— Ты прав, дорогой. Ты очень верно все придумал, — улыбнулась Эску шуриа. — Я останусь и подожду тебя.
Он ответил еще более ласковой улыбкой.
— Я знал, что ты поймешь.
«И я не отдам тебя Вилдайру». Диллайн прекрасно помнил и этот шутливый поцелуй ручки, и жадную волчью зелень в глазах Священного Князя, стоило тому кинуть взгляд на Джону, во время торжественного ужина на борту «Княгини Лэнсилэйн». Да, у Хозяина Архипелага было на лбу написано сожаление о своем опрометчивом обещании. Маленькая шуриа ему нужна. Неведомо зачем, но это так, а в планы Аластара Эска подобная уступка не входит. Теперь, когда Лайд сбежала в Санниву, а на носу война с Эсмонд-Кругом, он сможет позволить себе если не всё, то многое.
— Я верно поняла, милорд, что теперь ваш корабль направляется в Эйнсли? — решила еще раз уточнить Грэйн.
— Так точно, эрна.
— В таком случае могу ли я попросить вас о месте на его борту? — И пояснила свою просьбу: — Меня отзывают с Шанты. Я должна отбыть в столицу как можно скорее и была бы весьма признательна за помощь.
— Я всегда готов оказать услугу подруге моей… Джоны. Каюта на «Меллинтан» к вашим услугам, эрна Кэдвен.
— Благодарю. — Грэйн тут же смягчилась и устыдилась своей недавней властной резкости. И добавила с искренней благодарностью: — Признаться, милорд, вы снимаете камень с моих плеч. Не представляю себе, как бы я докладывала Его Священной Особе об этом разговоре… а доложить обязана! — И все-таки не удержалась от замечания: — И, кстати сказать, вы заблуждаетесь. Вы оба, — объединив жестом Эска и Элира, Грэйн поморщилась: — Не стоит быть столь высокомерными. Мы не поклоняемся богиням, не приносим им жертв и не кормим свору жрецов. И не следует воспринимать наши отношения с Локкой и Морайг как какой-то… религиозный культ! Впрочем, вот об этом точно гораздо лучше меня расскажут Княгини.
«А беседа с Вилдайром предстоит долгая и сложная. Уж больно щепетильная тема эти древние ролфийские бумаги», — согласился с ролфи Эск.
— Я надеюсь, что Княгини окажут мне такую честь.
Его, человека до мозга костей светского, к тому же предубежденного относительно магии, никогда не интересовала суть диллайнской веры и божественные… хм… свойства Предвечного. Никогда не влекли Аластара Эска обряды и символы, а что до чудес, которые творили эсмонды, так балаганный фокусник тоже достает из уха цыпленка. Мало ли в каком рукаве тивы прячут свои «прозрения» и «исцеления». Но во время расшифровки архива Гарби волей-неволей Эску пришлось коснуться сакрального знания. Полностью перевести текст его людям все равно не удалось. К тому моменту, когда родился самый старший из найденных Аластаром переводчиков, древний язык диллайн вышел из обихода, став тайным наречием эсмондов. Впрочем, самое важное они сумели понять…
Хвала Локке, вещей у эрны Кэдвен было немного, да и из них половину она спокойно оставила в той самой пристройке, где они ночевали с Элиром. Сейчас шуриа сидел на топчане и молча смотрел, как ролфийка сортирует свои пожитки.
— Терпеть не могу прощаться, — мрачно призналась Грэйн и со злости так затянула горловину своего мешка, что затрещали тесемки. — И не умею!
— Не кокетничай, — ухмыльнулся бывший рилиндар и поднял оставленный ею на столе блокнот. — Как раз прощаться у тебя получается очень хорошо. Ты забыла его положить? — и пролистнул несколько страниц.
— Я же не успела закончить описание. — Ролфи вздохнула. — Отдай Неру или Тэлдрину, а впрочем… не думаю, что в ближайшие пару лет удастся заняться строительством новой крепости. Эск удружил с этим бунтом. Шанта лежит слишком близко к Эскизару… нет, будет не до строительства. И, кстати говоря, здороваться мне нравится гораздо больше.
— Так отдавать — или пусть твои записи полежат пока у меня? Будет еще один повод приехать, — он подмигнул. — И за блокнотом, и поздороваться.
— Не кокетничай, — передразнила она. — Мне и так хватает поводов.
— Тогда оставлю себе на память, — шуриа решительно засунул блокнот за пазуху.
— Положишь на полку рядом с черепушкой Нимрэйда? — хохотнула Грэйн. — А что, красиво получится! — Взвесив на руке мешок, она присела на топчан рядом с Джэйффом и сердито спросила: — Что ты обо всем этом думаешь? Эск… не преувеличивает? Ты же видишь этих, ну, духов…
— Думаю, он не только не преувеличивает, но даже преуменьшает.
— Они начнут искать виноватых. — Ролфи задумчиво поиграла черно-зелеными кисточками на темляке своей сабли. — И ведь найдут. Сперва начнут с эсмондов, но совиным колдунам нечего предложить полукровкам… И тогда они найдут тех, кому повезло больше. А Шанта слишком близко.
— Да ты, никак, сожалеешшшь о грядущей резне шшшшурий? — насмешливо зашипел он.
