С других участков бежали люди. Поселок был вполне себе жилой, несмотря на глубокую осень, дома не пустовали, многие жили тут круглый год, искренне полагая, что пятьдесят километров до города — не то расстояние, чтобы дышать смогом.
— Что рвануло-то? — К Вере подскочил какой-то бородатый мужик, в котором она, пусть и с трудом, но все же узнала директора крупного судостроительного завода. Что и говорить, соседи у Молчанского были приличные.
— Не знаю, — отмахнулась она и бросилась во двор, в котором все так же полыхал огонь.
— Куда ты, сумасшедшая?! — Мужик попытался схватить ее за руку, но она вырвалась. — Стой, а если снова рванет?
— А если там кому-то нужна помощь?
Мужик немного потоптался в нерешительности, но все же побежал вслед за Верой. Молодец, мог бы и струсить.
Полыхала машина — два месяца назад купленный Молчанским новый BМW, еще даже не прошедший обкатку. Сквозь пламя Вера пыталась рассмотреть, есть ли кто в салоне, но завеса пламени была такой плотной, что ей это никак не удавалось. Закрыв от жара лицо, она бросилась по тропинке к дому, к счастью, стоящему в глубине участка. Огонь от машины ничем ему не угрожал.
Входная дверь оказалась открытой, и Вера остановилась, вдруг отчаянно струсив. Третьего «сюрприза» за сегодняшний день она, пожалуй, не перенесет. В ухо ей кто-то пыхтел. Тот самый бородатый судостроитель, не иначе.
— Эй, есть кто? — позвал он из-за ее спины. — Хозяин, отзовись, ты вообще живой?!
Этот вопрос не давал покоя и Вере, страх зудел где-то внутри противным надсадным комаром, которого хотелось побыстрее прихлопнуть. Она даже не стала утруждать себя сниманием ботинок — кинулась внутрь дома, пробежала по большой круглой гостиной, совмещенной с кухней, зачем-то рванула дверь ванной комнаты, словно ожидая увидеть там бездыханное тело начальника. Пусто.
— Я на втором этаже посмотрю, — услышала она голос бородатого. Ну и слава богу, пусть осмотрит спальни.
Сама же она промчалась по узкому коридорчику и рванула дверь кабинета, из которого можно было выйти сразу на задний двор. Молчанский любил здесь работать, широко открыв двери и глядя на засеянный итальянской травой зеленый газон. Шеф и сейчас был здесь. Лежал в широком кресле у камина, впрочем, незажженного. Одна рука свесилась вниз, словно неживая. И при виде этой руки Веру вдруг затошнило так сильно, что она согнулась в три погибели, охватив живот руками и тяжело задышав, как собака, вывалившая язык на солнцепеке. Ей даже казалось, что у нее слюна капает, тоже как у собаки. Господи, позорище какое!
— Нет там никого. Ты чего это? — Очень крепкие, «медвежьи» мужские руки обхватили ее сзади, приподняли, разворачивая в воздухе, и она оказалась лицом к лицу с соседом, машинально схватилась за него, чтобы не упасть, пальцы ощутили легкую приятную колкость бороды. — Тебе что, плохо?
— Мне хорошо, а вот Павлу — не знаю. — Вера слабо качнула головой в сторону бездыханного тела в кресле. Сосед послушно повернул голову, поставил Веру на пол, проследив, впрочем, не упадет ли, и широкими шагами направился к Молчанскому, склонился над креслом.
— Павлух, ты чего тут разлегся? Вставай давай. У тебя там тачка догорает.
В ответ раздалось слабое мычание, и у Веры разом отлегло от сердца. Раз мычит, значит, живой. Она подошла поближе как раз вовремя, чтобы увидеть, как ее шеф разлепил мутные глаза и непонимающе уставился на них обоих.
— Вера-а-а? А ты что здесь делаешь? — удивился он, и только тут до Веры дошло, что он безобразно пьян. Не мертв, не ранен, не болен, а именно пьян. В доску, в зюзю, в соплю, как принято говорить в народе.
Ее вдруг охватила ярость, такая же сильная, как до этого страх. Широкими шагами Вера достигла камина, схватила с него бронзовый подсвечник и со всего маху бросила в зеркало, висящее над камином. Брызнули во все стороны капли стеклянного дождя. У соседа в прямом смысле слова отвалилась челюсть, а начальник пьяно икнул и в изумлении уставился на свою помощницу.
— В-в-верка, ты с ума сошла, что ли? Ты чего творишь?
— Нет, Павел Александрович, это вы чего творите?! — сказала она тем металлическим тоном, который обычно заставлял программистов откладывать бесконечные компьютерные стрелялки и приниматься за работу, водителей — проходить положенные медосмотры, а бухгалтеров отставлять чашки с чаем. — У вас сын в больнице, налоговая в офисе, и машина во дворе догорает, а вы тут зенки залили и валяетесь, как свинья в навозе!
И откуда она только взяла этот навоз, господи ты боже мой!
