— Боже мой, Мими! У него есть кот. Как мило. Видишь его? Смотри, в той переноске. Salut minou! [Привет, кошечка (фр.).]

Она нарочно так сделала, чтобы он поднял глаза и увидел нас — увидел ее.

— Эй! — крикнула она, вставая и махая так сильно, что ее nénés [Груди (фр.).], подпрыгивали в бикини. — Bienvenue — добро пожаловать! Я Камилла. А это Мервей. Милая киска!

Мне было так стыдно. Она точно знала, что говорила, по-французски это будет так же: chatte [Киска (фр.).]. К тому же я ненавижу мое полное имя Мервей. Никто меня так не называет. Я Мими. Моя мама назвала меня так, потому что это имя означает «чудо», а по ее мнению, мое появление в ее жизни и есть чудо. Но еще это невероятно унизительно.

Я спряталась за свою книгу, но не настолько, чтобы не наблюдать за ним поверх ее.

Парень прикрыл глаза рукой.

— Спасибо! — крикнул он. Он поднял руку и помахал в ответ. И тогда я снова увидела ту бледную полоску кожи между его футболкой и джинсами, стрелку темных волос.

— Я Бен — друг Ника. Переезжаю на третий этаж.

Камилла повернулась ко мне.

— Ну, — сказала она вполголоса. — Я чувствую, что здесь становится все интереснее. — Она усмехнулась. — Наверное, мне нужно правильно себя преподнести. Предложить ему посмотреть за киской, если он уедет.

Не удивлюсь, если через неделю она затащит его в постель, подумала я. Вряд ли это будет неожиданностью. Удивительно, что мне так невыносима даже мысль об этом.

* * *

Кто-то стучит в мою дверь.

Я крадусь по коридору, смотрю в глазок. Merde, это она: женщина из квартиры Бена.

Я сглатываю и пытаюсь взять себя в руки. Такое чувство, что мой язык застрял в горле.

Трудно думать с этим гулом в ушах. Я знаю, что могу и не открывать. Это моя квартира, мое личное пространство. Но тук-тук-тук не прекращается, долбит по моему черепу, мне кажется, что сейчас во мне что-то взорвется.

Я стискиваю зубы и открываю дверь. И сразу шок: поразительное сходство с Беном. Но она маленькая, и глаза у нее темнее, и в ней чувствуется нечто… хищное, может, это и в нем было, но он тщательнее скрывал. С ней как будто все углы становятся острее. С ним же все было гладко. Она тоже неряшлива: джинсы и старый джемпер с потертыми манжетами, темно-рыжие волосы собраны на макушке. Его шарма в ней нет. Даже в серой футболке в жаркий день он умудрялся выглядеть как-то… стильно, понимаете? На нем все сидело превосходно.

— Привет, — говорит она. Улыбается, но не искренне. — Я Джесс. Как тебя зовут?

— М — Мими, — хриплю я.

— Мой брат — Бен — живет на третьем этаже. Но он… ну, он как бы исчез что ли. Ты его случайно не знаешь?

Какую-то долю секунды я думаю притвориться, что не говорю по-английски, но это глупо.

Я мотаю головой.

— Нет. Я не знала его — не знаю, то есть. Извини, я плохо говорю по-английски.

Я замечаю, что она смотрит мимо меня, пытается рассмотреть мою квартиру. Я отхожу в сторону, пытаясь заслонить ей обзор. И теперь она таранит меня взглядом, как будто пытается заглянуть мне в душу: и это еще хуже.

— Твоя квартира? — спрашивает она.

— Oui.

— Ух ты! — Она округляет глаза. — Наверное, ты хорошо зарабатываешь. И ты одна здесь живешь?

— Я и моя соседка Камилла.

Она снова пытается заглянуть в квартиру через мое плечо.

— Я хотела спросить, давно ли ты видела Бена?

— Нет. У него были закрытые ставни. Я имею в виду… — Я слишком поздно сообразила, что она спрашивала не об этом.

Она поднимает брови.

— Хорошо, — говорит она, — а когда ты в последний раз видела его? Это бы помогло. — Она улыбается. И ее улыбка совсем не такая как у него. Не похожая ни на чью.

Я понимаю, что она не уйдет, пока не дождется ответа. Я откашливаюсь.

— Я… не знаю. Не так давно — может, неделю назад?

— Quoi? Ce n’est pas vrai! Это неправда! — Я поворачиваюсь и вижу Камиллу в одном топе и кюлотах.

— Ты видела его вчера утром, помнишь Мими? Вы стояли с ним на лестнице.

Merde. Я чувствую, как мое лицо вспыхивает.

— А, да. Точно. — Я поворачиваюсь к женщине в дверном проеме.

— Так он был вчера здесь? — спрашивает она, хмурясь, переводя взгляд то на меня, то на Камиллу. — Ты действительно видела его?

— Угу, — выдавила я. — Вчера. Должно быть, я забыла.

— Он не сказал, не собирается ли он куда-нибудь?

— Нет. Мы просто встретились.

Я вспомнила его лицо, как он посмотрел, когда я проходила мимо него по лестнице. Мими, привет. Что-то случилось? И его улыбка. Никто так не улыбается как он.

— Ничем не могу помочь, — говорю я. — Извини. — И уже собираюсь закрыть дверь.

