Глава двадцать первая,
из которой читатель узнает о том, как Цао Цао отзывался о героях, и о том, как Гуань Юй убил Чэ Чжоу
— Здесь находится юйчжоуский правитель Лю Бэй, — сказал Ма Тэн, отвечая на вопрос Дун Чэна, кого тот имеет в виду. — Почему бы вам не обратиться к нему за помощью?
— Он сейчас придерживается Цао Цао и не возьмется за это дело, — неуверенно ответил Дун Чэн.
— На охоте я заметил, как Гуань Юй, стоявший за спиной Лю Бэя, собирался броситься на Цао Цао с мечом, когда тот выехал принимать поздравления, и как Лю Бэй взглядом остановил его, — сказал Ма Тэн. — Он давно бы выступил против Цао Цао, да боится, что у него не хватит сил. Поговорите с ним; я думаю, он согласится.
— С таким делом спешить не следует, — заметил У Ши. — Сначала надо все хорошенько обдумать.
На этом разговор закончился, и все разошлись. На другой день вечером Дун Чэн спрятал указ на груди и пошел к Лю Бэю на подворье. Лю Бэй пригласил его войти и усадил рядом с собой. Гуань Юй и Чжан Фэй стали по сторонам.
— Раз уж вы пришли ночью, значит по какому-то важному делу, — начал Лю Бэй.
— Если бы я приехал днем на коне, у Цао Цао возникли бы подозрения, — произнес Дун Чэн. — Вот почему я предпочел поздний час.
Принесли вино, и Лю Бэй угостил Дун Чэна.
— Почему во время охоты вы остановили Гуань Юйя, когда он хотел убить Цао Цао? — задал вопрос Дун Чэн.
— Как вы узнали об этом?
— Кроме меня, этого никто не заметил, — успокоил его Дун Чэн.
— Гуань Юй не смог сдержать гнева, когда увидел, до чего дошла наглость Цао Цао.
— Если бы все сановники были такие, как Гуань Юй, — со слезами в голосе произнес Дун Чэн, — в государстве было бы спокойно!
Лю Бэй подумал, что Дун Чэна подослал Цао Цао, и, притворившись изумленным, сказал:
— Разве есть какие-либо основания жаловаться на недостаток спокойствия? Ведь чэн-сян Цао Цао повелевает государством.
— Я говорю с вами откровенно, как с дядей ханьского государя, — сказал Дун Чэн, невольно бледнея. — Зачем вы притворяетесь?
— Я хотел проверить, не хитрите ли вы.
Дун Чэн дал ему прочесть указ. Лю Бэй не мог скрыть глубокого волнения. Затем гость извлек бумагу, где под торжественной клятвой стояло шесть подписей.
— Ведь вы получили указ самого императора, могу ли я остаться в стороне? — воскликнул Лю Бэй, подписывая свое имя и возвращая бумагу Дун Чэну.
— Я попытаюсь привлечь еще троих, и когда нас будет десять, мы сможем приступить к делу, — заключил Дун Чэн.
Они совещались до часа пятой стражи и только тогда разошлись.
Чтобы отвести подозрения Цао Цао, Лю Бэй занялся разведением овощей у себя в саду. Гуань Юй и Чжан Фэй недоумевали:
— Зачем вы занимаетесь делом, достойным маленьких людей, и не обращаете внимания на дела Поднебесной?
— Этого вам не понять, — отвечал Лю Бэй.
Больше братья об этом не заговаривали. Однажды Лю Бэй в саду поливал овощи. Гуань Юйя и Чжан Фэя не было дома. Неожиданно появились Сюй Чу и Чжан Ляо в сопровождении нескольких десятков воинов.
— Чэн-сян просит вас явиться немедленно.
— Есть какое-нибудь важное дело? — встревожился Лю Бэй.
— Не знаем. Он приказал позвать вас, — отвечал Сюй Чу.
Лю Бэй последовал за ними во дворец Цао Цао.
