Монстр посмотрел на нас, тяжело вздохнул и так громко пукнул, что стол затрясся. Я фыркнул, а мама от ужаса широко раскрыла глаза.

— Не мог же я его оставить, мам. Он бы умер. Водитель болтал по телефону, ничего вокруг не замечал и ехал прямо на нас…

Мама ахнула:

— Не говори, что ты выходил на… дорогу! Максвелл, неужели ты не понимаешь, как это опасно?!

Я погладил пса по голове.

— Да понимаю, мам, но… ты только посмотри на него. Он бы умер.

Мама подошла ближе, и пёс несколько раз моргнул, хлопнув длинными ресницами.

— Ну, у нас нет денег на ветеринара. Надо выяснить, чей он, и вернуть хозяевам.

Она взяла домашний телефон и пошла в гостиную.

Я выдвинул стул и сел рядом с Монстром. Подперев голову рукой, я стал ласково гладить его по бархатным ушам.

— Она не всегда такая, — сказал я. — Просто сейчас немного на взводе.

Бекс зашла на кухню с очередной тоскливой книжкой в руках и, увидев нас, застыла на месте.

— Фу, что это такое? — поморщилась она.

— Его зовут Монстр, — ответил я, а пёс лизнул меня в руку. — Я ему жизнь спас.

Бекс закатила глаза и вышла из кухни. Моя сестра говорила мало, но по выражению её лица можно было понять всё.

Когда с работы вернулся папа, он сказал, что мы повезём пса к ветеринару в его фургоне.

— Принеси из своей комнаты одеяло, Максвелл. Какое-нибудь хорошее, пушистое. И давай ещё подушку, наверное.

Я никогда не замечал, чтобы папа очень уж любил собак. Но, видно, раз мама сердилась и нервничала, он стал строить из себя эксперта — просто чтобы её позлить.

⁂

Ветеринар сказал, что у пса нет микрочипа и узнать, кто его хозяин, невозможно. А ещё что он старый (пёс, не хозяин) и собаки его породы — бигль — легко набирают вес.

— Вот вам живой пример, — сказал врач и потрепал его за ушами. — Что, многовато пирогов ел, старичок?

Пёс с аппетитом шлёпнул губами, как будто понял, что значит слово «пироги». Врач осмотрел его больную лапу, взял пинцет и вытащил из неё осколок стекла.

— Поэтому он и не мог встать, видите? Сейчас я прочищу ранку и забинтую, чтобы инфекция не попала.

Пока он всё это делал, они с папой обсуждали, как быть дальше. Ветеринар объяснил, что к нам придут за псом, чтобы поместить его в ближайший приют. Там он будет дожидаться своего хозяина, если тот вдруг объявится.

— А мы не можем забрать его себе? — спросил я.

Врач покачал головой:

— Боюсь, всё не так просто. Вам надо будет подать заявку в приют. Они проверят, подходит ли ваш дом для содержания животного, и, если хозяин так и не найдётся, возможно, вам разрешат его забрать.

Я пришёл в восторг. Подумать только, у меня может появиться свой собственный пёс!

Ветеринар сказал, что мы ему ничего не должны, поэтому папа положил немного денег в жестяную банку для пожертвований в приёмной.

— Пока особо не радуйся, Максвелл. Даже если хозяин не объявится, надо ещё уговорить маму. А с ней иногда бывает сложно. Ну, ты сам знаешь.

Я промолчал, потому что терпеть не мог, когда кто-то из моих родителей поливал грязью другого.

Когда мы вернулись домой, я спросил у мамы, можно ли нам оставить Монстра, если приют разрешит, и она, как ни странно, согласилась. Наверное, чтобы доказать, что папа был неправ на её счёт. Ну, главное, что они оба не возражали.

На неделе, когда я был в школе, дама из приюта пришла осмотреть наш дом и заключила, что готова отдать нам Монстра, если его хозяин не объявится. Мама сказала, чтобы я не радовался раньше времени, но я ничего не мог с собой поделать.

