Люси Эдлингтон
Алая лента
Памяти моей бабушки,
урожденной Э. Р. Уайлд,
и в знак благодарности той,
старинной Бетти
Жизнь наша — плач, но, веру сохранив,
В венце из роз бесстрашно мы готовы
Во тьму спуститься, — так мы говорим.
Руперт Брук. Холм
Зеленый
Нас четверо: Элла, Роза, Марта и Карла.
В другой жизни мы все могли бы стать подругами.
Но только не в Биркенау.
Бежать в таких дурацких башмаках было очень трудно. Грязь под ногами была густой, как патока. Те же самые трудности испытывала и женщина, бежавшая впереди меня. Один ее башмак увяз, и ей пришлось остановиться. Это хорошо. Я очень хотела прибежать на место первой.
В какой из этих одинаковых построек, «блоков», находится место, которое мне нужно? Уточнять было не у кого. Остальные тоже мчались вперед, не разбирая дороги, похожие на стадо испуганных животных. Туда бежать? Нет, сюда. Вот оно, это место. Я резко остановилась, и бежавшая за мной женщина едва не врезалась в меня. Мы обе взглянули на здание. Да, это должно быть именно оно. Ну что, теперь осталось просто постучать? А мы не опоздали, нет?
О, только бы я не опоздала!
Я привстала на цыпочки и заглянула в маленькое, прорезанное высоко в двери окошечко, но ничего не увидела в нем, кроме своего собственного отражения. Я пощипала себя за щеки, чтобы они слегка порозовели, и пожалела, что не доросла еще до того, чтобы иметь свой огрызочек помадного карандаша.
Хорошо хоть мой заплывший глаз приоткрылся, хотя зеленовато-желтый синяк, конечно, все еще не сошел. Но зрение уже полностью восстановилось, и это самое главное. Синяк и все остальное хорошо прикрыли бы густые волосы, но что жалеть о том, чего нет?
— Мы опоздали? — хрипло спросила женщина. — Мой башмак остался в грязи.
Когда я постучала, дверь распахнулась так быстро, что мы с женщиной подскочили от неожиданности.
— Опаздываете, — резко сказала нам молодая женщина, пристально оглядывая нас. Я посмотрела на нее в ответ. За три недели вдали от дома я так и не научилась правильно унижаться, несмотря на то какой силы удары следовали за неповиновением. Эта девушка была ненамного старше меня и, казалось, целиком составлена из углов. Нос у нее был таким острым, что им можно было нарезать сыр. Я всегда любила сыр. И рассыпчатую салатную брынзу, и мягкий сливочный сыр, который так хорошо подходит для свежего хлеба, и даже тот странный, с зеленым пушком, который старики любят в крекерах…
— Хватит стоять! — Острое лицо девушки нахмурилось. — Идите внутрь! Вытрите ноги! Ничего руками не трогать!
И мы зашли. Я сделала это и оказалась в швейной мастерской, «Салоне верхней одежды». Кажется, это рай. Как только я услышала, что здесь есть работа, то сразу поняла, что должна получить ее, чего бы мне это ни стоило.
В мастерской я насчитала примерно два десятка голов, склонившихся над жужжащими швейными машинами. Словно сказочные персонажи, подпавшие под заклятие. Я сразу заметила, что все они были опрятными, одетыми в рабочие коричневые комбинезоны — несравненно лучше грубой мешковатой робы, соскальзывающей с моих плеч.
Рабочие, деревянные, выскобленные до белизны столы были завалены набросками моделей и нитками. На полках в дальнем углу лежали лоскуты тканей — таких ярких, что мне пришлось проморгаться. В другом углу располагались безголовые портновские манекены. Откуда-то слышалось шипение и позвякивание тяжелого утюга, а в воздухе ленивыми насекомыми кружились пушинки хлопка от ниток.
Никто не оторвался от работы, девушки продолжали шить с таким усердием, словно от этого зависела их жизнь.
— Ножницы! — послышался крик откуда-то сбоку. Сидевшая за ближайшей машиной швея, не прекращая нажимать ногой на педаль, подняла лапку, чтобы освободить ткань, и незанятой рукой протянула ножницы. Я наблюдала, как инструмент переходил из рук в руки до стола, где ждал раскроя кусок темно-зеленого твида.
Открывшая нам дверь угловатая девушка пощелкала пальцами перед моим лицом.
— Не отвлекайся! Я Марта, и я здесь главная, понятно?
Я кивнула. Женщина, вошедшая за мной, заморгала и переступила с ноги на ногу. Ей было уже много лет, около двадцати пяти, нервная, как кролик. Из кроличьей кожи получаются отличные перчатки. Раньше у меня были домашние тапочки на кроличьем меху. Очень уютные. Не знаю, что случилось с самим кроликом. Наверное, пошел на рагу…
Щелк! Я вынырнула из воспоминаний. Нужно сосредоточиться.
— Слушайте внимательно, — приказала нам Марта. — Я не стану повторять…
Бам! Это снова распахнулась дверь, и в нее впорхнула еще одна девушка, сутулая, с круглыми щеками, как белка, собравшаяся припрятать горсть орехов на зиму.
