Книга третья

Клеопатра

…Я хочу нагореваться вволю,

Соразмерно огромности удара.

Внизу появляется Диомед.

Ты узнал?

Он умер?

Диомед

Он на волосок от смерти,

Но дышит.

Антоний и Клеопатра [Перевод Б. Пастернака.]

Глава 1

Морское путешествие Квинта Аррия

Город Мизены [Мизены — мыс и город в Кампании, стоянка римского флота.] получил свое имя по названию мыса в нескольких милях юго-западнее Неаполя, у основания которого был он расположен. До наших дней от него дошли только руины; но в году от рождения нашего Господа двадцать четвертом — в который мы бы и хотели перенести нашего читателя — место это было одним из самых значительных на западном побережье Италии.

В упомянутое время путешественнику, поднявшемуся на городскую стену, открывалась панорама Неаполитанского залива; непревзойденной красоты побережье, курящийся дымом конус Везувия, небо и волны темно-голубого цвета, омывающие острова Иския и Капри. Его взор, блуждая в благоуханном воздухе от одного острова к другому, наконец — поскольку эта красота столь же утомляла глаз, как сладости язык, — останавливался на зрелище, которого лишен современный турист: под ним располагалась добрая половина римского флота. Принимая во внимание это обстоятельство, Мизены становились более чем подходящим местом для встречи трех владык, желающих на досуге разделить между собой мир.

В старину в городской стене, тянущейся вдоль берега, существовали ворота — пролет, которым заканчивалась улица, переходившая за пределами стены в мол, выступающий в море на несколько стадиев.

Однажды прохладным сентябрьским утром часовой, несший дозор на стене над воротами, встревожился, завидев группу людей, которая спускалась по улице к выходу из города, громко разговаривая между собой. Присмотревшись к ним, он снова погрузился в свою привычную дремоту.

Эта группа состояла человек из тридцати. Рабы несли факелы, которые больше чадили, чем светили, оставляя в воздухе запах индийского нарда. Владыки шли впереди плечом к плечу. Один из них, лет пятидесяти, лысоватый и несший поверх остатков растительности на голове лавровый венок, был, судя по почтительности, с которой к нему относились, центральным персонажем церемонии. Все трое были облачены в богатые тоги из белой шерстяной ткани с пурпурным подбоем. Дозорному оказалось вполне достаточно одного взгляда, брошенного на них. Незнакомцы принадлежали к элите общества и провожали своего друга на корабль после бурного прощания, затянувшегося на всю ночь. Подробности происходящего мы поймем, если вслушаемся в разговоры действующих лиц.

— Нет, мой Квинт, — говорил один из них, обращаясь к человеку с лавровым венком на голове, — это ошибка Фортуны, так скоро забирающей тебя от нас. Всего лишь вчера ты вернулся морем из-за Столбов. Ты ведь даже толком не почувствовал ногами землю!

— Клянусь Кастором! Если мужчина поклялся женской клятвой, — вторил ему другой, выпивший куда больше, — не будем жаловаться. Наш Квинт наверстает то, что он пропустил прошлой ночью. Играть в кости на качающемся на волнах корабле — не то, что играть на суше. Не так ли, Квинт?

— Не стоит ругать Фортуну! — воскликнул третий. — Она не слепа и не переменчива. При Антии, когда наш Аррий вопрошал ее, она ответила ему кивком головы и на море не оставила его, направляя руль его корабля. Она забрала его от нас, но разве она не возвращала его нам с венцом новой победы?

— Его забрали от нас греки, — возразил первый. — Если уж ругать кого-то, то их, а не богов. Научившись торговать, они забыли искусство войны.

С этими словами компания прошла ворота и вышла на мол, перед которым расстилался залив, казавшийся еще прекраснее в свете раннего утра. Для старого мореплавателя плеск волн прозвучал как приветствие. Он глубоко вдохнул свежий морской воздух и поднял руки над головой.

— Я принес свои дары Фортуне в Пренесте [Пренеста — древний город в Латии, к востоку от Рима, с храмами Фортуны и Юноны.], а не у Антия — и посмотрите! Она послала западный ветер. Благодарю тебя, Фортуна!

Его друзья повторили эти слова, а рабы принялись размахивать факелами.

— А вот и мой корабль — вон там! — продолжал он же, указывая на галеру, приближающуюся к молу. — Моряку не надо другой любовницы. Разве твоя Лукреция может быть грациознее, мой Гай?

Глядя на приближающийся корабль, он имел все основания для гордости. На невысокой мачте полнился ветром парус, весла в едином ритме опускались в воду, делали гребок, поднимались в воздух, застывали на несколько секунд и снова погружались в воду.

— Да, боги благосклонны к нам, — вновь заговорил старый мореход, не отрывая взгляда от приближающегося корабля. — Они даровали нам шанс. И наша вина, если мы им не воспользуемся. Что же до греков, то ты забыл, о мой Лентулл, что пираты, которых я собираюсь покарать, именно греки. Одна победа над ними стоит сотни побед над африканцами.

— И поэтому ты и направляешься в Эгейское море?

Моряк по-прежнему смотрел только на приближающийся корабль.

