Ближе к вечеру, когда опускалась темнота, они отрабатывали приемы рукопашного боя. За многие годы Фрэнк выработал свою систему, усовершенствовав и объединив элементы джиу-джитсу, уличной драки и других дисциплин. Акцент он ставил на импровизацию и скорость, а поединки нередко проводились по колено в морской воде, где грязь с галькой коварно скользили под ногами. Увидев, что Оксаниного английского недостаточно, Фрэнк стал тренировать ее исключительно практикой. Научившись от отца основам спецназовской техники, Оксана полагала, что в умении драться она не полный профан, но Фрэнк, казалось, предугадывал любое ее движение — с небрежной легкостью он отражал удары, вновь и вновь окуная ее в ледяную воду.

Ни к кому в жизни Оксана не испытывала такой ненависти, как к этому бывшему десантнику-инструктору. Никто и никогда — даже в пермском детдоме и добрянском СИЗО — столь систематически не подвергал ее оскорблениям и унижениям. Ненависть переросла в еле сдерживаемое бешенство. Ее зовут Оксана Борисовна Воронцова, и живет она по правилам, к пониманию которых даже приблизиться способны лишь единицы. Она еще покажет этому angliyskomu ublyudku, этому членососу, даже если это будет стоить ей жизни.

Однажды к концу дня уже на последней неделе тренировок они в прибывающем приливе водили друг друга кругами. У Фрэнка — нож «гербер» с восьмидюймовым лезвием, Оксана — без оружия. Фрэнк сделал выпад первым, вороненое лезвие чиркнуло по воздуху так близко от ее лица, что она ощутила ветерок и в ответ, поднырнув под рабочую руку, коротко врезала ему по ребрам. Он на мгновение затормозил, и, когда герберовское лезвие вновь рассекло воздух, она уже успела отскочить за пределы досягаемости. Как в танце, они прыжками двигались из стороны в сторону, пока Фрэнк не сделал выпад, целясь ей в грудь. Ее тело среагировало быстрее, чем мозг. В полуобороте она схватила Фрэнка за запястье, рванула в направлении его движения и сделала подсечку. Едва Фрэнк рухнул в воду, молотя руками воздух, она ударом колена впечатала в гальку его кулак с ножом («В первую очередь контролируй оружие, а уже потом — того, кто его держит», — всегда учил отец) — он невольно отпустил лезвие — и сразу навалилась сверху. Сидя на нем, она ладонью удерживала голову Фрэнка под водой, наблюдая, как он захлебывается с гримасой агонии.

Зрелище было интересным, даже захватывающим, но она хотела, чтобы он выжил и признал ее триумф, поэтому вытащила его на берег. Фрэнк перевернулся на бок, изрыгая из себя воду. Когда он открыл глаза, она держала острие ножа у его горла. Встретив ее взгляд, он кивком показал, что сдается.

Через неделю за Оксаной приехал Константин — она ждала на ведущей к дамбе грязной тропе, на плече свободно болтался рюкзак. Он с молчаливым одобрением окинул ее взглядом с головы до ног.

— Хорошо выглядишь, — произнес он, оценивая ее непривычно уверенную осанку и обветренное, просоленное лицо.

— Слушай, она ё…нутая психопатка, — сказал Фрэнк.

— У каждого свои недостатки, — ответил Константин.

Через два дня Оксана полетела в Германию, где в миттенвальдской военной школе ее три недели обучали разным способам, как не попасть в плен и как совершить побег. Ее прикрепили к учебной группе спецназа НАТО. По легенде, девушка проходила стажировку от отдела по борьбе с терроризмом российского МВД. На вторую ночь, засыпая в снежной пещере, она почувствовала, как чьи-то вороватые пальцы коснулись молнии ее спальника. В темноте разгорелась безмолвная, но жестокая схватка, и на следующий день двух натовских солдат увезли на вертолете: одного — с перерезанным сухожилием, а другого — с колотой сквозной раной в ладони. После этого к ней больше никто не приставал.

Сразу после Миттенвальда Оксану отправили в американскую воинскую часть в Форт-Брэгге, Северная Каролина, где ей предстояло пройти программу выносливости на допросе. Программа была пыткой по самой своей сути и цели: довести участников до максимального стресса и страха. Не успела Оксана приехать, как охранники-мужчины раздели ее догола и отвели в ярко освещенную комнату без окон, абсолютно пустую, не считая висящей под потолком камеры замкнутой системы наблюдения. Тянулись бесконечные часы, но ей давали только воду, а в отсутствие толчка приходилось справлять нужду прямо на пол. В комнате стояла вонь, а желудок Оксаны выкручивало от голода. При попытке заснуть комната начинала вибрировать от белого шума или оглушительно громких электронных голосов, повторявших бессмысленные фразы.

