— Я не знаю… В Обители мне больше всего хотелось, чтобы у меня был свой дом. Хоть какой-нибудь маленький, деревянный из одной комнатки и полкварда земли, но свой! Я понимаю, что мой отец желает мне добра. И, выйдя замуж, я обрету, наверное, свой дом. Но я не думала… я надеялась, что всё это будет не так. Я хочу, чтобы… если выходить замуж, то за того, от чьего взгляда сердце тает, с кем захочется всё разделить, как говорят в Храме — в горе и радости, и с кем можно поговорить, вот как с вами, а не потому, что у него триста льяров земли! Мне же не с землёй жить! — выпалила она и вдруг поняла, что точно сказала чего-то лишнего, потому что Дарри шагнул навстречу и взял её руки в свои.

— Миледи… Кайя…

Да что же она такое говорит! Да ещё в присутствии мужчины! Что на неё нашло!

В Обители за такое бы высекли нещадно. На горох поставили, чтобы вернуть разум. Она посмотрела на Дарри и разом поняла — никакой он ей не брат и не друг. Его горящий взгляд и хриплый голос, и этот порыв…

О Боги, какая же она наивная! Как же в сумятице этой дороги, в усталости и круговерти дней, наполненных событиями, надеждами и страхами, она не увидела этого!

Кайя выдернула руки.

— Простите, я не должна была говорить вам такого! — и бросилась бежать в дом.

Бегать она умела хорошо, хотя каблуки мешали и платье путалось в ногах, а от сжимавшего грудь корсета дышать приходилось часто-часто. Но Дарри догонять её не стал. Улыбнулся. Постоял в сумерках некоторое время, пристегнул саблю, одёрнул мундир и пошёл к генералу.

* * *

Когда Дарри закончил доклад, на башне в городе пробили закат, и ночь опустилась, рассыпав звёзды над горизонтом — Парус и Тур поднимались из морской воды, посеребрённой тонким месяцем. Генерал дописал свиток, посыпал песком, подул и произнёс, глядя на капитана:

— Завтра заберёшь в банке расписки. А это держи, — протянул свиток, — и к вечеру поедешь. Твои разведчики в городе? Что-то я их не видел.

— В этом городе мужчина всегда найдёт себе занятие по душе, — усмехнулся капитан. — А они — люди вольные.

— Это уж точно, — усмехнулся генерал, — забирай их завтра с собой, не хотелось бы лишиться лучших разведчиков в пьяной драке.

— Я хотел поговорить ещё кое о чём, ваша светлость, — голос Дарри стал непривычно сух и серьёзен.

Генерал посмотрел на него внимательно.

— И о чём?

— О… вашей дочери.

Между ними повисло молчание. Генерал смотрел на Дарри, а тот не отводил глаз, непривычно вытянувшись в струнку.

— Ну? Говори, — наконец, произнёс генерал, хмыкнул и добавил, — хотя знаешь, подумай сначала хорошенько.

— Я уже всё обдумал, ваша светлость, — ответил капитан бесстрастно.

— И? — генерал поднялся из-за стола.

— Мой род не богат, ваша светлость, но знатен, и принадлежит к десяти первым семьям Ирмели́на. Имя моих предков и герб висят в Зале лучших воинов, и я с честью ношу свой мундир. Моё имя не запятнано трусостью, и вы всегда были довольны моей службой — я не давал повода усомниться в моей честности и храбрости. И я хочу просить руки вашей дочери Кайи. Я смогу позаботиться о ней, дать ей своё имя и защиту, и буду для неё хорошим мужем.

Он поклонился.

Генерал посмотрел на него как-то странно, усмехнулся горько и, взяв со стола бутылку вина, налил в два бокала, один из которых протянул Дарри.

— Выпей, капитан. Тебе это не помешает сейчас, — он присел на подлокотник кресла и произнёс, глядя куда — то в угол, рассеянно и устало: — Скажи-ка мне, капитан, только дай слово, что не соврёшь.

— Клянусь своим именем и родом, — ответил Дарри с готовностью.

— Зачем она тебе?

Дарри выпил вино и, поставив бокал на стол, ответил коротко и просто:

— Я хочу жениться.

— Это понятно. Но ты мог бы найти себе более выгодную партию, ту, которая приумножит богатство твоего дома. А у Кайи почти нет никакого приданного, а я… Может, я и до первого снега не доживу.

— Это не важно, ваша светлость.

— Что не важно? Думаешь, я не знаю, что королева посулила тебе сто тысяч ланей за Зверя? Думаешь, я не знаю, почему ты за ним гоняешься, рискуя в любой момент погибнуть? Я знаю твоего отца, я знаю, что с тех земель, что у вас остались, вы получаете слишком мало ренты, и что ты даже половину своего жалованья отдал, чтобы заплатить королевский налог. Но с твоим именем и славой первого разведчика ты можешь найти хорошую партию, которая поможет вашей семье поправить положение.

