«А ну прекрати, идиот несчастный!»

У него просто слишком долго не было женщины. Когда в последний раз?.. Кажется, с год назад. Ну да, в Лондоне. Надо же, как быстро летит время! Решено: после сенокоса возьмет отпуск и отправится в город недельки на две. Сходит в клуб, поужинает с друзьями, сыграет партию-другую в вист — и проведет несколько вечеров в объятиях какой-нибудь податливой бабенки, которая поможет забыть обо всех на свете рыжеволосых вдовах с именами певчих птиц…

— Видите ли, я должна сдержать данное мужу слово, — заговорила Феба; судя по голосу, ее тоже что-то отвлекло. — У меня есть обязательства перед ним.

Эти слова неожиданно задели Уэста — и помогли прийти в себя.

— Прежде всего, — ответил он вполголоса, — у вас есть обязательства перед людьми, чье благосостояние зависит от вас. Долг перед живыми куда важнее, чем перед мертвыми.

Феба нахмурилась: похоже, восприняла его слова как выпад против Генри, — и, по совести, Уэст не смог бы поклясться, что это не так. Нелепо отстаивать старые методы ведения хозяйства — жизнь идет вперед, все меняется.

— Благодарю вас за полезные советы, мистер Рейвенел, — холодно проговорила Феба и повернулась к брату. — Милорд, а с вами я хочу перемолвиться парой слов.

Выражение ее лица не предвещало ничего хорошего.

— Разумеется, — безмятежно ответил тот. — Пандора, любовь моя, ты позволишь?

— Конечно, иди! — беззаботно откликнулась Пандора, но едва они скрылись, ее улыбка померкла. — Она его не побьет? А то пойдет к алтарю с синяком под глазом!

— Не беспокойся, — улыбнулся Кингстон. — Несмотря на многолетние провокации со стороны всех трех братьев, Феба по-прежнему не приемлет физического насилия.

— Зачем Габриель вообще заговорил об экскурсии на ферму? — в недоумении спросила Пандора. — Прозвучало весьма бесцеремонно, даже для него!

— Дело в давнем споре, — сухо ответил герцог. — После смерти Генри Феба с радостью предоставила все решения Эдварду Ларсону. Но в последнее время Габриель все чаще заговаривает о том, что пора ей самой заняться поместьем — точь-в-точь как предложил минуту назад мистер Рейвенел.

— А она не хочет, — с сочувствием предположила Пандора. — Потому что сельское хозяйство — это скучно?

Уэст бросил на нее сардонический взгляд:

— А тебе-то откуда это знать!

— Сужу по книгам, которые ты читаешь. — И, повернувшись к Кингстону, Пандора объяснила: — Производство масла, выращивание свиней, всякие грибы… Кому это может быть интересно?

— Грибы? Вы имеете в виду многоклеточные грибки, которые поражают посевы? — вежливо уточнил Кингстон.

— Чем только, оказывается, растения не болеют! — воскликнула Пандора. — Споры головни, пыльная головня, вонючая головня…

— Пандора, — прошипел Уэст, — ради всего святого, говори потише!

— А что, леди не должны произносить такие выражения? — Она тяжело вздохнула. — Вот так всегда! Все самое интересное — неприличное!

Изобразив вселенское терпение, Уэст повернулся к герцогу:

— Мы говорили о том, что леди Клэр не интересуется сельским хозяйством.

— Думаю, проблема не в отсутствии интереса, — ответил Кингстон. — Это скорее вопрос некой преданности, что ли, и не только покойному мужу, но и Эдварду Ларсону, который оказал ей поддержку в самые тяжелые дни. Еще при жизни Генри, когда болезнь начала брать над ним верх, управление поместьем постепенно перешло в его руки. Ну а моя дочь не хочет подвергать сомнению его решения. — Он помолчал, а затем добавил, нахмурившись: — Это просчет с моей стороны, я не предвидел, что ей понадобятся специальные знания.

— Научиться вести хозяйство несложно, — прагматично заметил Уэст. — Моя жизнь тоже была бессмысленным существованием — которым я, надо сказать, наслаждался от души, — пока брат не приставил меня к делу.

— Я слышал, вы были еще тем повесой! — весело блеснув глазами, заметил Кингстон.

Уэст скользнул в его сторону быстрым тревожным взглядом:

— Должно быть, от брата?

— Нет, из других источников.

Черт! Девон что-то рассказывал об игорном клубе «Дженнерс»: созданный отцом герцогини, в конце концов он оказался во владении Кингстона. Из всех лондонских клубов этот был наиболее престижным: здесь срывали самый крупный банк, его посещали члены королевской семьи, высшая знать, депутаты парламента и сливки общества Англии. Через крупье, кассиров, официантов, ночных портье проходил нескончаемый поток сплетен и самой разнообразной информации. У Кингстона имелся доступ к частным сведениям о самых влиятельных людях страны — их состоянии, финансовых активах, личной жизни, скандалах, в которых они замешаны, даже о проблемах со здоровьем.