— Какое изящество, какая свобода! Он летит, словно птица! Только посмотрите! — задумчиво произнес он и тут же перебил себя: — Прости меня, мой Лентулл. Да, я направляюсь в Эгейское море и поскольку скоро покину вас, то расскажу причину этого — только держите ее в тайне. Я не хочу, чтобы ты упрекал дуумвира [Дуумвир — здесь: 1) должностные лица, ведавшие сооружением и оснащением военных кораблей и командовавшие ими, либо 2) носители высшей власти в муниципиях и колониях (председательствующие в сенате и верховном суде).], когда увидишься с ним. Он мой друг. Так вот… Торговля между Грецией и Александрией, как ты, может быть, слышал, вряд ли меньше, чем между Александрией и Римом. В этих краях люди уже не празднуют Цереалии [Цереалия — праздник в честь Цереры (12 апреля), справлявшийся преимущественно плебеями.], и Триптолем [Триптолем — родом из Элевсины, любимец Цереры, создатель земледелия.] посылает им урожай, который даже не стоит убирать. Поэтому торговлю зерном нельзя остановить даже на день. Вы, может быть, слышали и про херсонесских пиратов, гнездо которых находится на Понте. Отчаянные ребята, клянусь Вакхом! Вчера в Риме стало известно, что их флот прошел на веслах Босфор, потопил галеры Византии и Калхедона, прошел Пропонтиду [Пропонтида (греч. «Предморье») — море между Геллеспонтом и Босфором Фракийским (ныне Мраморное море).] и вырвался на просторы Эгейского моря. Торговцы зерном, держащие свои суда в Восточном Средиземноморье, перепуганы. Они дошли до самого императора, так что из Равенны сегодня выходят в море сто галер, а из Мизен… — Он помедлил, поддразнивая любопытство своих друзей, и с пафосом произнес: — Одна.

— Счастливчик Квинт! Поздравляем тебя!

— Да, это изрядное продвижение. Мы салютуем будущему дуумвиру, никак не меньше.

— «Дуумвир Квинт Аррий» звучит куда лучше, чем «трибун Квинт Аррий».

И друзья принялись осыпать его поздравлениями.

— Я рад за тебя, — произнес подвыпивший друг, — я очень рад за тебя; но, однако, пока не пойму, поможет ли тебе это продвижение сыграть в кости с судьбой или нет.

— Спасибо, спасибо вам всем, — ответил Аррий. — Хотелось бы мне, чтобы вы были авгурами. Так и быть! Покажу вам, что вы и в самом деле предсказатели божественной воли. Смотрите — и читайте.

Из складок своей тоги он извлек свиток и передал его друзьям со словами:

— Получено, когда мы с вами пировали прошлой ночью, — от Сеяна [Сеян Люций Элий (ум. 31 г. н. э.) — римский политик, командир преторианской гвардии и заговорщик в правление императора Тиберия.].

Имя это уже гремело во всем римском мире и не пользовалось той дурной репутацией, которую оно впоследствии приобрело.

— Сеян! — воскликнули друзья в один голос и склонились над строками послания.

«Сеян — Цецилию Руфусу, дуумвиру.

Рим, 19-й день до сентябрьских календ.

Цезарь получил хорошие отзывы о Квинте Аррии трибуне. В частности, он наслышан о его доблести, проявленной на просторах западных морей; так что он счел необходимым высказать свою волю на то, чтобы Квинт был немедленно переведен служить на восток.

Далее, в соответствии с волей нашего цезаря, вам предстоит отобрать сто первоклассных трирем с полным снаряжением, которые без промедления должны быть отправлены для действий против пиратов, появившихся на просторах Эгейского моря; Квинту же предстоит вступить в командование этим флотом.

Детали оставляю на твое усмотрение, мой Цецилий.

Дело это весьма спешное, как ты можешь понять, прочитав прилагаемые донесения и сведения об упомянутом Квинте.

Сеян».

Аррий почти не обращал внимания на читающих. По мере того как корабль приближался к молу, он все более и более очаровывался им. Взгляд его казался взглядом влюбленного. Наконец он позволил ветру заиграть распущенными складками своей тоги; в ответ на этот сигнал на аплюстре [Аплюстра — приподнятая и разукрашенная часть корабельной кормы.] был поднят алый флаг; несколько матросов, вышедших на палубу, стали выбирать шкоты, держащие антенну, или рей, убирая парус. Нос корабля поплыл в сторону, весла участили свои удары; корабль направился прямо к месту, где стояли Аррий со своими друзьями. Чуткость, с которой он слушался руля, и постоянство, с которым сохранял свой курс, были ценными качествами в предстоящем походе.

— Клянусь нимфами! — произнес один из друзей, возвращая свиток Аррию. — Мы можем больше не твердить о том, что наш друг будет великим человеком; он уже стал великим. Какие сюрпризы ты еще припас для нас?

— Никаких, — ответил Аррий. — То, что вы называете событием, давно не новость в Риме, особенно на пространстве между дворцом и Форумом. Дуумвир скрытен; что мне предстоит сделать, когда я стану во главе флота, он скажет только на палубе корабля, где меня ждет запечатанный пакет. Но корабль приближается и скоро пристанет, — произнес он, поворачиваясь к морю. — Интересно, кто им командует? Мне предстоит путешествовать и воевать вместе с ними. Не так-то просто пристать к этому берегу; так что давайте посмотрим и оценим их опыт и выучку.