного взгляда Элайджи. Он явно не хочет, чтобы я задавала вопросы, поэтому я предпочитаю молчать.

Вместо разговоров я обрабатываю раны. Я смачиваю водой из бутылки чистую салфетку, вытираю засохшую кровь, накладываю мазь. Элайджа молчит. Я чувствую, как его глаза сверлят меня, но отказываюсь на него смотреть. Он явно не хотел, чтобы я помогала. Но почему? Возможно, просто боялся услышать вопросы. Вероятно, он разрешил помочь лишь потому, что я промолчала.

— Готово.

Когда Элайджа заканчивает разглядывать чистые бинты, он переводит взгляд на меня.

— Спасибо, Скарлет. — Его взгляд смягчается в знак благодарности.

— Не за что. Но я бы предпочла, чтобы ты называл меня доктор Такер.

Элайджа вскидывает бровь.

— Серьезно?

Мы оба смеемся над моим глупым замечанием.

— Нет, точно не сейчас, когда я услышала, как ужасно звучит мое имя.

Сильный порыв ветра охлаждает меня до костей. Я трижды чихаю.

— Джек дал тебе куртку?

— Дал. Но сразу же пролил на нее пиво.

Я чувствую, как напрягается тело Элайджи. Он смотрит на вереницу машин у входа.

— У меня в машине есть куртка.

Внезапный громкий треск из дома вынуждает меня обернуться.

— Я, наверное, пойду. Нужно проверить, жив ли Джек, — шепчу я, сожалея, что нас отвлекли.

Мое общение с Элайджей — самое веселое, что произошло на этой вечеринке. Мы оба встаем, и я стряхиваю пыль со своих шорт. И тут мне приходит мысль, что было бы приятно иметь трезвую компанию.

— Не хочешь пойти со мной?

Он смотрит на меня пару секунд.

— Думаю, я поеду домой. — Элайджа смотрит в сторону машины.

Не в силах игнорировать свое разочарование, я все-таки киваю и улыбаюсь ему.

— Я рада, что ты решил зайти, Элайджа.

— Я тоже, доктор Такер.

Прежде чем я успеваю ответить, он смеется над моей реакцией, доходит до машины и садится за руль. Я же не могу избавиться от единственного вопроса: откуда у него эти раны?

Вернувшись в дом, я оглядываю бушующий хаос. Люстра выглядит так, будто вот-вот рухнет на пол. Трудно сказать, насколько надежно она закреплена, поскольку отражающийся от нее свет каждые несколько секунд меняет цвета в такт музыке. Я пробираюсь мимо танцующих ребят и наконец замечаю пьяного Джека, кажущегося потерянным, будто он заблудился в собственном доме.

— Детка! — восклицает он, бросаясь ко мне. — Я искал тебя повсюду, красотка. Куда ты убежала? — Джек притягивает меня к себе, будто я отсутствовала много лет.

В пьяном угаре он имеет тенденцию становиться слишком милым.

— Я выходила на улицу. Мне нужен был воздух.

Кашель щекочет горло, но мне удается его сдержать.

— Я скучал по тебе и твоим сексуальным танцам, — протягивает Джек, заканчивая фразу не очень сексуальной икотой. — Упс, прости.

— Знаешь, было бы намного приятнее, если бы ты не был пьян.

— Ты… — он берет паузу, чтобы икнуть, — …самая сексуальная девушка, которую я когда-либо встречал.

— Правда?

Джек энергично кивает.

— Определенно. Прости, если я недостаточно часто говорю об этом.

Итак, несмотря на то, что все мое тело болит от усталости, я снова выхожу на танцпол. Джек по дороге выпивает очередной стаканчик какого-то алкоголя.

Когда он осушает еще две кружки пива или непонятно чего, я веду его в туалет, пока он не изверг весь свой дневной рацион на танцпол. Распахнув дверь, я толкаю его прямо к унитазу. Не проходит и секунды, как Джека начинает рвать, а вслед за рвотой начинаются истошные стоны. Я опускаюсь на колени.

— Все хорошо, Джек. Ты в порядке, — шепчу я, успокаивающе потирая ему спину.

Ты сам виноват.

Как только стоны стихают, я наполняю чашку водой и подношу ее к губам Джека.

— Выпей.

Он пытается залпом осушить целую чашку.

— Не торопись, иначе будет хуже.

— Как же мне с тобой повезло, Скар.

Я молчу.

Джек прислоняется к стене. Его лоб блестит от пота, и я нежно зачесываю его волосы.

— Ты удивительная, красивая, совершенная, — бормочет Джек, все еще пьяный, и закрывает глаза. — Ты заботишься обо мне. — Он снова открывает глаза, улыбается. — Я люблю тебя.

Я наклоняюсь, чтобы поцеловать его в лоб.

— Ты устал? Наверное, пора заканчивать вечеринку.

Джек кивает. Я поднимаюсь, направляясь к импровизированному диджею и выключаю музыку. Все понимают, что на сегодня вечеринка окончена, и через десять минут в помещении никого не остается. Надеюсь, ребята не поехали домой пьяными. Обычно, когда у нас проходят вечеринки, я объявляю, что все, кто не в состоянии ехать домой, могут остаться здесь. Сегодня же мой голос недостаточно силен, чтобы кричать.

Когда последние гости уходят, я возвращаюсь в ванную. Джек все еще лежит на полу.

— Все ушли. Вот, возьми, — говорю я, протягивая две таблетки.

— Спасибо, красотка.

Я беру его за руку. Лихорадка, очевидно, возвращается — мои ладони становятся влажными.

— Тебе пора ложиться. Пойдем, я помогу тебе дойти.

Спотыкаясь, мы поднимаемся по лестнице и, наконец, попадаем в его комнату. Я стягиваю с него грязную одежду и оставляю в одних боксерах, как он любит спать. Затем я укладываю его под одеяло и открываю окно, чтобы впустить немного холода, как он предпочитает.

Уложив Джека в постель, я присаживаюсь на край кровати, чихая от врывающегося в открытое окно холодного воздуха. Из-за сильной боли в горле я морщусь и тяжело сглатываю.

Внезапно к моему лбу прикасается рука. Я опускаю взгляд на обеспокоенные глаза Джека, который заметно протрезвел после рвотных фонтанов в ванной.

— Скар, детка, ты вся горишь. Тебе плохо?

Неужели он наконец-то заметил?

— Я в порядке. Тебе нужно поспать, Джек.

— Что у тебя болит? Давай я приготовлю куриный суп с лапшой или что-нибудь еще? — настаивает он.

Но когда Джек начинает вставать, с губ его срывается глубокий стон. Он ложится обратно, крепко зажмурив глаза.

— Голова кружится. Тошнит.

Смахнув с его лба прядь мокрых волос, я кладу руку ему на щеку.

— Тебе станет лучше, когда ты выспишься. — Мой голос окончательно стал хриплым от напряжения.

— А как же ты? Я не хочу, чтобы ты болела.

— Спи, Джек. Все хорошо.

— Все будет хорошо, если ты останешься рядом. Я должен убедиться, что ты поправишься, — настаивает он.

— Нет, я не хочу, чтобы ты заразился.

— Значит, ты больна.

— Да, и я не хочу, чтобы ты тоже заболел.

Несколько секунд Джек изучает мое лицо, после чего опускает голову на подушку.

— Наверное, ты права. У меня большая игра в следующую пятницу.