Лиза Марклунд

Место под солнцем

Часть первая

После Нового года

Новая Андалусия. 3 часа 14 минут утра

Ночь была непроглядно темна. Краем глаза она угадывала купы апельсиновых деревьев, растущих вдоль улицы. Из мусорного контейнера торчали три лохматых кошачьих головы, глаза животных отражали свет звезд, что придавало кошкам призрачный вид.

Дождь прекратился, но асфальт был еще мокрым и блестел в свете редких уличных фонарей. Она прижалась к обочине, прислушалась к плеску воды под колесами и треску цикад в кронах пальм. От стекла тянуло влажным прохладным сквозняком.

Стояла невообразимая тишина.

Притормозив, она остановилась на перекрестке. Где поворачивать налево — здесь или на следующей улице? Судорожно вцепилась в руль обеими руками. Какая беспорядочная застройка, дома возводились без разрешения и без градостроительных планов, и, соответственно, нет никаких карт этого района. Эти новые районы отсутствуют даже на Google Earth.

Нет, все-таки это здесь. Она заметила золотые шары на воротах справа. В темноте все всегда выглядит не так, как при свете.

Включила левый поворот, чтобы водитель следовавшего сзади грузовика видел, куда им надо ехать. Обе машины включили ближний свет, двигаться иначе по этим никудышным улицам было просто невозможно. Конечно, автомобиль с притушеными фарами привлекает меньше внимания, чем машина, светящая прожекторами. Она с трудом объехала большую выбоину посреди дороги и, посмотрев в зеркало заднего вида, убедилась, что водитель второй машины сделал то же самое.

Свет фар автомобилей выхватывал из темноты ворота. Им нужны были кованые железные ворота с двумя бетонными львами по обеим сторонам. Она облегченно расслабила плечи и быстро набрала код на столбе перед одним изо львов. Створки ворот дрогнули и разошлись. Она подняла голову и взглянула в ночное небо.

Тучи пришли из Африки после полудня и плотным слоем обложили все побережье. Где-то за облаками осталась полная луна. Ветер заметно посвежел, но она все же надеялась, что они закончат до того, как облака начнут рассеиваться.

Улицы внутри района были, в отличие от подъездных дорог, ровными и гладкими, как пол танцевального зала, с аккуратными цветными тротуарами и металлическими изгородями. Она проехала мимо трех боковых дорог, а затем повернула направо и съехала с невысокого холма.

Вилла находилась по левую сторону дороги; на юг от здания тянулись террасы и бассейн.

Она проехала мимо дома с десяток метров и припарковала машину у тротуара возле заброшенного участка и принялась терпеливо ждать, пока за ней подъедет шофер грузовика.

Потом она взяла из машины портфель, заперла дверь, подошла к грузовику и забралась в кабину.

У мужчины за рулем был озабоченный вид; на лбу проступали капли пота.

Женщина надела резиновые перчатки, достала шприц и прикрепила к нему иглу.

— Наклонись вперед, — сказала она.

Мужчина застонал и привалился толстым животом к рулю.

Женщина не стала тратить время на обработку кожи на его заднице, а просто быстро воткнула иглу в мышцу почти на всю длину и впрыснула жидкость.

— Вот и все, — сказала она и выдернула иглу. — Сейчас тебе станет легче.

Она пододвинулась, чтобы толстяк смог вылезти из машины, и села за руль.

— Это лучше, чем противогаз? — спросил второй мужчина, сидевший на пассажирском месте, с подозрением глядя на шприц в руке женщины. Он неплохо говорил по-испански, но ведь румынский язык тоже родня латинскому.

— Да, это надежно. Сейчас я тебя уколю, — сказала она.

Он расстегнул ремень, взялся за руль, наклонился вперед, чтобы она смогла достать до его ягодиц.

— Жжется, — сказал он.

— Ты как ребенок, — укорила она.

Потом задрала юбку и последний шприц вколола себе в бедро.

— Так тебе нужен только сейф? — спросил он.

