Давид Маркович, после недолгих фрикций, вытаскивает палец. Размазывает по моим дрожащим губам слюну.

— Завтра тебе придется отработать свой оргазм, а пока… Можешь идти.

Его слова звучат, как выстрел на старте, и я тут же разворачиваюсь и бегу. Шапочка, державшись, на мне каким-то чудом слетает, распуская мои собранные в пучок волосы.

Как только добираюсь до сестринской, закрываю двери и прижимаюсь к ней затылком. Дышу рвано, часто, ощущая почти тахикардию. Боюсь, что сейчас в дверь начнет долбиться сам дьявол, взявший мою душу насильно. Даже расписываться кровью не пришлось.

Смотрю на свои ногти и вижу пятнышки крови. Мою руки и умываю лицо.

Боже, что это было?! Боже, кто он такой?! Кто дал ему такую власть над моим телом и сознанием.

Почти падаю на подушку и вспоминаю, как он поймал шапочку на лету, втянул ее запах как ищейка, чтобы найти след и запихнул в свой карман.

Не знаю почему, но это картинка вызвала легкую улыбку на устах. Словно после темного туннеля этого дня, я вышла, наконец на солнышко.

Надеюсь именно его — солнышко — я увижу во сне.

Глава 10.

И я снова здесь. Несмотря на тяжелый день. Несмотря изматывающую бурю эмоций. Тот же проклятый сон. Я снова погрузилась в этот кошмар, словно на глубину океана, где вокруг только тьма и холод.

Руками обнимаю себя, в очередной раз не в силах оторвать взгляд от насилия на грязном полу чулана.

Леша снова сверху, долбит и разрывает внутренности и душу своим противным членом, срывая с моих губ болезненные стоны.

Смотрю. Смотрю. Смотрю.

Слезы застилают лицо, я почти ничего сквозь пелену и пятна света не вижу… И вдруг с удивлением замечаю, как мои руки обвивают мощную шею проклятущего садиста, который запер меня здесь, чтобы издеваться и унижать, чтобы показать, какое он дерьмо.

Тогда почему вместо воплей я мычу и улыбаюсь, вскрикивая на каждый мощный толчок. Вместо того чтобы царапать ненавистное красивое лицо, брыкаться, прижимаю его к себе ближе, трусь сосками.

Что происходит?!

Его руки на моей шее, давят, пока бедра работают все быстрее, с чавкающими шлепками врываясь в узкое отверстие.

Я кричу, царапая в кровь его спину:

— Сильнее, сильнее. Давид, сильнее!

Резко открываю глаза, слыша, как трещит телефон. Быстро, на автомате снимаю трубку, чувствуя жар во всем теле и пустоту между ног.

Отвечаю на звонок, привожу себя в порядок, чтобы пойти помочь провести экстренную операцию.

Думаю, думаю, думаю. Почему во сне был он и, самое главное, почему я стонала, как развратная тварь, хотела сильнее, глубже, жестче?

Почему я не сопротивлялась, пока он причинял мне боль?

Во время операции все мысли из головы вылетают. Остается лишь ноющее натяжение внизу живота.

Принимая душ после, невольно вспоминаю о вчерашнем столь противоречивом фейерверке эмоций. Рука с мочалкой медленно ползет вниз, накрывает пушок волос между ног, пальцы задевают лепесточки, и я вскрикиваю от силы ощущений, как молнией пронзивших все тело.

Резко добавлю в воду кипятка, стараясь смыть эту грязь со своих желаний, растираю почти в кровь кожу полотенцем, чтобы оно перестало трепетать от воспоминаний о садисте-миллионере.

Но в зеркале глаза все равно горят каким-то демоническим блеском, кожа кажется бледной, а губы словно припухшими от постоянных покусываний и облизываний.

Нет, так нельзя. Нельзя это чувствовать. Это неправильно.

Секс не может приносить удовольствие, женское тело — лишь способ удовлетворения мужских желаний. При этом мое явственно помнит те тепло и негу, которыми было полно после домогательств Давида Марковича.

У него много денег, руки, умеющие причинять как боль, так и удовольствие. Он может мне помочь. Он может спасти сестру.

Для этого нужно просто под него — сглатываю и прикусываю губу — лечь. Просто стать марионеткой на один месяц, стать секс-куклой, которую будут использовать по прямому назначению. Принимать в себя литры отборной спермы, удовлетворяя низменные потребности этого человека.

Очень привлекательного человека.

Смогу ли я выдержать это? Смогу ли не сломаться и дотерпеть до конца?

Иду в палату к Лене и долго смотрю, как мирно и по-ангельски спит эта чудесная, светлая девочка. Вспоминаю, как первый раз ее увидела.

Я была достаточно жизнерадостным ребенком, имела подруг, увлечения, маленькие тайны. Жизнь шла своим чередом.