— Не передергивай, — поморщилась Грэйн. — Вы теперь не просто шурии, вы — наши шурии.
— Не обольщайся, — утешил ее Элир. — Резать начнут не только нас.
— Да я и не обольщаюсь, — ролфийка нахмурилась. — Вас — за то, что вами оно побрезговало сразу, видать, отравиться побоялось…
— …подцепить Проклятие Сигрейн, например, — подхватил Элир. — Что? Думаешь, я не понимаю, что это — одна из причин, почему диллайнское существо посчитало нас невкусными?
— Но ведь не только поэтому, — буркнула Грэйн и продолжила: — А нас — за то, что наша кровь стала для них ядом. И за то, что наши боги нас не предавали, а мы — не предавали их. И ведь будут правы! Нам действительно повезло, ведь даже дети получаются либо проклятыми шуриа, либо бешеными ролфи.
— Кстати о детях, — он взял ее за руку чуть выше браслета. — Не потеряй. Не хватало еще тебе полукровок. Довольно с нас и Джойаны, верно?
— Ох, не напоминай… — скрипнула зубами ролфи и, зажмурившись, потрясла головой. — Я и так… Боги! А каково же им, им обоим?! Береги ее, ладно? Я боюсь, что Эсмонд-Круг доберется до нее и здесь, когда там дознаются про дела Эска. И про детей.
— Детей будет сторожить целая стая свирепых зубастых ролфи, — улыбнулся шуриа. — А о Джойане позабочусь я.
— Только не геройствуй, пожалуйста, в этом твоем партизанском стиле! — Грэйн толкнула его плечом. — Хорошо? Кроме тебя на острове есть еще целый гарнизон. И корабли в проливах.
— Корабли… — Элир чуть прижмурился и сказал задумчиво: — Ты сама будто корабль, Грэйн эрна Кэдвен. Словно «Верность Морайг». Красивая и сильная, как тот фрегат, и, подобно кораблю, не любишь якорей и долгих стоянок. Корабли ведь созданы для походов и битв, верно?
— А мы с нею ровесницы, — сказала эрна Кэдвен. — С «Верностью Морайг». Я родилась в тот год, когда она сошла со стапелей.
— Я уже давно не верю в просто совпадения, — кивнул он, словно ждал именно такого ответа. — Распускай паруса, выкатывай пушки и иди вперед, Грэйн. Не оглядывайся на берег, он никуда не денется.
— Паруса бесполезны, когда нет ветра. И корабль не найдет гавани, если не зажечь маяк. — Она на мгновение прижалась к нему и тотчас же встала, тряхнула головой, пробежалась пальцами по застежкам мундира, поправила ремень… И попросила: — Будешь ветром? Для моих парусов? И… зажжешь для меня огонь?
— Уже, — прищурился шуриа и улыбнулся краем губ. — И всегда.
— Я помню тебя, Джэйфф Элир. — Ролфи широко и клыкасто улыбнулась, вскинула голову, лихо заломила берет и вышла первой, шагая свободно и твердо.
Так всегда бывает — и это правильно. Кто-то уходит, кто-то остается, а ветер, огонь и земля все равно будут землей, огнем и ветром, какими именами их ни называй. Парусам не обойтись без ветра, но разве обрадуется ветер, если вдруг исчезнут паруса? Они равно нужны друг другу, разве нет? И совсем не обязательно называть это любовью. Совсем, совсем не обязательно.
Они стояли на берегу, обнявшись: ее щека прижалась к его груди, его губы — к ее макушке. Наплевав на сотни пар любопытных глаз, запретив себе думать о том, что готовит им всем недоброе будущее. Каждый день как последний — разве это шуриа придумали?
— Я виноват перед детьми. Моя кровь еще более проклята, чем твоя, — прошептал диллайн.
— Начинается, — фыркнула Джона. — Дух моего безумного предка Эйккена Янэмарэйна тоже любил сетовать на то, что я не нашла себе хорошего ролфийского парня. Теперь и ты туда же? Я никогда не пожалею о сделанном и никогда не упрекну.
— Никогда не мог понять, за что ты любишь меня. Не за что же.
От него пахло табаком, свежим потом, порохом и немного смолой, от него пахло морем и тяжелой работой, от него пахло опасностью. И так было всегда.
— Абсолютно не за что, согласна.
Шиларджи, невидимая за светом дня, скажи, за что же мы любим мужчин, за какие такие подвиги и доблести, за какие добродетели? Почему ждем из странствий и походов, почему прощаем обманы, почему верим в их безумные планы? Не знаешь? И никто не знает. За что их любить — жестоких и беспощадных, прирожденных убийц и идейных предателей, одержимых, бешеных, проклятых? Они ведь любят только себя, и еще свои короны, ружья, корабли, города, сабли, книги, телескопы, механизмы, они ценят свои победы и своих коней, они помнят формулы и цитаты из философских трудов, и для женщин в их сердцах остается совсем мало места, совсем-совсем. У кого-то вообще ничего не остается. Но если оно все-таки найдется… Тогда они обязательно возвратятся из походов и странствий, они не предадут, и не обманут, и осуществят самые невероятные планы, и совершат такое, о чем никому не мечталось. Поэтому мы их и любим. Так ведь, Сизая луна — Шиларджи?