Любовь Котова

Дикая. Следы на аномальных тропах

Глава 1

Решение

Старенький автобус, скрипя тормозами, остановился.

— Дитятки. Конечная, — объявил усатый водитель.

Немногочисленные пассажиры уже толпились в проходе, спеша покинуть пропахший соляркой автобус. Я с наслаждением потянулась — аж в груди щелкнуло — и, дождавшись, когда людской поток схлынет, обратилась к водителю:

— Не подскажете, где здесь воинская часть?

Он махнул рукой:

— Прямо по дороге иди, километра через три в нее упрешься. Только сейчас тебя не пустят уже.

Я посмотрела на закатное небо за окном. Да, время позднее. Пора о ночевке думать, и желательно не в поле.

— А гостиница здесь есть?

— Есть. — Водитель махнул рукой в направлении, откуда мы приехали. — Метров пятьсот. Там две пятиэтажки стоят, тебе в правую. В левой общежитие, офицеры с семьями живут.

— Спасибо.

Я спрыгнула на раздолбанный асфальт и, когда автобус, с шипением закрыв двери, пополз на разворот, не торопясь побрела следом. Странно. Для деревни, название которой с завидным постоянством мусолят новости, Дитятки имели вид вполне обычный. Ни тебе двухголовых коров в возвращающемся с пастбища стаде, ни гноящихся язв на шкуре собаки, которая деловито обнюхивает угол забора. А ведь всего в нескольких километрах к северу располагается знаменитая Зона отчуждения возле Чернобыльской АЭС, про которую слухи ходят один другого страшнее. Здесь же — аккуратные домики, ухоженные огороды, квохтанье кур, мир и покой. На мгновение мне даже показалось, что я снова, как в детстве, приехала в гости к бабушке, и вот-вот покажется справа знакомый дом небесно-голубого цвета.

Но иллюзию быстро развеял настигший меня военный патруль. Трое в камуфляже, потребовав документы, строго поинтересовались целью моего прибытия.

— У меня брат здесь служил, Стас Федоров, пропал весной, — честно ответила я. — Приехала с его начальством поговорить.

— В Зоне пропал? — спросил старший. — Если в Зоне, то вы зря приехали. Ничего нового не узнаете.

Я пожала плечами.

— Если так, то завтра же и уеду.

Он вернул мне документы.

— У нас с десяти вечера до шести утра комендантский час, на улицу в это время не выходите. Всего хорошего.

В гостинице обнаружился магазин. Я, вспомнив, что в рюкзаке осталась банка тушенки, решила купить на ужин макарон и впервые за последнюю неделю поесть нормально. Но стоя на кассе и от скуки крутя головой по сторонам, вдруг заметила в очереди смутно знакомое лицо. Присмотрелась. Невысокий жилистый мужчина лет тридцати с погонами капитана. Где же я его видела…

Точно. На фотографии!

Карточку размером с ладонь Стас прислал мне в одном из последних писем. Там был он сам и его друг Женя Карпов, оба во «флоре», стоящие над тушей здоровенного чернобыльского кабана. Брат написал, что Женя тогда первым заметил прущую на них клыкастую махину и всадил в кабана сразу полрожка, чем спас жизнь им обоим.

Это было полгода назад. Через месяц из части, где Стас служил, мне пришло сухое извещение о том, что он пропал без вести при выполнении особо важного задания. Неведомый штабной писака прозрачно намекал на дезертирство и полагающуюся за это ответственность. Я, слишком хорошо зная брата, не поверила, но больше на мои письма не отвечали ни в части, ни в министерстве… нигде. Брата словно вычеркнули. И тогда мне написал Карпов. Письмо было сумбурное, почерк неразборчивый; единственное, что я смогла понять, — не все так просто.

Расплатившись за макароны, я вышла из магазина, решив дождаться капитана на свежем воздухе. Если кто и сможет мне рассказать, что случилось со Стасом, то только он.

* * *

Сколько я себя помню — Стас всегда был рядом. Еще будучи совсем маленькой, я везде ходила за ним хвостом, и он не гнал малявку от себя, а вместе с друзьями учил меня лазить по деревьям, прыгать с гаражей и ничего не бояться. С ним я делилась своими детскими секретами, у него просила помощи, заставляя маму даже чуть-чуть ревновать. Потом вместе с мамой ждала, когда он вернется с чеченской войны, и с восторгом рассматривала красивый кругляш с таинственным названием «орден Мужества», который висел на его потрепанной форме. Гордилась им и любила я его невероятно, за ним готова была идти хоть на край света. И когда шесть лет назад родители погибли в автокатастрофе, только Стас смог достучаться до меня, вытянуть из депрессии. Я без проблем окончила брошенную было школу и поступила в медицинское училище по специальности «фельдшер СМП».

