Сестра протянула животному на ладони кусочек сахара и стала что-то вкрадчиво говорить. Конь подозрительно покосился на нее.

— Ты поскачешь на этом? — спросил Двоюродный Брат Утреннюю Звезду.

— Нет.

Апачи обычно не лезут с расспросами — человек все расскажет сам, когда и если сочтет нужным, — но сейчас был особый случай: речь шла о ставках.

— А на каком поскачешь? — поинтересовался Зевающий.

— Ни на каком.

Колченогий вообще ни о чем не спрашивал. Он смотрел на коня, который вытянул шею и взял губами кусок сахара с ладони Сестры. Затем девушка достала из мешочка на шее щепотку пыльцы и нарисовала ею на лбу скакуна крест, после чего вдула остатки ему в ноздри. Прихрамывая, Колченогий отправился делать ставку на выбранного Сестрой мустанга.

— Так, значит, вместо тебя поскачет девчонка? — Двоюродный Брат явно решил, что Утренняя Звезда тронулся умом.

— Да, — ответил Утренняя Звезда и тоже пошел делать ставку.

Груда вещей, которые ставили индейцы, росла на глазах: там были и ожерелья, и серебряные браслеты, и ремни кончо. В залог шли седла, уздечки, одеяла — одним словом, все, что стоило хотя бы медный грош. Ставки делали не только на ту или иную лошадь, но и на то, кто из всадников к концу скачки все еще будет сидеть в седле, кто выживет, кто погибнет, а кто останется калекой.

Пока привязали к столбам остальные десять лошадей, прошло добрых полдня — а сколько сил на это потратили, сколько пота пролили! К тому моменту, когда все скакуны выстроились в ряд, брюки и рубаха хозяина загона утратили былую белоснежность. Сестра поглаживала коня, нашептывая ему что-то успокаивающее. Затем она положила руки ему на спину и привстала на камень, чтобы взобраться на скакуна. Тот переступил с ноги на ногу, посмотрел на Сестру вытаращенными глазами, но даже не попытался стряхнуть ее ладони.

— Листос, мучачос! — прокричал усатый распорядитель. — А кабалъо [Готовы, ребята!.. Поскакали (исп.).].

Мужчины, державшие мустангов, взялись за веревки покрепче, тогда как наездники изо всех сил пытались оседлать коней. Сестра заткнула края юбки за пояс, после чего отошла на несколько шагов, разбежалась, вскочила на скакуна, уселась поудобнее, ухватилась за веревку, которой была отведена роль поводьев, обхватила ногами бока коня и принялась ждать. По телу животного прошла судорога. Сестра прекрасно понимала, в чем причина его испуга. Наверное, такие же ощущения скакун испытал бы, если бы на него запрыгнула пума. Конь выгнул спину, поставив ноги вместе, словно стебли в букете полевых цветов, и принялся ждать, что будет дальше.

Раздался удар гонга. На краткий миг наступила тишина — мустанги соображали, как правильнее всего сейчас поступить. Лошадь рядом с Сестрой повалилась на землю и перекатилась, силясь подмять под себя седока. Другие скакуны принялись метаться и брыкаться, распугивая зевак и сшибая некоторых с ног.

Конь Сестры и еще две лошади бросились к высокому столбу, обозначающему финишную линию, с такой скоростью, словно их преследовала стая волков, готовых вот-вот вцепиться им в ноги. Жеребец Сестры вырвался вперед, и она уже была готова встать ногами ему на спину, чтобы покрасоваться, но тут грянул выстрел. Скакун споткнулся и упал, пропахав мордой землю. Круп его, продолжая двигаться по инерции, взметнулся вверх. Сестра полетела вверх тормашками, но приземлилась на обе ноги, после чего ей пришлось пробежать еще несколько метров, чтобы восстановить равновесие и не упасть.

Конь засучил ногами и закатил глаза. Сестра присела возле него на корточки и принялась шарить пальцами по телу скакуна, пока наконец не нашла пулевое отверстие. Ни у одного из апачей, которые собрались на скачки, не нашлось бы палки, которая плевалась огнем и темными металлическими шариками. Значит, коня убил мексиканец.

— Видимо, кто-то поставил на другую лошадь, — предположил Утренняя Звезда.

— Я чуть не выиграла скачки! — в ярости бросила Сестра.

— Не показывай виду, что им удалось тебя разозлить. Иначе они получат над тобой власть. Былое не изменишь, но оно может многому тебя научить. Какой урок ты сегодня усвоила?

— Мексиканцам нельзя доверять.

— Никогда. Ни при каких обстоятельствах.

* * *

Сестра устремила полыхающий от гнева взор на Кукурузную Муку — На'танха, который лежал ничком, подтянув к животу колени, в луже дешевого пойла и полупереваренных бобов. Он был настолько пьян, что, если бы она сейчас насыпала ему под набедренную повязку толченый перец чили, На'танх бы ничего не заметил. Он показался бы мертвым, если бы не храпел, словно ревущий медведь. Опять На'танх выставил себя дураком, напившись пульке, который вонял хуже старых мокасин.