«Боже мой, чего он только не знает!» — мрачно подумал Уэст, а вслух сказал:

— Все нелестные слухи, что вы обо мне слышали, вполне возможно, правда, кроме самых мерзких и позорных: вот эти — правда на сто процентов.

Герцог добродушно рассмеялся.

— Дорогой мой Рейвенел, все мы не без греха! Не будь у нас прошлого — и обсуждать было бы за бокалом портвейна нечего! — С этими словами, протянув руку Пандоре, он предложил Уэстону: — Идемте со мной, хочу представить вас кое-кому из моих знакомых.

— Благодарю вас, сэр, но я…

— Вы в восторге от моего приглашения, — мягко перебил его Кингстон, — и благодарны за проявленный к вам интерес. Идемте же, Рейвенел, не будьте занудой.

Уэстону ничего не оставалось, кроме как подчиниться.

Глава 4

Феба, кипевшая от злости, протащила брата за локоть по коридору до ближайшей незанятой комнаты неопределенного назначения, почти без мебели: такие всегда имеются в больших старинных особняках. Втащив Габриеля внутрь, Феба закрыла дверь и гневно воскликнула:

— Какого дьявола ты, болван, потащил меня на эту ферму?

— О тебе же забочусь, — пожал плечами Габриель. — Надо же познакомиться с поместьем, чтобы им управлять.

Из всех братьев и сестер именно с Габриелем Феба всегда была особенно близка. В его обществе она без стеснения отпускала шутливые или саркастические замечания, признавалась в самых дурацких своих промахах, зная, что он не станет судить ее слишком строго. Знала его ошибки и хранила его тайны, как и он — ее.

Многие — пожалуй, даже большинство — с немалым изумлением узнали бы, что и Габриэлю случается совершать ошибки. Да и кому могло прийти в голову, что этот привлекательный джентльмен с изящными манерами и безупречной выдержкой способен на безрассудные поступки. Но Габриель бывал высокомерен и умел манипулировать людьми. Под его внешним очарованием скрывался обладатель стального стержня, который и помогал ему управлять многочисленными владениями и предприятиями Шоллонов. Решив, что и для кого будет лучше, Сент-Винсент не останавливался и не брезговал никакими средствами, пока не добивался своего.

Вот почему Феба порой считала нужным давать ему отпор. В конце концов, она старше, и это ее долг — следить, чтобы младший братец не вел себя как надменный осел!

— Ты помог бы мне куда больше, если бы занимался своими делами, — отрезала Феба. — Если я и захочу что-то узнать о сельском хозяйстве, то уж точно не от него!

— Почему? — в недоумении спросил Габриель. — Ведь ты понятия не имеешь, что представляет собой Рейвенел.

— Боже правый! — воскликнула Феба, скрестив руки на груди. — Да разве ты не знаешь, кто он такой? Неужели не помнишь? Тот самый школьный хулиган, что издевался над Генри!

Габриель покачал головой: по его лицу было ясно, что не помнит.

— В пансионе. Тот, что мучил его почти два года.

Габриель по-прежнему смотрел на нее непонимающе, и Феба нетерпеливо добавила:

— Тот, что подсунул ему свечи для фейерверков!

— А-а! — Лицо Габриеля разгладилось. — Совсем забыл! Так это был он?

— Вот именно! — Феба принялась ходить взад-вперед по каморке. — Это он превратил детство Генри в кошмар.

— Ну, ты преувеличиваешь: прямо уж в кошмар.

— Он обзывал Генри, отбирал у него еду.

— Генри все равно ничего не ел!

— Перестань дурачиться, Габриель, это не шутки! — раздраженно воскликнула Феба. — Я ведь читала тебе письма Генри. Ты знаешь, через что ему пришлось пройти.

— Знаю лучше, чем ты, — спокойно ответил Габриель. — Я и сам учился в пансионе: не в том, что Генри, но свои хулиганы и мелкие деспоты найдутся в каждом. Именно поэтому родители не отсылали из дому ни меня, ни Рафаэля до тех пор, пока мы не стали достаточно взрослыми, чтобы уметь за себя постоять. — Он замолчал, раздраженно мотнув головой. — Феба, перестань носиться туда-сюда, словно бильярдный шар, и послушай меня! На мой взгляд, винить стоит только родителей Генри. Они отправили его в условия, к которым он был явно не готов. Генри был хрупким, болезненным мальчиком, чувствительным и робким. Более неподходящее для него место трудно представить!

— Отец Генри считал, что это его закалит, — возразила Феба. — А у его матери доброты было не больше, чем у бешеного барсука, поэтому она и согласилась на второй год отправить его в этот ад! Но виноваты не только они. Уэст Рейвенел — грубая скотина! Ему никогда не приходилось отвечать за свои поступки!