Она улыбнулась, склонилась к портфелю, достала две литровые бутылки «Сан-Мигеля» и поставила их на панель между местом водителя и пассажирским сиденьем.

— Только сейф, — сказала она. — Все остальное ваше. Прошу!

Водитель посмотрел на две пивные бутылки и рассмеялся.

Толстяк уже вытащил из машины инструменты и шланги и сложил их у входа.

— Ты гарантируешь, что они от этого отрубятся? — спросил он с сомнением в голосе. — Похоже, этими штуками никогда не пользовались.

Женщина посмотрела на дом. Среди туч начала проступать луна. Надо было спешить.

Она торопливо набрала код, индикатор загорелся зеленым цветом, и замок с щелчком открылся.

— О да, — ответила она. — Они с гарантией вырубятся.

...

Принцесса в заоблачном дворце

Свет был абсолютно бел. Он пронизывал все комнаты с круглыми сияющими коронами, бахромчатыми кистями, оленьими рогами; она явственно слышала, как он что-то шептал и посмеивался под стропилами кровли.

Как же легко там дышалось!

В самом деле, воздух был так прозрачен и чист, что она казалась себе перышком, бесшумным голубым перышком, носящимся в сияющих лучах белого света между гобеленами с охотничьими мотивами.

Я сказала, что она была тихой и бесшумной, разве не так?

О, она и в самом деле была такой тихой, такой бесшумной, что совершенно не мешала фюреру.

В замке над облаками все люди говорили тихо и почтительно; толстые ковры на полах и каменных лестницах скрадывали шепот и давали надежное убежище.

Любимым ее местом был Halle, зал, огромный, как целое море, с окнами, смотревшими на облака и заснеженные горные вершины.

Она любила танцевать в Halle, разумеется, тихо и только босиком, а скульптуры, столы и куклы исполняли роль восторженной публики. Платье из тонкой материи развевалось от движения; она скакала и вертелась, пока голова ее не начинала кружиться от счастья и танца. Она возносилась ввысь — принцесса в заоблачном дворце. Она танцевала для коней и мертвых оленей, для изящной потолочной лепнины. Нанна всякий раз пыталась ее остановить, но куда там, она не обращала на Нанну никакого внимания. Нанна была жалкой замарашкой, деревенщина, и не имела никакого права указывать, что могла или не могла делать она, принцесса заоблачного дворца.

Однажды, танцуя, она наткнулась на самого фюрера.

Нанна прыгала рядом и плакала, повторяя, что она просила не баловаться эту глупую девочку, которая, как козочка, могла своевольно часами танцевать в Halle, но фюрер не рассердился, ни капельки не рассердился.

Он лишь поймал ее длинными руками, наклонился и положил ладони ей на плечи. У него были синие глаза с покрасневшими веками, но принцесса не смотрела на его глаза, она не могла оторвать взгляд от волос, росших из его носа.

Она знала, что вела себя плохо.

Как рассердится мама!

Это Нанна виновата во всем!

— Ты моя маленькая истинная арийка, — сказал фюрер и погладил ее по золотистым локонам, а она ощутила исходившую от него силу — такую, о какой папа рассказывал маме.

Она сказала:

— Значит, я благословлена?

Он отпустил ее, выпрямился и направился к себе, а за ним, виляя хвостом, побежала Блонди. Это был первый и последний раз, когда она видела фюрера.

Понятно, что она не все время жила во дворце за облаками.

В Оберзальцберге она с папой и мамой жила внизу, в гостинице «У турка», вместе с другими офицерскими семьями, с турками, как называла их мама. «Почему мы должны ютиться с какими-то турками, а Геббельсы тем временем живут в Бергхофе?»

Мама часто говорила о квартире на Фридрихштрассе, которую вдребезги разбомбили проклятые союзники.

— Настало время, чтобы хоть кто-то из нас проявил благоразумие, — говорила она, бросая на папу злой взгляд, потому что папа не желал эвакуироваться, ибо это означало обмануть и предать фюрера, изменить ему, но мама настаивала, и в конце концов они собрали все вещи, погрузили их в поезд и поехали в Адлерхорст.

