Лиза Скоттолине
Каждые пятнадцать минут
Сэнди, с любовью и благодарностью
Невысказанные эмоции никогда не умирают. Они заживо погребены где-то в глубине сознания и когда-нибудь обязательно проявят себя в самой уродливой форме.
Зигмунд Фрейд
Глава 1
Я социопат.
Я выгляжу нормально — но так только кажется. Я умнее, лучше и свободнее любого из вас — потому что в отличие от вас меня не связывают никакие правила, условности, моральные принципы и законы.
Я могу «прочитать» вас мгновенно, присвоить вам порядковый номер и определить все ваши болевые точки, чтобы заставить вас делать то, что мне надо. На самом деле вы мне совсем не нравитесь, но я очень хорошо умею притворяться — настолько хорошо, что вы никогда не заметите, что я притворяюсь.
Я вас обману.
Я всех обманываю.
В одной статье было написано, что каждый двадцать четвертый человек — социопат. И если вы меня спросите, я скажу, что остальным двадцати трем стоит быть повнимательнее. Каждый двадцать четвертый — это почти четыре процента населения, это много социопатов. Анорексиков около трех процентов — и все только о них и говорят. Шизофреников вообще только один процент — но они собирают всю прессу. И никто не обращает особого внимания на социопатов — или, наоборот, все считают нас убийцами, что, конечно, не так уж и далеко от правды.
Не надо впадать из-за нас в паранойю. Нужно просто беспокоиться чуть больше, чем сейчас. Ваши ограниченные мамаши все время беспокоятся — вот только не о том.
Потому что они не беспокоятся обо мне.
Обычный человек считает, что зло — это террористы, убийцы и кровавые диктаторы, а вовсе не «нормальные» люди вроде меня. Он не понимает, что зло может жить прямо на его улице, по соседству. Может работать в соседнем офисе. Может болтать с ним на форуме или читать газету, сидя напротив в вагоне поезда. Бежать по соседней дорожке в тренажерном зале. Или даже жениться на его дочери.
Мы есть. И мы охотимся на вас.
Вы наша добыча.
Мы просто выжидаем. Подстерегаем.
Однажды мне попался тест на социопатию — разумеется, неофициально, потому что только специально обученные профессионалы могут проводить и расшифровывать подобные тесты со сложными названиями. Мой вариант теста был из интернета. Первые два вопроса звучали примерно так:
1. Я считаю себя лучше других.
□ не относится ко мне
□ относится ко мне частично
□ относится ко мне целиком и полностью
Второй вопрос:
2. Я не буду сожалеть, если кого-то обвинят в том, что на самом деле сделал я.
□ не относится ко мне
□ относится ко мне частично
□ относится ко мне целиком и полностью
Всего вопросов там было двадцать, а набрать можно было максимум сорок очков. Тридцать шесть моих баллов означают, что я с гордостью могу именовать себя почти стопроцентным социопатом.
Впрочем, мне не нужны никакие тесты, чтобы понимать, кто я есть.
Я и так это знаю.
И это никогда не было для меня секретом.
У меня нет никаких чувств: ни любви, ни ненависти, ни симпатий, ни антипатий, никаких этих «палец вверх» и «палец вниз» на «Фейсбуке». Хотя у меня на «Фейсбуке» есть аккаунт и заслуживающее уважение количество друзей.
Вот только важно ли мне это?
На самом деле я думаю, что это даже забавно — то, что они мои друзья. Потому что они же понятия не имеют, кто я. У меня вместо лица маска. Свои истинные мысли я прячу. В моих словах полно вежливости, обаяния и ложной искренности. Я могу казаться глупцом или умником — все зависит от того, что вы хотите услышать. И я всегда действую исключительно в собственных интересах.
Я вам не друг и не враг. Если у вас нет того, что мне нужно.
А если есть — я вам не враг. Я ваш ночной кошмар.
Мне часто бывает скучно. Ненавижу ждать. Ожидание меня выматывает. Я сижу в этой комнате по несколько часов — даже видеоигры наскучивают. Одному богу известно, какой идиот сейчас сидит в онлайне и вместе с кучей других таких же прыщавых идиотов взрывает стены, проходит квесты, убивает драконов, проституток и нацистов — и все они играют какую-то роль.
Интересно, понимают ли создатели «Ворлд оф Варкрафт», что их игра — отличный практикум для соципатов.
Геймеры, с которыми я играю, выбирают себе имена типа Кобра-убийца, Меч Смерти или Руби-Круши, но я уверен, что все они школьники. Или студенты колледжа.
Если каждый двадцать четвертый — социопат, то я не единственный геймер, который пытался спалить дом.