— Вы, кажется, у себя дома занимаетесь великими делами? — улыбаясь, спросил его Цао Цао.
Лицо Лю Бэя стало серым от испуга. Цао Цао взял его под руку и повел в сад.
— Нелегкое это дело — выращивание овощей!
У Лю Бэя немного отлегло от сердца.
— Какое же это дело! Пустое времяпрепровождение…
Цао Цао продолжал:
— Вот взглянул я на спелые сливы, и мне припомнился прошлогодний поход против Чжан Сю. В пути не хватало воды; люди страдали от жажды. И вдруг у меня родилась мысль; указывая плетью в пространство, я воскликнул: «Глядите, перед нами сливовая роща!» Эти слова у всех вызвали слюну, и люди избавились от жажды. И теперь я не могу не отдать должное этим плодам! Я велел подогреть вино и прошу вас в беседку.
Лю Бэй успокоился и последовал за Цао Цао в беседку, где уже были расставлены кубки, блюда с черными сливами и сосуд для подогревания вина. Хозяин и гость уселись друг против друга и с наслаждением пили вино.
На небе сгустились тучи. Собирался дождь. Опершись на ограду, Цао Цао и Лю Бэй смотрели на темное небо, где словно повис дракон.
— Вам знакомы превращения дракона? — неожиданно спросил Цао Цао.
— Не знаю подробностей.
— Дракон может увеличиваться и уменьшаться, может взлетать в сиянии и скрываться в поднебесье, — принялся объяснять Цао Цао. — Увеличиваясь, дракон раздвигает облака и изрыгает туман, уменьшаясь — теряет форму и становится невидимым. Поднимаясь, он носится во вселенной, опускаясь — прячется в глубинах вод. Сейчас весна в разгаре, и дракон в поре превращений. Подобно человеку, стремящемуся к цели, он пересекает Поднебесную вдоль и поперек. В мире животных дракона можно сравнить с героем в мире людей. Вы долго странствовали по свету и должны знать героев нашего века. Я хотел бы, чтоб вы их назвали.
— Откуда мне знать героев?
— Перестаньте скромничать.
— Я добился должности при дворе благодаря вашей милости и покровительству, — уверял Лю Бэй. — Но героев Поднебесной я, право, не знаю.
— Если не знаете лично, то, наверно, слышали их имена, — настаивал Цао Цао.
— Ну, вот, например, у хуайнаньского Юань Шу сильное войско, изобилие провианта… Можно назвать его героем?
— Это гнилая кость из могилы. Рано или поздно я его поймаю!
— Тогда хэбэйский Юань Шао… Из четырех поколений его рода вышло три гуна, у него много приверженцев. Ныне он, как тигр, засел в цзичжоуских землях, многие пошли служить под его начало. Он-то уж наверно герой!
— Он только с виду свиреп, а в душе труслив. Он любит строить планы, но не обладает решимостью, замышляет великие дела, но не любит трудиться. Ради маленькой выгоды он забывает обо всем на свете — это не герой!
— Есть еще человек, о совершенстве которого слава гремит в девяти округах. Это Лю Бяо. Можно ли назвать его героем?
— Нет! Это только видимость славы, а на самом деле ее нет! Какой же Лю Бяо герой!
— Ну, тогда цзяндунский вождь Сунь Цэ. Он крепок и телом и духом.
— Сунь Цэ живет заслугами отца. Он сам не герой!
— А ичжоуский Лю Чжан?
— Нет! Пусть даже он и из императорского рода, но Лю Чжан всего только дворовый пес! Разве этого достаточно для того, чтобы считаться героем?
Цао Цао всплеснул руками и расхохотался.
— Да ведь это жалкие людишки! Стоит ли о них упоминать?
— Кроме этих, я поистине никого не знаю.
— Герои — это люди, преисполненные великих устремлений и прекрасных планов. Они обладают секретом, как объять всю вселенную, и ненасытной волей, способной поглотить и небо и землю.
— А где найти таких героев?
