2

Утро выдалось холодным, но солнечным. Я прохожу через стоянку, мимо сувенирного магазина «Волшебник Мерлин» и двустороннего рекламного щита: плакат на одной стороне предлагает экскурсии, посвященные королю Артуру, а на другой — две порции корнуэльского чая по цене одной. Оборудование надежно закреплено у меня за спиной. Шагаю вниз, в лощину, потом — по коротенькому участку, выложенному камнями, — это мост на остров. Справа от меня — пологий склон, затянутый вплоть до края утеса зеленым сукном. То тут, то там виднеются кроличьи норы и редкие проплешины песка.

У Чарли я глаз не сомкнул. Когда уходил, она чуть пошевелилась на матрасе, и я представил себе, как она исподтишка следит за мной, дожидается, пока я захлопну за собой дверь. Моя гостиница всего в двух шагах отсюда. Глупо снимать на ночь номер, если до дома рукой подать, но мне хотелось напиться и не думать о том, как не свернуть себе шею на обратном пути.

Взбираюсь по горной тропе. Голова раскалывается, во рту все еще чувствуется вкус «Ред Булла». Медленно, поскольку склон становится все круче, а сумка с фотоаппаратом все тяжелее, поднимаюсь по деревянным ступенькам, ведущим к руинам замка. Край скалы так близко, что до меня долетают соленые брызги. Я останавливаюсь, чтобы передохнуть и понаблюдать за приливом: море стремительно наступает, беспощадно поглощая замки из песка и водоросли, выброшенные на берег во время последнего отлива.

Отдохнув, карабкаюсь еще выше, к заброшенной смотровой площадке. Туристов здесь не бывает, только ветер да чайки. Я нахожу плоский участок земли и кладу на него прихваченную с собой деревянную доску: она нужна для того, чтобы тренога стояла ровно и не дрожала. Сверху придавливаю ее грузом, чтобы во время съемки ненароком не сдвинуть ее с места. Закрепив на треноге объектив, я подсоединяю к нему камеру и проверяю, достаточно ли плавно она вращается.

Условия для съемки великолепные: оттенки моря, песка и травы такие живые и насыщенные, что невольно сомневаешься в реальности пейзажа: кажется, будто все это — иллюстрация в детской книжке. Я поворачиваюсь к морю спиной и смотрю на изгибы холмов, их пологие склоны, убегающие в долину, в которой приютился игрушечный городок. Это место невероятно. Отсюда кажется, что можно вытянуть руки и дотронуться до земли, погладить ее, ощущая пальцами все бугорки и впадинки, прочесть послание, написанное шрифтом Брайля.

Ветер усиливается: пора приниматься за работу. Я начинаю съемку панорамы с северо-востока. Делаю одну серию снимков за другой, каждый раз поворачивая камеру на определенный угол, до тех пор, пока не возвращаюсь в ту точку, с которой начал.

Когда жужжание камеры затихает, я смотрю на экран, проверяя, все ли кадры сохранились. Потом упаковываю оборудование и отправляюсь тем же путем вниз, на стоянку.


Около часа на машине вдоль побережья — и я буду дома. За все время, что я еду по деревне, мне не встречается ни души. Киоск на углу не работает: его открывают только с началом сезона. Дорога ведет мимо церкви, потом петляет среди дюн; оставив позади информационное бюро Национального фонда, я пробираюсь по колее проселочной дороги, которая ведет на вершину скалы. Здесь стоит мой дом.

Этот коттедж, примостившийся на голой скале, покорил меня не потому, что отрезан от мира, — на противоположном берегу бухты находится Сент-Ив, но здесь на многие мили кругом других построек не встретишь. Меня пленило в нем то, что он совершенно беззащитен перед беспощадным натиском стихии. Когда дождь хлещет в окна и стены сотрясаются от штормового ветра, кажется, что дом вот-вот рухнет и обломки унесет в море.

Едва переступив порог, я наливаю себе огромный стакан водки и поднимаюсь в свой кабинет. Усевшись за письменный стол, я долго смотрю в слуховое окно на бухту. Потом включаю компьютер и захожу в свой профиль на сайтах знакомств «ОКупидон» и «Хэвенли Синфул». У меня одно сообщение — от Саманты, с которой я общался несколько недель назад.