Мы зашли проведать его в приюте. На клетке Монстра висела табличка «Забронирован», чтобы его никому, кроме нас, не отдали, если настоящий владелец не найдётся. Мама рассмеялась и заявила, что всё равно никто не позарился бы на старого вонючего бигля. Монстра это ни капли не обидело, и он приветливо повилял хвостом.

Хозяин так и не появился, и Монстра отдали нам. Я не мог поверить своему счастью. Мой собственный пёс! И не какой-то там, а тот, которому я жизнь спас! Я поехал вместе с папой в приют, а когда мы привезли Монстра домой, внёс его в прихожую на руках, как важную персону, хотя лапа у него уже почти зажила.

Мама устроила ему лежанку в углу кухни, у мусорной корзины, и поставила миску с водой. Папа начал ворчать, что там пёс будет спать на сквозняке, а мама ответила, что лучше места не найти, что там прохладно, а перегреться — это тоже очень опасно. Монстр переводил взгляд с мамы на папу, слушая, как они ругаются.

— Ты скоро научишься не обращать на них внимания. И не будут же они кричать вечно, — прошептал я ему на ухо, укладывая пса в новую постельку.

Мама с папой ушли в гостиную. Они уже закончили обсуждать Монстра и принялись ругаться из-за денег. Это была их любимая тема, не считая меня.

— А ты не думал, что у тебя были бы деньги на первый взнос за квартиру, если бы ты не поехал кататься на лыжах? — кричала мама.

— Ну знаешь, Аманда! Тогда уж давай посчитаем, сколько ты потратила на походы в парикмахерскую в прошлом году!

Я подошёл к холодильнику и достал кусок ветчины. Отклеил бумажку с надписью «Аманда», сел рядом с Монстром и покормил его с руки. Скоро все крики слились в единый фоновый шум, и я почти перестал их замечать.

Глава четвёртая. Чарли

— Чарли! Эй, Чарли! Подожди!

Я шёл в школу, когда увидел Чарли Ботаника. Его походку невозможно не узнать: он как будто спотыкается на каждом шагу, и кажется, что вот-вот упадёт. Я подбежал и хлопнул его по плечу.

— Чарли! Ты что, не слышишь? Я тебя зову-зову.

Только тут я заметил, что у него в ушах белые беспроводные наушники.

— Максвелл! — обрадовался Чарли, вынимая наушник. — Вот, послушай!

Он попытался воткнуть наушник мне в ухо, но выходило неловко. Я его забрал и вставил сам.

Какое-то время мы молча стояли и глядели друг на друга. Чарли широко улыбался. Звучало что-то странное, какой-то шум стиральной машины.

— Здорово. И что это? Не подсказывай. Мм… звуки из кишок синего кита?

Чарли разинул рот.

— А это можно записать?!

Я фыркнул:

— А мне откуда знать? Ты в этом лучше разбираешься, приятель.

Какое-то время Чарли стоял с отрешённым видом, потом помотал головой и торжественно объявил:

— Это, мой друг, звуки… солнца.

Я рассмеялся:

— В смысле — солнца?

Мы зашли на территорию школы. Наушник всё ещё торчал у меня в ухе.

— Учёные записали шумы, которые производит магнитное поле во внешней атмосфере нашей звезды. Эти звуки издаёт солнце. Круто, правда?

Он весь сиял. А по-моему, обычный шум. Ничего особенного.

— И долго это длится?

Чарли посмотрел на экран своего телефона.

— Я поставил на повтор, и получилась запись где-то часа на два.

Он снова её включил и улыбнулся, но тут в него кто-то врезался, и голова Чарли мотнулась назад, а наушники вылетели из ушей.

— Ой, Чарли Ботаник, извини! Не заметил тебя!

Маркус Гранди растянул губы в притворной улыбке и пошёл мимо нас дальше.

— Ерунда, Маркус. Ничего страшного, — сказал Чарли, потирая шею.