— Он сказал, что попросит меня покормить его котеночка, если вдруг уедет, — вдруг вклинивается Камилла, и та кокетливая манера, с которой она пролепетала «котеночек» напомнила мне о ее «милой киске» в день его приезда. — Но в этот раз он меня не попросил.

— Правда? — Женщина явно проявила интерес. — Как… — Может быть, до нее дошло, что я уже собираюсь хлопнуть дверью перед ее носом, потом что она подается вперед, будто собирается войти в квартиру. И, не задумываясь, я с силой захлопываю дверь.

У меня трясутся руки. Тело дрожит. Я знаю, что Камилла, должно быть, смотрит на меня, гадая, что происходит. Но мне сейчас все равно, что она думает. Я прислоняю голову к двери. Не могу дышать. Задыхаюсь. Тошнота подступает к горлу, и, прежде чем я успеваю подавить позыв, меня рвет прямо на до блеска отполированные половицы.

СОФИ

Пентхаус

Я поднимаюсь по лестнице и вижу ее. Иностранку. Меня охватывает такая дрожь, что я чуть не роняю коробку из булочной. Девушка, что околачивается рядом с пентхаусом, нечего ей здесь делать.

Я с минуту смотрю на нее, прежде, чем заговорить.

— Bonjour [Добрый день (фр.).] — холодно здороваюсь я.

Она оборачивается, застигнутая врасплох. Отлично. На это я и рассчитывала.

Но теперь настал мой черед удивляться.

— Вы. — Да это же она, из булочной: неопрятная девушка, подобравшая записку, которую я уронила.

Double la prochaine fois, salope. В следующий раз удвою, сука.

— Кто вы?

— Я Джесс. Джесс Хэдли. Я живу со своим братом Беном, — тараторит она. — На третьем этаже.

— Если вы остановились на третьем этаже, то что вы делаете здесь? — Это же логично, думаю я… Расхаживает здесь, будто это место принадлежит ей. Совсем как он.

— Я искала Бена. — Она явно поняла, как абсурдно это звучит, будто он притаился в каком-то темном углу под крышей, и, смутившись, добавила: — Вы знаете его? Бенджамина Дэниелса?

Эта улыбка: лиса, входящая в курятник. Звон бьющегося стекла. Алое пятно на белой салфетке.

— Друг Николя. Да. Однако я встречалась с ним всего пару раз.

— Николя? Это Ник? — Вроде бы Бен упоминал его. — На каком он этаже?

Я колеблюсь. Потом говорю:

— На втором.

— Вы помните, когда вы видели его в последний раз? — спрашивает она. — Бена, я имею в виду. Он должен был быть здесь прошлой ночью. Я попыталась расспросить одну из девушек — Мими — с четвертого этажа, но она не особо помогла.

— Я не припомню. — Возможно, я слишком быстро нашлась с ответом, слишком уверенно. — Но ведь он такой закрытый. Вы знаете. Скорее — как это по-английски сдержанный.

— Неужели? Это совсем непохоже на Бена! Напротив, он бы уже давно подружился со всеми в доме.

— Явно не со мной. — По крайней мере это правда. Я пожимаю плечами. — В любом случае, может быть, он уехал и забыл вас предупредить?

— Нет, — возражает она. — Он бы так не поступил.

Помню ли я, когда видела его в последний раз? Конечно. Но сейчас у меня перед глазами проносится наша первая встреча. Два месяца назад.

В разгар жары.

Он не понравился мне. Это было понятно сразу.

Сначала я услышала смех. Слегка пугающий, каким часто бывает мужской смех… В нем чувствовалась демонстрация собственного превосходства.

Я была во дворе. Работала в саду, в тени… Для других садоводство — это форма творческой самоотдачи. Для меня — способ контролировать окружение. Когда я сообщила Жаку, что хочу ухаживать за маленьким садом во дворе, он не понял.

— Есть специальные люди, мы можем заплатить, они все сделают за нас, — ответил он мне. В мире моего мужа людям можно заплатить за все.

Конец дня: свет тает, жара все еще угнетает. Из-за кустов розмарина я наблюдала, как они вдвоем вошли во двор. Сначала Ник. Затем незнакомец с мопедом. Примерно того же возраста, что и его друг, но он отчего-то казался старше. Высокий и худой. Темноволосый. Он держался достойно. Наполнял пространство вокруг себя уверенностью.

Я заметила, как друг Ника сорвал веточку розмарина с одного из кустов. Как прижал ее к носу, вдохнул. В этом жесте было что-то самонадеянное. Сродни акту вандализма.

Затем к ним подбежал Бенуа. Новичок подхватил его на руки и прижал к себе.

Я застыла.

— Ему не нравится, когда его кто-то держит, кроме меня.

Бенуа, предатель, повернул голову, чтобы лизнуть незнакомцу руку.

— Привет, Софи, — заговорил Николя. — Это Бен. Он поживет здесь, в квартире на третьем этаже. — Гордый. Хвастается другом, как новой игрушкой.

— Рад познакомиться с вами, мадам. — Затем он улыбнулся ленивой улыбкой, отчасти такой же самонадеянной, как и жест, с которым он оборвал куст. Я тебе понравлюсь, читалось в нем. Я всем нравлюсь.