Когда к городу подошли русские, мама заказала партийную машину и отправила принцессу и Нанну с тремя чемоданами кукол и платьев в Харвестехудер-Вег.

Принцесса не желала уезжать, уж очень хотелось ей остаться в Адлерхорсте и ездить во дворец.

Но мама повесила ей на шею бирку с именем, коротко и жарко попрощалась и запечатлела на щеке дочери прощальный мокрый поцелуй, который принцесса тотчас вытерла. Дверь с грохотом захлопнулась, и машина тронулась с места.

Они безостановочно ехали до Харвестехудер-Вега.

Потом остановились близ какого-то городка, название которого выпало из ее памяти. Солдаты унесли чемоданы и увели в лес Нанну, где шофер выстрелил ей в голову, и кровь из раны брызнула на пальто принцессы.

Когда она добралась до Гудагордена, при ней остались только платье, пальто и кукла Анна.

По бирке, которая висела у нее на шее, люди узнали адрес дяди Гуннара и тети Хельги: «Гудагорден, Сёрмлан, Швеция», и благодаря этому принцесса вскоре оказалась под опекой родственников.

Сама я этого не помню, но мне рассказали.

Рассказали, как дядя Гуннар сложил богатую детскую одежду и куклу на площадке в саду, облил керосином и поджег, словно принося жертву.

— Грешник должен гореть в преисподней, — должно быть, сказал он, и, вероятно, был прав.

...

Газетное телеграфное бюро, 9 часов 13 минут


СРОЧНО!

Государственный обвинитель требует пересмотра приговора, связанного с тройным убийством.


Стокгольм (ГТБ). Государственный обвинитель (ГО) Лилиан Бергквист, как стало известно телеграфному бюро, выступила в понедельник с требованием пересмотреть приговор по делу так называемого Дровосека, финансиста Филиппа Андерссона.


Филипп Андерссон приговорен к пожизненному тюремному заключению за тройное убийство в Сёдермальме (Стокгольм). Все это время он утверждал, что невиновен.


В декабре прошлого года, когда умерла настоящая убийца, Филипп Андерссон смог наконец рассказать правду, говорит его адвокат Свен-Ёран Олин. Убийцей была сестра Филиппа Ивонна Нордин, совершившая это преступление.


Долгих четыре года Филипп Андерссон провел в заключении по приговору суда первой инстанции и по решению апелляционного суда, приговоривших его к высшей мере наказания за убийство трех человек, угрозы, шантаж, а также за преступление, связанное с нарушением общественного порядка. Все жертвы — двое мужчин и одна женщина — были, кроме того, искалечены в результате преступления.

Улики, предъявленные Филиппу Андерссону, были явно недостаточными уже во время первого судебного процесса. Андерссон был осужден на основании таких доказательств, как следы ДНК одной из жертв на штанине его брюк, отпечатки его пальцев на орудии преступления и невыплаченный долг.


Письмо государственного обвинителя в Верховный суд представляет собой резюме обвинительного заключения, которое следует рассмотреть прокурорам.

(Продолжение следует)

© Газетное телеграфное бюро или автор статьи.

Понедельник. 3 января

Анника Бенгтзон заглянула в полуоткрытую стеклянную дверь кабинета главного редактора и постучала по деревянному косяку. Андерс Шюман стоял спиной к ней и сортировал стопки бумаг, разложенных на письменном столе и на полу. Услышав стук, он обернулся, увидел вопросительное выражение лица Анники и жестом указал ей на стул для посетителей.

— Закрой дверь и садись, — сказал он, обошел стол и уселся на свой стул, жалобно скрипнувший под его тяжестью.

Анника закрыла раздвижную дверь, покосилась на груды бумаг на полу, чтобы ненароком на них не наступить, и заметила нечто, выглядевшее как топографический план редакции.