А потом ему предложили работу на периметре Чернобыльской зоны отчуждения, и он, подумав и посовещавшись со мной, согласился. Отпускать его было страшно, но я знала, что жизнь «на гражданке» Стасу скучна и неинтересна, он контракт на службу в Ставрополе разорвал только ради того, чтобы меня на ноги поднять. Теперь же детдом мне не грозил, смерть от голода тоже — учебу я успешно совмещала с подработкой, и, проводив его на поезд, следующие полтора года я общалась с ним только письмами, потому что ездить домой в увольнительную ему запрещалось по условиям контракта…

* * *

Ждать Карпова пришлось недолго. Через пять минут он стремительно прошагал мимо меня, направляясь к общежитию.

— Товарищ капитан, — позвала я. Он удивленно обернулся.

— Интервью не даю!

Я опешила.

— Да и не надо. Мне про Стаса Федорова бы узнать.

— Не знаю такого, — отрезал он и отвернулся, пробурчав что-то вроде «долбаные журналисты».

— Я его сестра. Ты мне писал, помнишь? — выдала я последний аргумент в удаляющуюся спину. Если это не поможет, то сегодня мне останется только в гостиницу заселяться, а уже завтра идти в часть.

Но Карпов замер и медленно обернулся.

— Люба? — спросил неуверенно.

Я молча протянула ему паспорт и фотографию. Он тщательно изучил и то, и другое, прежде чем протянуть мне руку.

— Стас показывал твои фотографии. Прости, не признал. Будем знакомы.

Еще через пять минут мы сидели на скамейке в сквере рядом с гостиницей.

— Валяй рассказывай, — тяжело выдохнул капитан, крутя в руке незажженную сигарету. Перехватил мой взгляд, усмехнулся: — Бросить хочу, да все никак не получается.

Я вздохнула:

— Нечего рассказывать. Я в часть ворох писем написала, а мне только и ответили, что он без вести пропал. Но человек ведь не иголка, следы всегда остаются.

Он скептически хмыкнул, а я, чувствуя, что вот-вот разревусь, заговорила тише:

— Я спать хочу спокойно, понимаешь? Он мне едва не каждую ночь снится. Ничего не говорит, просто смотрит. Четыре месяца уже! Может, помощи просит? Или… похоронить по-человечески? Я ведь в сны никогда не верила, а здесь… поневоле поверишь!

— Ох, бабы… — покачал он головой. — Есть у нас бабка одна, так ей постоянно псы облезлые мерещатся. К тебе брат приходит. Вот не сидится же вам спокойно!

— А тебе? — спросила я. — Тебе спокойно сидится?

— Да не о том речь! — зло сплюнул он. Помолчал. Потом заговорил, тяжело, словно камни, роняя слова: — Я их всех помню. Всех, кто ушел в Зону и не вернулся… Каждую ночь вижу, как Федю Ермолова разрывает на части «мясорубка»… первый выход в Зону у парня был… Как умирает Лешка Авдотьин, попавший в «топку»… мы его вытащили… обкололи промедолом и вытащили, а может, зря… врачи только руками развели, а он ведь просил пристрелить его, чтобы не мучился… Игнат Панфилов остался прикрывать наш отход… я нашел потом, что это зверье в человечьей шкуре от него оставило… не много там осталось, очень не много. Как думаешь, спокойно мне сидится после всего этого?!

Я ответила не сразу:

— Тогда ты тем более меня поймешь. У меня сейчас два пути — либо попытаться хоть что-то узнать про Стаса, либо сдаться и сойти с ума.

— Понимаю, — невесело усмехнулся он. Щелкнул зажигалкой, жадно затянулся сигаретой. — Только крепче ты после этого спать не станешь, точно говорю.

— Хорошо, — просто ответила я. И капитан, пожав плечами и подумав еще немного, заговорил:

— Когда пришел приказ о доставке особо важного груза в самое сердце Зоны — на Чернобыльскую АЭС, я долго думал, кого из ребят взять с собой. Так далеко мы не заходили еще ни разу и, будь моя воля, не пошли бы и тогда, но приказы не обсуждаются. Собрал самых опытных, объяснил суть, сказал, что никого не заставляю, но если не справятся они — не справится никто. В итоге собралось десять человек. Я поделил их на три группы…

За первой сигаретой пошла вторая.

— Одна нарвалась на засаду «каменщиков» в Мертвячьем городе, вторая вступила в неравный бой в Припяти. До нужного места не добрался никто. Обратно выбрался только я. Хрен знает как. Не помню. Ребята говорят, нашли меня всего израненного и без памяти. Отправили меня в больничку, откуда я сбежал, как только смог, и все силы бросил на поиски оставшихся в живых. Понимал, конечно, что шансов мало, но когда на Смоляном озере расстрелял прыгуна… это мутант с противогазом на голове… И обнаружил у него солдатский жетон на шее… Я номера своих ребят назубок знал. Знаешь… он совпал.

Это как, чуть не спросила я. Прыгун, насколько мне известно, — страшное порождение Зоны. Выходит, когда-то оно было человеком?