Мой герой в игре носит имя Достойный Соперник.
Я каждый день играю роль в реальной жизни — поэтому я почти всегда выигрываю.
Я всегда на шаг впереди, а может быть — на два.
Я все планирую. Я тщательно готовлюсь — и когда наступает подходящий момент, наношу точный удар.
В конце концов я всегда побеждаю.
Никто никогда не заметит моего появления.
Потому что я уже здесь.
Глава 2
Доктор Эрик Пэрриш уже собирался уходить, когда его вызвали в приемное отделение. Чем ближе он подходил к приемному, тем сильнее сжимался у него желудок, а ведь он вот уже пять лет как был заведующим психиатрическим отделением в городской больнице Хэвмайер. Во время таких консультаций в приемном всегда была высока вероятность насилия, а в прошлом году в Дэлавере, в городской больнице какой-то психопат начал палить в местного психиатра и соцработника. Все закончилось весьма трагично: психиатр, который носил при себе оружие, открыл ответный огонь и убил пациента.
Эрик прошел по больничному коридору в сопровождении двух студентов-медиков из своего отделения — парня и девушки, они о чем-то болтали между собой. Он чувствовал, что должен защитить их в случае чего — и себя тоже, причем без оружия. После Дэлавера его работодатели из «Филахелс Партнершип» стали гиперосторожными и провели с ним детальный инструктаж, как вести себя в чрезвычайных обстоятельствах. Эрик никогда бы не принес оружие в больницу: он был врачом до мозга костей, а кроме того, у него были все основания подозревать, что стреляет он неважно.
Довольно неожиданно включились динамики, и из них полилась колыбельная. Это происходило всякий раз, когда в родильном отделении появлялся на свет ребенок, но Эрик при первых звуках мелодии поежился: он знал, что там, наверху, в его отделении, кое-кому сейчас очень плохо. Одна из его пациенток, молодая мать, впавшая в глубокую депрессию после появления на свет мертворожденного ребенка, всегда уходила в эмоциональный штопор, когда начинала звучать эта колыбельная. Эрик просил администрацию не транслировать колыбельную в его отделение, но они ответили, что менять акустическую систему — слишком дорогое удовольствие. Тогда он просил их отключить ее вовсе, но они отказались.
Звуки колыбельной отдавались болезненным эхом у него в ушах, напоминая о том, что он не в состоянии заставить больничных бюрократов прислушиваться к себе. Он понимал, что это лишь маленькая частичка большой проблемы, что к душевным страданиям относятся не так серьезно, как к физическим, и что он, Эрик, не в состоянии в одиночку ничего изменить.
А ведь он был живым доказательством того, что надежда остается всегда. Счастливым доказательством. Еще во время учебы в мединституте он страдал тревожным расстройством, но вовремя распознал симптомы и смог взять все под контроль. С тех пор он прошел курс психотерапии и даже смог отказаться от лекарств. У него больше не было симптомов. Он вылечился.
Он толкнул двойную дверь, ведущую в приемное отделение, битком набитое в этот пятничный вечер. Сестры в униформе сновали из палаты в палату, помощник врача катил компьютерный столик, а несколько одетых в черную форму санитаров беседовали о чем-то около пустых носилок с оранжевым подголовником, лежащих на больничной каталке.
Эрик направился прямо к посту медсестер, и светловолосая сестра отвернулась от монитора, с улыбкой взглянула на него и махнула рукой в сторону смотровой «Д». Все в больнице прекрасно знали, что означает большая красная «П», которая красовалась на его бейджике. Вообще-то «П» означало «правый» — крыло, где находились под охраной душевнобольные, но весь персонал считал, что «П» — это «психи». Эрик наизусть знал все эти шуточки: «Как отличить психиатра от его пациента в больнице? Очень просто — пациенты выздоравливают и уходят…» Он и сам мог пошутить, но никогда не шутил о душевнобольных детях. Такие шутки не казались ему смешными. Он жил среди них.
Студенты-медики смолкли, когда он открыл дверь смотровой — занавеска была откинута и хорошо была видна койка, на которой лежала его пациентка: симпатичная старушка в больничной пижаме, с коротко стриженными серебристо-седыми волосами, удобно расположившаяся на подушках. Рядом с ней сидел молодой человек, с взволнованным видом держа ее за руку. За его спиной стояла доктор Лори Фортунато — маленькая, кудрявая, в накрахмаленном белом халате, ее стетоскоп был щедро украшен наклейками в виде цветочков, чтобы порадовать пациентов из педиатрии. Они с Эриком подружились еще в институте и приятельствовали до сих пор, несмотря на то что она порой была невыносима.