Маркус уже затерялся в толпе.

— Ты чего несёшь?! — возмутился я. — Он нарочно тебя толкнул!

Чарли быстро заморгал и снова вставил себе оба наушника.

— Нет, Максвелл, — добавил он, плотнее втыкая их в уши. — ЭТО Я ПОПЕРЁК ДОРОГИ ВСТАЛ, ЕМУ БЫЛО НЕ ПРОЙТИ.

Последнее он прокричал чуть ли не во всё горло, потому что сам себя не слышал из-за этих звуков солнца. На нас стали оборачиваться и таращиться. Я дёрнулся было уйти, но Чарли схватил меня за плечо.

— ПОЙДЁШЬ СО МНОЙ СЕГОДНЯ В НАУЧНЫЙ КРУЖОК, МАКСВЕЛЛ? ПОМНИШЬ, ТЫ ОБЕЩАЛ!

Я замахал рукой, чтобы он говорил тише. Тут к нам подошла девчонка из параллели Бекс, Клодия Брэдвелл. Та ещё воображала.

— О, собираешься в научный кружок со своим дружком, Максвелл? Хочешь стать ботаном, как твоя занудная сестричка?

Она ушла так быстро, что я не успел ответить. За ней унеслись и её подружки, уткнувшись в свои телефоны. Я терпеть не мог Клодию Брэдвелл. Она постоянно обижала мою сестру.

Я глянул на Чарли. Он, как обычно, не обращал внимания на происходящее вокруг. И смотрел на меня, сложив губы уточкой. Чарли всегда так делал, когда хотел меня рассмешить. Когда он заметил, что я не улыбаюсь, сразу скис.

— Ты же придёшь? Ты обещал, помнишь?

На прошлой неделе ему удалось меня убедить, что в научном кружке бывает весело и иногда там можно что-нибудь взорвать, но после такого позора меня туда клещами не затащить.

Я ничего не ответил и пошёл дальше. Чарли поспешил за мной, пытаясь не отставать. Мы с ним с детства дружили, но все знали, что он размазня. Звали его вовсе не Чарли Ботаник, а Чарли Капур. Это я придумал ему прозвище, потому что он… Ну, ботаник. Его и некоторые учителя так называют, а он смеётся, как будто это комплимент такой. Чарли лопух, он даже не понимает, когда над ним издеваются.

⁂

— Ну хватит, восьмой [В Великобритании дети идут в школу в возрасте около пяти лет. Восьмой класс, в котором учится двенадцатилетний Максвелл, соответствует примерно шестому классу в системе российского образования. Прим. ред. // А вообще парадоксы с выдернутыми из контекста, неправильно понятыми, но ставшими крылатыми выражениями в истории случаются сплошь и рядом. // Например, фраза «Религия — опиум для народа», популярная у атеистов, тоже вырвана из контекста. Карл Маркс писал во введении к работе «К критике гегелевской философии права» (1843): «Религия — это воздух угнетенной твари, сердце бессердечного мира, а также душа бездушной ситуации. Подобно тому, как она — дух бездушных порядков, религия есть опиум для людей!» То есть религия уменьшает боль общественного бытия в бесчеловечном обществе — опиум по тем временам относился к медицинским препаратам, хорошим обезболивающим, других не было.] «А», угомонитесь уже. Что с вами такое сегодня? — призывал наш классный руководитель мистер Говард, когда мы ввалились в кабинет. — Рассаживайтесь по местам, быстрее. Максвелл Беккет, тебя это тоже касается.

Чарли поспешил плюхнуться на стул рядом с моим, как будто его кто-то другой мог занять. Хотя ясно было, что никто на него не позарится. Я даже не посмотрел на Чарли.

— Ну хорошо, начнём. Как вы все прекрасно знаете, завтра в честь столетия нашей школы состоится бал-феерия, или как там его… — продолжил мистер Говард, но его слова заглушили радостные вопли.

Конец ознакомительного фрагмента.