— Никак мы снова собираемся перестраиваться, — сказала она и села.

— Хочу задать тебе один вопрос, — сказал Шюман. — Как ты видишь свое будущее в газете?

Анника подняла голову и посмотрела в глаза шеф-редактору:

— А в чем дело?

— Сразу перехожу к сути дела. Ты хочешь стать заведующей редакцией?

Аннике стало трудно дышать, она открыла, потом снова закрыла рот и посмотрела на сложенные на коленях руки.

— Ты будешь отвечать за новостной раздел, за освещение событий за сутки, — продолжал Шюман. — Пять дней работаешь, пять дней выходных. Задача — согласование освещения спортивных событий и развлечений с передовицами, обсуждениями и новостями. За тобой будет решение относительно того, какую новость следует помещать на первой полосе. Споры с другими подразделениями будешь решать совместно с руководителями групп. Никаких сетей и прочей ерунды. Будешь присутствовать на встречах руководства и решать вопросы бюджета и рыночной стратегии. Я бы хотел, чтобы ты приступила к работе как можно скорее.

Она откашлялась, но говорить не смогла. Слова застревали у нее в горле.

Работа заведующего редакцией — это большая и тяжкая ответственность. Это фактически второй человек в газете после главного редактора, руководящий всеми подразделениями. Она должна будет направлять работу руководителей новостных, развлекательных и спортивных отделов и прочих мелких начальников с большими связями и амбициями.

— Я хочу провести реорганизацию, — тихо произнес Шюман, не дождавшись ответа Анники. — Мне нужны люди, на которых я могу положиться.

Анника продолжала упорно рассматривать свои руки. Голос Шюмана проплывал над ее головой, отражался от стен и гулко отдавался в затылке.

— Ты заинтересована?

— Нет, — ответила Анника.

— Я удвою твою зарплату.

Она подняла голову.

— Я уже прошла искушение большими деньгами. Оказалось, что с ними не так хорошо, как многие говорят.

Главный редактор встал и подошел к двери. Кабинет был настолько тесным, что Шюман едва протиснулся мимо колена сидевшей на стуле Анники.

— Весь последний год нам угрожало банкротство, — сказал он. — Ты знала об этом?

Он через плечо бросил взгляд на Аннику, чтобы проследить за ее реакцией. Реакции не было. Она лишь принялась крутить на левом указательном пальце бабушкин перстень с изумрудом. Шрам под кольцом был красным и набухшим. На морозе он начинал темнеть и ныть.

— Нам удалось переломить ситуацию, — говорил Шюман о редакции, находящейся за стеклами раздвижной двери его кабинета. — Я уверен, что так будет и впредь, но я не знаю, как долго еще удержусь в этом кресле.

Он обернулся и посмотрел Аннике в глаза. Она отвела взгляд и выглянула за дверь.

— Я не хочу выполнять твою работу, — сказала она.

— Я предлагаю тебе делать не мою работу, а работу заведующего редакцией.

— Может быть, стоит предложить эту должность Берит? Она, несомненно, справится.

— Кто тебе сказал, что она жаждет получить эту должность?

— Ну, тогда Янссон или Спикен?

Шюман присел на край стола и тяжело вздохнул.

— Мне нужны не добровольцы, — сказал он. — Мне нужен умный, рассудительный человек.

Анника невольно рассмеялась:

— И ты просишь об этом меня? Это говорит о явном снижении требований к квалификации сотрудников.

— Альтернатива такова: ты будешь работать по жесткой схеме. Сидеть за столом, звонить по нужным телефонам и выполнять все распоряжения завреда.

Анника вдруг почувствовала, на каком неудобном стуле она сидит, и выпрямилась, чтобы не нажить боль в спине.

— И еще придется разбираться с претензиями по поводу закона о правах работников? — спросила она.

— Профсоюзные споры — не проблема, поверь мне.

— Заставить меня протирать штаны за столом — это чистейшая глупость. Ты же прекрасно знаешь, что я работаю лучше всего, когда меня никто не опекает.