— Герои Поднебесной — только вы да я! — Цао Цао рукой указал на Лю Бэя и потом на себя.
Лю Бэй был так поражен, что выронил палочки для еды. Как раз в этот момент хлынул дождь, грянул гром.
— Ударило где-то совсем рядом! — сказал Лю Бэй, наклоняясь, чтобы поднять палочки.
— Великий муж боится грома? — насмешливо спросил Цао Цао.
— Как же не бояться? Даже мудрые люди бледнели от неожиданного раската грома и свирепого порыва ветра.
Лю Бэю легко удалось скрыть истинную причину своего волнения, и Цао Цао ничего не заподозрил.
Как только дождь прекратился, два вооруженных мечами человека ворвались в сад и бросились к беседке. Слуги не смогли их удержать. Цао Цао узнал Гуань Юйя и Чжан Фэя.
Оба они были за городом, где упражнялись в стрельбе из лука, и, вернувшись домой, узнали, что Сюй Чу и Чжан Ляо увели Лю Бэя. Не медля ни минуты, они помчались во дворец и проникли в сад. Увидев, что Лю Бэй и Цао Цао пьют вино, братья остановились.
— А вы зачем здесь? — спросил Цао Цао.
— Мы пришли, чтобы развлечь вас пляской с мечами, — нашелся Гуань Юй.
— Нам пляски Сян Чжуана и Сян Бо не нужны, это не праздник в Хунмынь! — ответил Цао Цао.
Лю Бэй улыбнулся. Цао Цао велел налить вина и поднести обоим Фань Куаям. Гуань Юй и Чжан Фэй поблагодарили. Вскоре Лю Бэй распрощался с Цао Цао и вместе с братьями вернулся домой.
— Вы нас просто убиваете своей неосторожностью! — укорял его Гуань Юй.
На другой день Цао Цао опять пригласил Лю Бэя. Во время пира пришла весть, что вернулся Мань Чун, который ездил разведать о действиях Юань Шао. Цао Цао позвал его и стал расспрашивать.
— Юань Шао разбил Гунсунь Цзаня, — сообщил Мань Чун.
— Я хотел бы слышать подробности, — живо откликнулся Лю Бэй.
— Гунсунь Цзань воевал с Юань Шао, но без успеха. Тогда он соорудил высокую башню, где собрал запас провианта на триста тысяч воинов, и стал обороняться. Военачальники Гунсунь Цзаня непрерывно делали вылазки, и однажды Юань Шао кого-то из них окружил. Гунсунь Цзань не пошел на выручку, заявив, что, если помочь одному, другие не захотят держаться до конца и будут надеяться на подмогу. Поэтому, когда подошли войска Юань Шао, многие воины Гунсунь Цзаня сдались. Гунсунь Цзань послал человека за помощью в Сюйчан, но гонец попал в руки воинов Юань Шао. Тогда Гунсунь Цзань решил договориться с Чжан Янем о нападении на Юань Шао изнутри и извне. Но и этот гонец был схвачен. Юань Шао подошел к лагерю Гунсунь Цзаня и подал условный сигнал, введя тем самым противника в заблуждение. Гунсунь Цзань вышел в бой, но наткнулся на засаду. Потеряв более половины людей, он вновь укрылся за стенами. Юань Шао сделал подкоп под башню и поджег ее. Не находя пути к спасению, Гунсунь Цзань сначала убил жену и детей, а затем повесился сам. Трупы их сгорели в огне. А Юань Шао привлек на свою сторону войска Гунсунь Цзаня и стал еще сильнее. Его младший брат, Юань Шу, своей чрезмерной надменностью восстановил против себя все население Хуайнаня и вынужден был известить Юань Шао, что уступает ему право на императорский трон. Юань Шао потребовал печать, но Юань Шу обещал привезти ее сам. Теперь он покинул Хуайнань и хочет уйти в Хэбэй. Займитесь ими, господин чэн-сян, если они соединят силы, с ними трудно будет сладить.