Под вечер второго дня — или шел уже третий? — Оксане надели на голову мешок и повели в другое помещение, где невидимые ей люди, бегло говорящие по-русски, часами напролет допрашивали ее, предлагая еду в обмен на информацию. В перерывах между допросами ее заставляли принимать мучительные и унизительные позы. Изнемогающая от голода, лишенная сна, дезориентированная, она впала в состояние, подобное трансу, границы ощущений стерлись. Невзирая на это, ей как-то удавалось не утратить остатки самосознания и понимания того, что пытки не бесконечны. Какими бы издевательскими и чудовищными они ни были, это лучше, чем уральская колония строгого режима. К моменту, когда испытание объявили завершенным, где-то глубоко внутри оно даже начало вызывать у Оксаны нечто вроде извращенного наслаждения.

Последовали другие занятия. Месяц овладения навыками работы с оружием в лагере к югу от Киева, еще три месяца — в российской снайперской школе. Это была не престижная школа где-нибудь в Подмосковье, где обучались «Альфа» или «Вымпел», а куда более отдаленное — под Екатеринбургом — заведение, принадлежавшее частной охранной структуре, и вопросов там никто не задавал. Вновь попав в Россию, Оксана испытала странные чувства, хоть теперь у нее и был другой паспорт, выданный Константином. Тем более что от города, где она выросла, Екатеринбург отделяла всего пара сотен километров.

Впрочем, вскоре ей понравилось выдавать себя за другого человека — это доставляло своего рода пьянящее удовольствие.

— Официально Оксаны Воронцовой больше не существует, — сообщил ей Константин. — В свидетельстве, выданном Пермской областной клинической больницей, сказано, что она повесилась в камере СИЗО «Добрянка». По документам, ее похоронили за государственный счет на кладбище Индустриального района. Можешь мне поверить, никто по ней не скучает и ее не разыскивает.

Снайперскую школу «Северка» построили возле некогда процветавшего, а ныне заброшенного поселка. В советские времена там располагался научный центр, изучавший воздействие радиации, а сейчас поселок превратился в призрака — его населяли лишь полноразмерные манекены-мишени, стратегически расположенные за зеркальными окнами или за рулем ржавеющих скелетов автомобилей. Зловещее место, безмолвное, лишь ветер свистит среди опустевших домов.

В основном курсе программы изучалась табельная винтовка Драгунова, однако Оксана вскоре освоила и специальную снайперскую винтовку ВСС «винторез». Исключительно легкий по весу, оснащенный интегрированным глушителем, «винторез» идеально подходил для использования в городе. К моменту выпуска из «Северки» она произвела тысячи выстрелов в самых разных оперативных условиях и научилась укладываться в несколько десятков секунд, чтобы занять огневую позицию, вынуть «винторез» из полистиролового кейса, собрать, выставить на прицеле нули, оценить скорость ветра вместе с другими векторами и совершить смертельный выстрел в голову или туловище («один выстрел — один труп», выражаясь словами инструктора) с расстояния до четырехсот метров.

Оксана ощущала, как она меняется, и результаты ее радовали. Ее наблюдательность, восприимчивость, скорость реакции выросли на порядок. Она чувствовала себя психологически неуязвимой и к тому же всегда знала, что отличается от окружающих. Все их эмоции были ей чужды. Там, где у других боль или ужас, у нее — лишь ледяное бесстрастие. Она научилась имитировать эмоциональные реакции людей — страхи, неуверенность, отчаянную потребность в любви, — хотя сама ничего из этого никогда не испытывала в полной мере. Но сознавала, что, если хочет избежать внимания к себе и закамуфлировать масштабы своей инаковости, без маски нормального человека не обойтись.

Еще с ранних лет она поняла, что людьми можно манипулировать. В этом отношении весьма полезен секс, и у Оксаны развился ненасытный аппетит. Не к самому акту — хотя он тоже приносил удовольствие, — а к упоению охотой и психологическому доминированию. Ей нравилось выбирать в любовники авторитетных лиц. Список ее побед включал школьных учителей обоих полов, коллегу ее отца по спецназу, курсантку из Казанской военной академии, с которой она состязалась на универсиаде, и — самый сладостный случай — женщину-психотерапевта, к которой ее направили для освидетельствования на первом курсе университета. Оксана никогда не ощущала ни малейшей потребности кому-то нравиться, но быть объектом страсти — вот что доставляло ей глубочайшее удовлетворение. Видеть это в глазах очередного побежденного, наблюдать, как тает последняя льдинка сопротивления, сообщая, что передача власти успешно завершена…