Завидев куугха, Сестра бросилась через заросли высокой травы, где паслись лошади, и выскочила на площадку для танцев. Старики, оставшиеся в деревне, которые в этот момент чинили утварь или пропалывали делянки с побегами кукурузы, побросали свои занятия и устремили взгляды на усталых путников, следующих гуськом за девочкой.
Сестра, миновав крытые шкурами типы, принадлежащие семейству Текучей Воды, издала пронзительный крик:
— Шивойе! Бабушка!
Старуха отложила переносную колыбельку, над которой трудилась, вскочила и протянула к внучке руки. Девчушка кинулась ей в объятия.
— Вернулись! — Голос Бабушки дрогнул от переполняющей ее радости, к которой примешивалась печаль.
Дозорные давно уже заметили приближавшуюся процессию. Они известили стариков, что в деревню возвращается куда меньше людей, чем некогда ее покинуло. Бабушка весь день провела как на иголках: тревога то и дело жалила ее, словно туча оводов, истязающих лошадь с натертой седлом спиной.
Остальные тоже принялись обнимать стариков, оставшихся приглядеть за деревней. Родных прижимали к себе в молчаливом приветствии. После возвращения над каньоном еще долго поднимался дым: племя жгло имущество, некогда принадлежавшее погибшим. Огню пришлось предать столько жилищ, что в итоге, когда все было кончено, деревню решили перенести в другое место. Но даже после переезда каждый вечер на закате слышались скорбные крики женщин.
* * *
Утренняя Звезда и Двоюродный Брат бежали босиком вслед за двумя лошадьми, которых они украли у бледнолицых погонщиков. Утренняя Звезда кинул взгляд через плечо на облако пыли, которое, клубясь, поднималось над пустыней. Облако изрыгнуло двоих всадников, силуэты которых казались нечеткими из-за мелкого песка, густо усыпавшего их лошадей, парусиновые штаны, хлопковые рубахи, массивные сапоги и широкополые войлочные шляпы. Издали могло почудиться, что они материализовались из облака и состоят целиком из пыли, и лишь по мере приближения фигуры конников обретали плоть и кровь.
Утренняя Звезда и Двоюродный Брат добрались до густых зарослей вдоль усеянного камнями устья реки. Они захлопали руками на своих лошадей, и те кинулись по узкой извилистой тропинке, петлявшей через кустарник, к тому месту, где под охраной Говорливого, Большеухого, Крадущего Любовь и Мух-в-Похлебке стояли другие скакуны, которых апачам удалось украсть в ходе сегодняшней вылазки.
Недавно Двоюродному Брату пришлось несладко — и все из-за медведицы с медвежонком. Индеец лежал на животе и пил из ручья, когда медведица схватила его за ногу и попыталась утащить, словно жирную форель. Двоюродный Брат, само собой, не пришел в восторг от подобного обращения. Но прежде, чем ему удалось вогнать медведице кинжал в глаз, она успела разорвать ему левую щеку. Когда все было кончено, он сделал ожерелье из зубов и когтей, которые обезобразили его.
Медвежьи зубы и когти до сих пор хранили следы его крови, а на опухшем лице Двоюродного Брата алели жутковатого вида раны. Впрочем, в битве с медведицей он добыл нечто куда более важное и ценное, чем ожерелье. Все индейцы знали: если убьешь медведя, то получишь его силу. Одна беда: медвежья сила — штука непредсказуемая, как и те, кто ею обладают. Одолевший в схватке медведя порой начинает вести себя как сумасшедший. Теперь, хоть люди и стали относиться к Двоюродному Брату с опасливым уважением, за глаза его начали называть Локо — Безумец.
Двое индейцев замерли возле низкорослых зарослей ивняка и кактусов. Локо приподнял пальцем покалеченное веко, которое не хотело открываться.
— Нас преследуют двое бледнолицых, — сообщил Утренняя Звезда в сторону зарослей. — Но один из них черный.
— Черный? — переспросили из ивняка.
— Может, его в детстве передержали под солнцем, — назидательно заявил Локо. — Он чернее куска мяса, который твоя жена как-то уронила в огонь.
— Если тебе не нравится стряпня моей жены, почему ты вечно торопишься к нам, когда она зовет есть? — парировали из зарослей. — Преследователи далеко?
— Скоро мы до них сможем достать, — ответил Утренняя Звезда.
Заросли затряслись, зашумели, и оттуда вышли семнадцать человек, в том числе Тощий с Колченогим. Размахивая копьями и луками, мужчины принялись улюлюкать.
Преследователи, резко натянув поводья, остановились, подняв тучу пыли. Всадники решили спешиться, и в этот момент их лошади попятились, выгибая шеи. Нога чернокожего застряла в стремени, и он запрыгал, пытаясь ее высвободить, тогда как его скакун принялся кружиться и брыкаться. Оружие обоих преследователей запуталось в поводьях, которые они схватили, чтобы не дать лошадям убежать.
— Кажется, они собираются перестрелять друг друга, — заметил Локо.