Карие глаза Дарри сделались совсем тёмными, брови сошлись на переносице, он усмехнулся и ответил:

— Я бы мог, наверное, это сделать, ваша светлость. Если бы хотел. И сделал бы уже давно. Но позвольте мне всё же просить руки вашей дочери.

— Ну так ответь тогда — зачем она тебе? Корысти с неё никакой, — генерал сверлил его взглядом.

Дарри замялся так, будто не мог подобрать нужных слов или боялся их произнести.

— Я… люблю её, ваша светлость. И ничего не могу с этим поделать. Но вряд ли вы это поймёте.

Они смотрели друг на друга, и Дарри чувствовал, что даже в глаза Зверю ему смотреть было бы проще, чем сейчас в глаза генералу.

— Думаешь, я не понимаю? Я понимаю, — грустно ответил тот, — поверь. Я очень хорошо тебя понимаю. И я был на твоём месте. В точности так же, почти двадцать лет назад, когда встретил её мать… — он выпил вино и налил себе ещё. — Лето было, самая середина. Мы ехали в гости к Лейне, будущей леди Альбе, мой отец хотел договориться о браке с её отцом. Всё было почти решено, наши дома должны были породниться, Лейна меня любила и мне она нравилась… Визит вежливости и обмен подарками, везли золотую посуду, дорогую саблю и хорошего скакуна. Я был молод, горяч и глуп, поскакал вперёд и заблудился, веришь ли, в том лесу, в котором охотился с детства! Лошадь попала ногой в кротовину и захромала. И тут на тропинку вышла она… С букетом ромашек, в светлом платье. Кайя на неё очень похожа…

Генерал отвернулся к окну, стал смотреть в темноту и, казалось, говорил он сам собой или с кем-то невидимым, кто скрывался в ветвях деревьев на другой стороне улице. Пламя свечей колебалось от сквозняка и на стенах плясали причудливые тени.

— Она улыбнулась и вывела меня к дороге. Её звали Рия. И я пропал. Отказался от помолвки, ушёл из дому и женился на ней против воли отца. Женился по законам вед, потому что ни в одном Храме нам не дали благословения — отец постарался. Но я был счастлив, до безумия счастлив. Два коротких года. В итоге, капитан, я потерял её. Осталась только Кайя. И иногда, глядя на неё, я всё ещё вижу Рию. А моя жизнь… моя настоящая жизнь, осталась там, с ней. И с той поры я живу, как будто во сне. За это леди Альба ненавидит меня, не может простить того моего предательства и того, что я всё ещё не могу забыть Рию. Так что я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, капитан. Она веда… И это притяжение, которому невозможно сопротивляться. Но я знаю, чем всё закончится…

Он повернулся, и Дарри показалось, что лицо генерала сильнее осунулось, две печальных складки протянулись от крыльев носа вниз, к уголкам губ.

— Твоя семья от тебя отвернётся, как отвернулась моя. Ты станешь изгоем с женой ведой. Вы будете скитаться, ища подходящий угол. Ты не продвинешься по службе дальше капитана. Тебя не примут ни в одном доме. Ни одна человеческая женщина в своём уме не пустит в дом молодую веду. Я обещал Рие, что сделаю Кайю счастливой… Поэтому я привёз её сюда — дать выбор. Потому что веды сами выбирают себе мужей. Если она решит — ничто её не остановит, и не один мужчина не может этому сопротивляться. Вот и Рия тогда в лесу просто приманила мою лошадь. И как бы я ни хотел, чтобы Ладде́рис сделала из Кайи человека, она так и не смогла. Достаточно взглянуть в её глаза, чтобы это стало понятно.

— А если она захочет выбрать меня? — спросил Дарри твёрдо.

— А если мы все погибнем в битве за перевал, капитан? Я сам, вот как тебя, слышал этого треклятого лаарского шептуна: они умрут все там и заберут нас с собой — так он сказал. И знаешь, я ему верю. Что я уважаю в айяаррах, так это умение держать своё слово. А если мы погибнем, что станет с моей девочкой? Что стало бы с твоей женой-ведой, если бы ты не вернулся с войны? Хорошо, если её просто выгонят из дома с котомкой…

Он плеснул ещё вина и себе, и капитану.

— …Я тебя знаю, Дарри, и лучшего мужа едва ли мог желать моей девочке, но я также знаю, на что ты обрекаешь этим и себя, и её. Нет Дарри, я не отдам тебе её в жёны, и поверь, этим я спасаю тебя, а не проявляю самодурство. Так что, не нужно забирать расписки из банка, я сам заберу. А тебе лучше выехать отсюда ещё до рассвета.