...

Приветик, ты куда пропал? Еще не передумал встречаться?

Я щелкаю на раздел с ее фотографиями, сплошь идиотскими: какие-то лакированные туфли, сломанные зонтики, вид из иллюминатора на крыло самолета, сердечки на пене капучино. Наконец нахожу одно ее фото, сделанное в отпуске, и вспоминаю, что она недурна собой — худенькая темноволосая мышка.

...

Вообще-то это ты пропала! Конечно не передумал…

Я подключаю камеру к компьютеру, скидываю на рабочий стол новые снимки и, просмотрев их, ликую: кадры хорошо совмещены друг с другом, обработки потребуется минимум. Загружаю их в программу, которую написал сам, и она сшивает изображения в круговую панораму. Границы между ними размываются, перемешиваются, словно рассасывающиеся шрамы.

Со светом никогда не угадаешь. Бывает, день кажется идеальным для съемки, но кадры получаются — одно расстройство: то зернистые, то пересвеченные. Но только не сегодня: здесь море играет на солнце, трава сочно-зеленая, как сукно на бильярдном столе, а над горизонтом видны слабые очертания луны.

Программа закончила работу, и теперь панорама напоминает гобелен из Байё в миниатюре. Я пакую ее в контейнер, делаю прописку в коде, чтобы пользователи могли приближать, отдалять и вращать изображение, и загружаю ее на свой сайт «Небо принадлежит нам».

Вообще говоря, меня удивляет его популярность. Он начинался как хобби — нужно же было как-то убивать время, — но вскоре ссылка на него появилась на многих форумах для фотолюбителей. Посыпались вопросы: как вы это делаете? Какое оборудование используете? О нем даже в «Гардиан» упоминали, в статье о панорамной съемке. «Бесхитростная красота» — вот что написал о моих фотографиях автор, и впервые за долгое время я испытал прилив гордости.

В комментариях под фото, да и в электронных письмах меня часто спрашивают: почему «Небо принадлежит нам»? Это отсылка на что-то? А я даже не знаю, что им ответить. Эта фраза крутится у меня в голове с того момента, как я уехал из Лондона, и я понятия не имею почему.

Гуляю ли я по дюнам, сижу ли за столом в кабинете, глядя на море, я шепчу про себя: «Небо принадлежит нам, Небо принадлежит нам…» Просыпаюсь и засыпаю под звук этих трех слов, твержу их словно мантру или молитву, которую меня заставили вызубрить еще в детстве.

Загрузка завершена. Я смотрю в окно и пью водку, ожидая характерного звука. На этот раз ждать приходится дольше обычного — десять минут вместо пяти, — и вот появляется первый комментарий.

От пользователя свон09.

...

Великолепно. Продолжай в том же духе.

Он всегда пишет примерно одно и то же: «Прекрасно», «Чудесно», «Береги себя» — и сразу же после загрузки, как будто ему приходит специальное оповещение.

За окном почти ночь, и перед тем как идти в постель, я наливаю еще водки. Меня уже охватило дремотное состояние — предыдущая порция сделала свое дело, — но мне хочется опьянеть еще сильнее, чтобы сразу провалиться в сон.

Иногда мне нравится думать, что эти комментарии от Джека. Места на фото ему хорошо знакомы, ведь он видел их собственными глазами: Бокс-Хилл, Лондонский глаз, смотровая площадка в Саут-Даунс. Теперь вот Тинтагель.

А чтобы он их не забывал, я оставляю ему послания — зашитый в код текст: браузеры его не распознают, но программист обнаружит без труда. И Джек, надеюсь, тоже. Я пишу то, что хотел бы ему сказать, если бы мог. То, что сказал бы, не отними она его у меня.

...
Тинтагель

джек, помнишь, как на стоянке ты упал в кусты ежевики. обеими руками в них вцепился, родной, обеими руками. и на ладошках вскочили маленькие красные волдырики. я поцеловал пальчики, чтобы вавка скорей прошла, а ты обхватил меня руками и уткнулся мне в шею. помню все как сейчас. твои поцелуи, как шепот ветерка, твои веснушки, похожие на крошки имбирного кекса. твои глаза, теплые, как вода на отмели.