Сестра пнула соплеменника по пятке заостренным носком своего мокасина, но пьяный в ответ лишь что-то невнятно проворчал. Тогда она кинула в него камешек, отскочивший от его голой ягодицы — упругой, словно кожа на барабане. На'танх будто ничего не заметил, но Сестре стало немного легче.

Улюлюкая, раскачиваясь в седлах — так покидали пьяные индейцы Ханос прошлым вечером. Их окружали кольцом те, кто остался трезвым. Утренняя Звезда усадил Сестру на коня перед собой, и девчушка уснула, прижавшись щекой к гриве скакуна и обхватив его за шею.

Когда они добрались до лагеря, большинство пьяных спешились и, едва переставляя ноги, отправились спать. Однако кое-кто из них привез с собой пульке, чтобы угостить жен, и многие из тех, кто пока оставался трезвым, решили наверстать упущенное. Гульба продолжалась до рассвета.

Некоторые, вроде Кукурузной Муки, вообще не собирались назавтра возвращаться в поселок. Отец Сестры был одним из тех, кто предпочел остаться в лагере. Проходя мимо его шалаша, девушка услышала доносившийся оттуда храп.

Отец никак не мог унять тоску по покойной жене, которую убили и скальпировали мексиканские охотники за головами, когда Сестра была еще крохой. С тех пор уже никто не вспомнит, сколько Утренняя Звезда раздарил лошадей, одеял и седел шаманам в надежде, что хоть один из них поможет унять отцовскую скорбь. Сестра молилась каждый день, упрашивая всемогущего духа, Дарителя Жизни, помочь родителю.

Когда женщины варили из забродившей кукурузы священное вино тисвин и в лагере устраивали пирушку, отец приходил на нее первым, а уходил последним. Сестра терпеливо ждала, пока он плясал в компании других гуляк. Женщины, которых она раньше считала целомудренными, пошатываясь, удалялись с ее отцом в кусты. Щеки Сестры горели от стыда, когда она слышала смех и звуки возни, доносившиеся из темноты. Несчетное количество раз в бледном свете зари она помогала отцу добраться до дома.

Впрочем, сегодня утро выдалось такое, что Сестра просто не могла печалиться. Небосвод поражал ослепительной глубины синевой. Бабочки порхали среди ветвей пало-верде у пересохшего речного русла. В мекситовых деревьях страстно курлыкали голуби. Негромко перекрикивались женщины, которые мололи кукурузу и чинили прохудившиеся мокасины.

Добравшись до мескитовой рощи, Сестра сняла со лба повязку из сыромятной кожи, положила ее на землю и принялась собирать сухие сучья, укладывая их в вязанку. В поисках хвороста девушка удалялась от лагеря все дальше. Оторвав взгляд от земли, она увидела бочкообразный приземистый кактус, росший на солнечной стороне пересохшего русла. Самую его верхушку венчиком окружали блестящие на солнце желтые плоды, оставшиеся с прошлой осени.

Сестра спустилась по склону неглубокой лощины и пошла вдоль русла — в том направлении, куда когда-то бежала вода. Наконец девушка оказалась в некоем подобии ущелья, которое неуклонно сужалось. Нависшие сверху уступы отрезали ее от солнечного света, отбрасывая сулящую прохладу тень.

Потянувшись, Сестра сорвала один из плодов и, присев на корточки, принялась им лакомиться. Положив руки на колени, она смаковала терпкий сок. Хрустели на зубах черные семечки, скрывавшиеся внутри плода.

Вдруг она озадаченно замерла, ощутив порыв холодного. ветра. Откуда ему взяться посреди жаркого лета? Ветер растрепал пряди волос, ниспадавшие ей на лицо. От затылка вниз по позвоночнику пробежала волна мурашек. Голова наполнилась ревом, гвалтом голосов. Сестра вскочила и подняла подбородок, приоткрыв рот и зажмурившись.

Она вскинула руки на высоту плеч, развернув ладони вверх. Она видела, что именно так делают ди-йин, шаманы. Застыв, девушка стала ждать, когда к ней обратится Дух Ветра. Когда же это наконец произошло, голос, который на самом деле не был голосом, отразился от каждой клеточки ее лица, и она затрепетала, словно лист на ветке сейбы [Хлопковое дерево.]. Она обратила лицо к надвигающемуся злу и представила, как Призрачный Филин обрушивается на нее из поднебесья, чтобы похитить душу. По позвоночнику пробежал холодок, а сердце бешено забилось в груди.

Когда послышался рокот, девушка подумала, что это снова Дух Ветра, однако неожиданно вместе с воздухом затряслась и земля. Сверху на плечи и расставленные руки Сестры посыпались мелкие комья земли. Рокот распался на перестук копыт. Она раскрыла глаза в тот самый момент, когда первая лошадь домчалась до края ущелья и перепрыгнула через него. За первой последовали и другие. Девушка задрала голову: снизу она могла разглядеть и заляпанные пеной ноги, и широкие подпруги, опоясывающие мощные тела скакунов, перемахивающих через ущелье. Она почувствовала, как на нее падают брызги конского пота; увидела грубые деревянные стремена, а в них — покрытые грязью черные сапоги.