Шюман наклонился к Аннике, но она упорно буравила взглядом его колено.

— Анника, проблемы, которые мы решали начиная с осени, никуда не делись. У нас нет средств на содержание специальных корреспондентов. Дело кончится тем, что ты будешь в непосредственном подчинении у Патрика.

От неожиданности Анника вздрогнула и, подняв голову, посмотрела Шюману в глаза.

— Ты шутишь.

Он сложил руки на груди.

— Эта система вступит в силу на днях. В качестве заведующей редакцией ты станешь его непосредственным начальником. Будешь его направлять на путь истинный. Если же ты останешься просто корреспондентом, то направлять все твои действия станет он, а ты будешь его слушаться.

— Помнится, именно я устроила его сюда на работу, — сказала Анника. — Я не могу быть его подчиненной. К тому же если рассуждать здраво, то Патрик — это последний кандидат…

— Люди, умеющие рассуждать, должны занимать ключевые посты в любой организации. Что же касается шефа отдела новостей, то здесь пригодится энтузиазм Патрика, его неуемный интерес и способность к действию.

Анника почесала затылок и представила себе усеченную редакцию криминальных новостей, Патрика, уткнувшегося носом в монитор и стучащего по клавиатуре, уперев локти в бедра. Она вспомнила, как ему единственному удалось получить у премьер-министра комментарии по поводу отставки министра продовольствия, когда все говорили ему: «Парень, ты в своем уме?» Патрик гонялся за премьером по всему правительственному кварталу Стокгольма, но в редакцию вернулся победителем и уселся строчить репортаж.

— Да, если тебе нужен энергичный энтузиаст, то лучше Патрика не найдешь никого.

— Ты будешь работать в дневную смену с понедельника до пятницы, а потом отдыхать. Никаких сверхурочных, никакой нервотрепки. У нас есть редакции по стране, поэтому ты сможешь ездить заниматься непосредственной работой куда угодно, в том числе и за границу. Запланированную серию статей Патрика о «Кокаиновом Береге» можешь, например, взять на себя. Ты сможешь заняться новостями, а Патрик займется твоей рутиной.

— То есть на меня ляжет и вся писанина? — сказала Анника. — Не получится ли для Патрика отличное алиби, чтобы он мог купаться и загорать?

— Ты ошибаешься. Серия о «Кокаиновом Береге» — это исключительная серия, это инициатива руководства газеты. Мы установили тесный контакт с пресс-центром полиции и с министерством юстиции, чтобы иметь доступ к уникальной информации. Так мы и осуществляем эту работу.

— Что будет с дневными корреспондентами? — спросила Анника и посмотрела на рабочее место Шюмана, заставленное компьютерами, курткой, сумками и бумагами.

— Они будут работать в отделе оформления номера, — ответил Шюман и ткнул пальцем в план, лежавший на полу. — Отдел криминальной хроники будет преобразован в редакцию обсуждений.

Анника встала и, не оборачиваясь, покинула стеклянную клетку главного редактора.

Ей было абсолютно все равно, на каком стуле она будет сидеть или какую статью писать. Муж оставил ее, и теперь дети проводили с ним столько же времении, сколько и с ней. Ее дом сгорел дотла, а страховые деньги оказались заблокированными. Сейчас она жила в трехкомнатной квартире в доме полиции на Агнегатан по устному распоряжению комиссара К., то есть на весьма сомнительном основании, и ее в любой момент могли оттуда попросить.

Она подхватила свои сумки и, покачиваясь под их тяжестью, отправилась по коридору в тесноту новостной редакции. Компьютеры занимали на столах все свободные места, и Аннике пришлось бросить одежду и сумки на пол рядом с рабочим столом. Усевшись в кресло, Анника подняла его выше, проверила соединение с Интернетом и написала письмо на почту комиссара К.: «Я переехала на новую квартиру, но пока не видела даже намека на контракт; поэтому извещаю, что намерена обосноваться на кошачьей ярмарке».