Если бы я тогда знала, что это всего лишь мерзкое затишье. Бурей оказался не только Леша и его садистские наклонности, которые он сдерживал почти два месяца, пока мы встречались. Леша был лишь тем криком, срывающим лавины снега в горах. Начало конца. Все покатилось в тартарары. Лавина.

Сперва осуждение всего города за мое решение упечь Лешу за решетку. Потом предательство родных, даже не отрицающих, как они во мне разочарованы. И в довершение всего обнародование подробностей моих мучений в кладовой, которые лично снимала Таня.

Тогда это и помогло засадить Лешу на восемь лет, когда ему хотели дать лишь год. И самым страшным стал истинный вид отношений родителей.

У матери давно любовник. Отец давно имел семью в другом городе. Когда отец не попрощавшись уехал, забрав из дома всю наличность, мама пошла по рукам. Часто приводила в дом так называемых друзей.

Школу тогда я уже закончила и, как жить дальше, не знала. Сальные взгляды мужчин, которые в подробностях видели, что делал со мной насильник, осуждающие — женщин. Отсутствие человека для разговора по душам. Все это очень часто направляло мой взгляд в сторону окна с видом на раскинувшийся за домом лес. И главное — на высоту пятого этажа.

Как было бы хорошо раскинуть руки и просто лететь в обжигающую, благословенную тьму, забыть все страдания, всю боль, весь ужас происходящего со мной пиз*еца. Так легко. Так сладостно.

И я ведь почти решилась, пока однажды мать не пришла и не сказала, что беременна четыре месяца и аборт делать поздно.

Всего лишь одна новость. Чудо рождения. Чудо природы. Но в меня это вселило такую жажду жизни, что я просто погрузилась в заботы о матери и будущей малышке. Имя мы не могли выбрать до последнего.

Мама и сама преобразилась, словно осознала ошибки. Стала чаще бывать дома, никого не водила, исправно ходила работать на фабрику, где упаковывала алкоголь.

Когда, сидя в ожидании матери и читая очередное фэнтези, где прекрасные принцы спасают принцесс, я услышала жуткий крик из подъезда, я страшно испугалась. Потому что нутром почуяла. Мама. Малышка.

Я выбежала на лестничную клетку, уже с телефоном в руках, вызывая скорую, и испуганно закричала прямо в трубку.

Мать лежала внизу, а под ней была лужа крови.

Скорая приехала быстро, и принять семимесячную малышку пришлось прямо там, в подъезде. Именно я поехала с ней в больницу. Именно я первый раз покормила ее с бутылочки, и именно меня она впервые схватила за палец.

Я тогда поняла, что все прошлое — пустой звук, ничто по сравнению с этим моментом. Счастье в душе было настолько полным, что я почти забыла, как дышать. Лишь плакала. Плакала. Плакала.

Елена прекрасная. Дала я ей имя. Ведь она была поистине прекрасна. Она озарила светом мою душу. Она стала моей радостью.

Но и свет быстро угас, когда выяснилось, что у матери было венерическое заболевание и это повредило части органов малышки.

Глава 11.

Сначала ничего плохого, она развивалась нормально. Мать работала, смотрела за дочкой. Я училась в медицинском колледже.

Но мать со временем умерла, а Лена страшно заболела. Может тоже меня оставить.

И теперь я еще и думаю, помочь ли ей?

Теперь я еще и пытаюсь строить из себя невинность, потому что мне неприятны прикосновения мужчин? Потому что мне страшно испытывать боль. Снова. Но разве я не могу потерпеть? Боль ничто по сравнению с тем одиночеством, в котором я окажусь опять, как только меня покинет последний лучик надежды.

Я не могу позволить Лене умереть.

Поэтому, собирая всю волю в кулак, я решаю сделать все, что прикажет этот богатый садист.

Вечером даже выхожу на крыльцо, чтоб встретить и «поговорить». Интересно, он заставит меня делать все то, что вытворял Леша? Будет приказывать сосать, глотать сперму, вылизывать его член? Будет нагибать, брать сзади и бить кулаками по ребрам?

Кроме последнего, остальное вызвало странное тепло внутри живота, когда я представляла на месте худого смазливого Леши широкоплечего Давида Марковича.

Ну, где же он?!

Он не приехал. Я прождала почти до полуночи, стоя на крыльце как вкопанная и репетируя, что ему сказать.

На следующий день Давид Маркович тоже не появился, и вот тут я действительно запаниковала.

Ведь у меня был шанс спасти сестру, а я как дура его профукала. Убежала. Надо было прям там сесть на колени и сделать все то, о чем приказывали его жестокие глаза. Все то, что он мысленно проделал со мной, даже не прикасаясь, только насилуя душу взглядом.

Еще через день он снова не появился, и я, лелея надежду, подумала, а не сходить ли к заведующему. Но что я скажу?

«Извините, собираюсь продать свое тело, не могли бы вы подсказать адрес покупателя?»