— Бледнолицему, тому, что белого цвета, нужен еще один мул. чтобы везти на нем большое ружье, — добавил Колченогий.
— Они либо слишком смелые, либо слишком глупые, — усмехнулся Утренняя Звезда.
— Я бы сказал, что глупые, — отозвался Локо. — Все бледнолицые глупые.
— Кажется, их ружья заклинило.
Локо принялся скакать на месте и кричать:
— Остолопы бледнолицые! Да если вам понадобится почесать собственный зад, то вы и его не найдете!
— Бьюсь об заклад, вы доверху навалили дерьма в штаны! — подхватил Тощий. Он повернулся и задрал набедренную повязку, обнажив костлявые ягодицы.
Его примеру последовали остальные, продемонстрировав преследователям вереницу смуглых задниц. Индейцы хлопали себя по ним, выкрикивая оскорбления и насмешки.
Когда до преследователей наконец дошло, что оружие не стреляет, они принялись усмирять мечущихся лошадей. Первым оседлал коня чернокожий и подхватил ружье товарища, чтобы тот мог запрыгнуть в седло, не вставляя ногу в стремя. Как только спутники поскакали прочь, пригнувшись к шеям лошадей, Утренняя Звезда с друзьями выпустили им вслед тучу стрел с таким расчетом, чтобы те лишь чуть-чуть не достигли цели.
Когда облако пыли вновь поглотило всадников, индейцы без всякой спешки отправились собирать стрелы, после чего вернулись к маленькому табуну, который стараниями Утренней Звезды и Локо теперь увеличился на двух лошадей. Утренняя Звезда жестом приказал Крадущему Любовь подвести к нему одного из новых скакунов — невысокого длинноногого жеребца темно-буланой масти с хитрыми глазами и коротким туловищем. Конь то и дело беспокойно прядал крупными ушами. Утренняя Звезда решил назвать его Койотом.
Вскочив на жеребчика, Утренняя Звезда, весело смеясь, поехал за друзьями, и Крадущий Любовь последовал за ним.
ПАНДОРА В ЯЩИКЕ
Рафи, сидевший верхом на крепком чалом мерине, перекинул ногу через луку седла и взвел курок на старой винтовке системы Холла. Он внимательно смотрел на приближавшуюся группу мужчин. Они двигались на юг, скорее всего в сторону границы. Господи, спаси и сохрани бедных мексиканцев, которые попадутся им по дороге! Что же до индейцев, то пусть они себя спасают и сохраняют сами.
Рафи поднял взгляд к небесам, где теперь обретались души его родителей, погибших во время набега команчей в Западном Техасе, когда ему было пятнадцать. Коллинз возблагодарил Бога за то, что родился на свет блондином: да, команчи обожали русоволосые скальпы, но людей в отряде, что приближался к нему, подобный цвет шевелюры не привлекал. Однако на всякий случай Рафи положил палец на спусковой крючок, и прикосновение гладкого холодного изгиба к коже придавало парню уверенности.
Охотники за головами тащили с собой столько оружия, что его с лихвой хватило бы на отряд в два раза больше по численности. С седла командира отряда свисали связки просоленных скальпов, растянутых на ободах. Уздечка выглядела сплетенной из конского волоса, но Рафи уже доводилось видеть ее с более близкого расстояния. Ее украшали человеческие зубы, и Коллинз не сомневался, что свита она не из конских волос.
Узнал Рафи и взвинченного недомерка с сальными волосами, который ехал впереди отряда. Судьба уже сводила Коллинза и с Джоном Джоэлом Глэнтоном, и с его отрядом охотников за головами, состоявшим сплошь из отборнейших мерзавцев. Также Рафи было известно, что Глэнтон когда-то был проповедником и что он называет скальпы золотым руном.
Состав отряда Глэнтона часто менялся. Поговаривали, что его участники, не желая упускать выгоду, снимают скальпы даже со своих раненых товарищей. Впрочем, сейчас перед Рафи предстали многие знакомые лица: двое бывших техасских рейнджеров, беглый чернокожий раб, ирландец, франко-канадец, команч, двое мексиканцев и делавар. Нескольких участников группы Коллинз видел впервые, и они в окружении банды Глэнтона явно чувствовали себе не в своей тарелке. Скорее всего, незнакомцы держали путь на золотые прииски и решили по дороге немного подзаработать на скальпах.
Вместо привычных кожаных штанов и почерневших от грязи и крови замшевых охотничьих рубашек члены отряда щеголяли в набедренных повязках и мокасинах. У некоторых за спинами виднелись луки и колчаны, и это подтверждало ходившие по округе слухи. Рассказывали, будто Глэнтон перебил столько индейцев, что их почти не осталось, а выжившие научились соблюдать осторожность, и теперь Глэнтон с подельниками, нарядившись апачами, разорял мексиканские деревни. Поговаривали, что, перебив всех мужчин, женщин и детей в селениях, головорезы расстреливали скот из луков, чтобы обставить все как набег индейцев.