— Прошу прощения…
Новенькая застенчиво улыбнулась и опустила взгляд на свои туфли. Я тоже посмотрела на них. Очевидно, она смущалась потому, что на ногах у нее была разная обувь. На одной ноге — атласная туфелька болезненно-зеленого цвета с металлической пряжкой, на другой — грубый кожаный башмак с оборванными шнурками. Когда нас впервые переодевали, то просто накидали разномастной обуви. Неужели эта Белка не смогла найти нормальную пару? Уверена, она бесполезна. И еще этот ужасный, ужасный акцент. Богачка.
— Я немного опоздала, — сказала она.
— Не стоит, — ответила Марта. — Кажется, среди нас леди. Как мило с вашей стороны присоединиться к нам, мадам. Чем могу служить?
— Говорят, в швейной мастерской неожиданно открылась вакансия, и вам нужны хорошие работницы.
— Нужны, черт возьми! Хорошие портнихи, а не леди из высшего общества. Ты выглядишь как дама, привыкшая сидеть на подушках и расшивать шелком мешочки с лавандой и прочие бесполезные мелочи. Я права?
Белка, казалось, даже не поняла, что над ней издеваются.
— Да, я умею вышивать, — сказала она.
— Ты будешь делать то, что я тебе прикажу! — рявкнула Марта. — Номер?
Белка приняла элегантную позу. Как ей удавалось выглядеть так непринужденно в такой несуразной обуви?
Это была не девушка моего круга. Несмотря на то что одеты мы были одинаково плохо, ее превосходство чувствовалось. Не внешнее, а внутреннее. Свой номер она произнесла с идеальным выговором. Мы с Кроликом тоже продиктовали свои номера. Кролик даже слегка заикалась.
— Ты! — Марта указала на Кролика. — Ты что умеешь?
— Я? — Она вздрогнула. — Я умею шить.
— Идиотка! Разумеется, ты умеешь шить, иначе тебя бы здесь не было! Разве я давала объявление, что мне нужны портнихи, которые не умеют шить? Сюда сбежалась целая толпа желающих увильнуть от более тяжелой работы.
— Я… Я шила дома. Одежду для своих детей, — ответила Кролик, и ее лицо вдруг стало смятым, как носовой платок.
— Боже, ты ведь не собираешься плакать? Терпеть не могу сопли. Что насчет тебя? — Марта обернулась, чтобы взглянуть на меня. Я сжалась под этим взглядом, как шифон под горячим утюгом. — А ты не рано сюда пришла? Сколько тебе лет?
— Шестнадцать, — неожиданно сказала Белка. — Ей шестнадцать. Она сказала так при знакомстве.
— Я не тебя, я ее спрашиваю.
Я сглотнула. Шестнадцать было здесь числом магическим. Если ты младше, ты бесполезен.
— Она права. Мне шестнадцать.
Будет. Когда-нибудь.
Марта фыркнула:
— Попробую угадать. Ты тоже умеешь шить. Платья для своих кукол. Сможешь пришить пуговицу, когда закончишь с домашним заданием. Серьезно? Почему я должна тратить свое время на таких кретинок? Мне не нужны школьницы. Проваливай!
— Нет, постойте, я буду полезной. Я же…
— Что ты же? Мамина дочка? Отличница? Пустое место? — Марта махнула рукой и повернулась, собираясь уйти.
Вот так? Я провалила свое первое в жизни собеседование? Катастрофа! Это означает, что мне придется вернуться к… к чему? К работе в лучшем случае посудомойкой или прачкой. В худшем — попаду в каменоломни… или вообще никуда не попаду, и это ужаснее всего. Не думай об этом. Соберись, Элла!
Моя бабушка, у которой был девиз на все случаи жизни, говорит: «Если сомневаешься, подними голову, выпрями спину и будь сильным». Поэтому я вытянулась во весь рост, который был немаленьким, набрала в грудь воздуха и заявила:
— Я закройщица!
— Ты? — обернулась Марта. — Ты? Закройщица?
Закройщица — это портниха высшей категории, она разрезает ткань на куски, которые превратятся в настоящую одежду. И никакие способности швеи не смогут спасти одежду, если раскрой сделан плохо. Поэтому хорошая закройщица ценится на вес золота — во всяком случае, я на это надеялась. Золото мне нужно не было, мне нужна именно эта работа, чего бы мне это ни стоило. Это работа мечты, если бы вы могли мечтать в таком месте, как это.
До этого момента остальные портнихи не обращали на нас никакого внимания, но сейчас — я это почувствовала — прислушались к разговору. Ждали, что будет дальше, не переставая строчить.
— Да, — продолжила я. — Я опытная закройщица и портниха. Я… Я сама придумываю фасоны. Однажды у меня будет свое ателье.
— Однажды у тебя? Ха! Это шутка? — Марта усмехнулась.
— Нам нужна хорошая закройщица; Рода заболела и не может больше работать, — заговорила сидевшая за ближайшей к нам машинкой женщина, зажимая в зубах булавки.