Во взгляде Молчанского промелькнуло искреннее изумление. Казалось, от Вериной наглости он даже малость протрезвел.
— Погоди, Вер. — Голос звучал жалобно. — И ты, Димка, тоже подожди.
Ага, бородатого судостроителя, оказывается, звали Димкой. Хотя сейчас Вера отчетливо вспомнила, что знала его имя и раньше. Дмитрий Андреевич Крылов, вот как его звали. Странно, что родители не назвали его Иваном, был бы полным тезкой известного баснописца. Тьфу ты, господи, какая только глупость в голову не лезет!
Молчанский тем временем пытался принять вертикальное положение. Получалось не очень. Крылов молча подошел, помог ему встать, удерживал под руку, потому что Павел то и дело норовил завалиться обратно.
— Вера, давай частями. А то я не очень понял. Что с Костиком?
Ну слава богу, про сына спросил сначала, не про машину. Разочаровываться в начальнике еще больше Вера была, пожалуй, не готова. Она покосилась на Крылова — рассказывать при нем или нет?
— Брось, — Молчанский махнул рукой и снова пошатнулся, — не до церемоний, похоже. Димка — кремень, а не мужик. Никому не расскажет.
— Костик в больнице, — послушно начала рассказывать Вера. — Я искала вас, приехала к вам домой и нашла его в ванной комнате. Он себе вены перерезал. Но вы не волнуйтесь, Павел Александрович, с ним все в порядке. Почти…
— Что значит почти? — Нет, шеф всегда умел вычленять главное.
— У него на руках следы от уколов. Врачи говорят, что он подсел на наркотики.
— Так. — Молчанский оперся спиной о каминную полку, растер лицо руками. — Здравствуйте, приехали. Светка знает?
— Я позвонила, она сказала, что съездит в больницу. — О некоторых странностях в разговоре с женой Молчанского Вера благоразумно решила не распространяться. — Но я решила, что вам тоже нужно знать. Тем более что мальчик наверняка захочет вас увидеть.
— Надо ехать. — Шеф попробовал отлепиться от каминной полки, сделал несколько шагов и снова чуть не упал. — Черт, надо холодный душ, пожалуй, принять.
— Судя по твоему внешнему виду, тебе надо не душ принимать, а капельницу ставить, — мудро заметил Крылов. — Паш, а ты чего в такое скотское состояние-то себя вогнал? Сколько я тебя знаю, таким не видел.
— А я таким никогда и не был, — буркнул Молчанский. — Вер, ты, правда, организуй мне нарколога какого-нибудь, чтобы сюда приехал. Я правда в таком виде никуда ехать не могу. А про налоговую ты чего говорила?
— Проверка у нас какая-то, Гололобов весь на беспокойство изошел, — сообщила Вера сердито. В уме она уже прикидывала, где именно брать нарколога и как организовать его приезд за пятьдесят километров. Или лучше отвезти шефа в город? В платную клинику? Да, пожалуй, так будет проще.
— Вы не можете сейчас никуда его увезти. — Тихий голос Дмитрия заставил ее вздрогнуть. Он что, мысли читает? — Сюда сейчас пожарные приедут и дознаватели. Это часа на полтора, не меньше.
— Бред какой-то, — вздохнул Молчанский и икнул. — Какая проверка? Чего от нас может быть нужно налоговой, да еще такого, чтобы Гололобов беспокоился? Не делаем мы ничего такого, беспокойного. Ну, это я разберусь, когда… когда буду себя лучше чувствовать. А пожарные-то при чем?
— Да машина твоя взорвалась, — спокойно сообщил Крылов. — Соседи ее во дворе тушат, подручными средствами, пока мы тут с тобой разговариваем. Надеюсь, пожарных догадались вызвать. О, едут…
С улицы действительно раздался вой сирены. На лице начальника Вера снова прочитала мучительное недоумение.
— Машина? Моя машина взорвалась? Отчего? Я к ней с четверга не подходил. Кажется.
— Ну то, что ты не подходил, не означает, что никто другой не подходил. — Голос Дмитрия звучал, пожалуй, даже весело. — И вот что скажу я тебе, Паша: какое-то интересное кино вокруг тебя намечается.
— Интересное, — согласился Молчанский. — Но раз так, значит, будем смотреть.
От сгоревшей машины остался почерневший остов. Выглядел он жутковато. Пожарные уехали, дознаватели и полиция тоже, записав показания и Веры, и Дмитрия Крылова, и плохо соображающего Молчанского, который, впрочем, не мог сообщить ничего полезного. Вере казалось, или все присутствующие действительно смотрели на него с плохо скрываемым отвращением.
Рядом с рослым, широкоплечим красавцем Крыловым шеф, впервые в жизни, смотрелся жалко. Невысокий, коренастый, пьяный лысый мужчина средних лет в заляпанных чем-то жирным джинсах и грязной, когда-то белой рубашке, расстегнутой до пупа. Живот и грудь у него поросли густой, золотистой шерстью, и отчего-то смотреть на эту богатую растительность Вере было неудобно.