— Завтра будем охотиться с соколами, милорд. Если, конечно, жара не помешает. И если вы выполните свое задание по картографии.

— Это развлечение для дам! С соколами охотиться на голубей! На кой черт мне эти голуби?

И добавил тоскующим тоном:

— При королевском дворе в Кардегоссе они осенью охотятся в дубовых лесах на диких кабанов. Вот это — настоящая охота, мужская! Говорят, эти свиньи опасны!

— Правильно говорят, — кивнул Кэсерил. — Своими клыками они способны порвать собаку. Или лошадь. Или человека. Кабаны бегают гораздо быстрее, чем можно от них ожидать.

— А вы охотились в Кардегоссе? — спросил Тейдес.

— Несколько раз я там сопровождал на охоте своего лорда, ди Гвариду.

— Здесь, в Валенде, нет никаких кабанов! — вздохнул принц. — Но у нас есть быки. А это уже кое-что! Гораздо лучше, чем голуби или кролики.

Пытаясь успокоить принца, Кэсерил проговорил:

— Охота на кроликов — отличная школа для солдата. Пригодится, если придется охотиться на крыс. Иногда это единственная еда воина. А принцип охоты примерно тот же.

Ди Санда свирепо посмотрел на Кэсерила. Кэсерил же улыбнулся и, отвесив поклон, отошел, оставив принца наедине с его проблемами и его наставником.

За столом Изелль завела похожую песню, правда, объектом ее атаки стал не наставник, а бабушка.

— Бабушка! — проговорила принцесса. — Так жарко! Можно мы поплаваем в реке, как и Тейдес?

В связи с наступлением жары ежедневные верховые прогулки, которые принц совершал в компании наставника, грумов и пажей, были заменены на купания в огороженном заливе протекавшей возле Валенды реки — в том же самом месте, где в бытность свою пажом Кэсерил плавал в компании своих однокашников. Дамам, естественно, не позволялось участвовать в этих заплывах. Тейдес приглашал и Кэсерила разделить с ним и его свитой удовольствие дневного купания, но он вежливо отказывался, ссылаясь на свои обязанности по отношению к Изелль, хотя причина отказа была в ином: ему не хотелось, раздевшись, превратиться в мишень для вопросов о происхождении шрамов на исполосованной бичами спине. Он еще помнил недоразумение с мальчиком-слугой в бане.

— Конечно же, нельзя! — ответила принцессе провинкара. — Это неприлично!

— Но мы поедем не с ним! — настаивала Изелль, имея в виду своего наставника. — Пусть там будут только дамы.

Она повернулась к Кэсерилу.

— Вы говорили, что, когда вы были пажом, дамы купались в реке.

— Служанки, принцесса! — строго пояснила провинкара. — Простой народ. Это времяпрепровождение не для вас.

Изелль пригорюнилась. Жара и впрямь была невыносимой. Бетрис, надеявшаяся, вероятно, на более благосклонный исход переговоров, совсем сникла. Принесли суп. Все с ненавистью посмотрели на горячий пар, который поднимался над тарелками. Но, стараясь ни на йоту не отступать от этикета, провинкара взяла ложку и сделала первый глоток.

Кэсерил же неожиданно произнес:

— Но ведь леди Изелль умеет плавать, ваша светлость, не так ли? То есть ее научили, когда она была маленькой, так?

— Нет, конечно, — покачала головой провинкара.

— О! — отозвался Кэсерил. — О господи!

Он оглядел стол. Королева Иста отсутствовала. Поскольку ничто не мешало ему говорить об этом опасном предмете, он рискнул продолжить.

— Я в этой связи вспомнил об одной ужасной трагедии.

Провинкара, прищурившись, посмотрела на Кэсерила. Ее рука с ложкой застыла на полпути к цели; Бетрис же, напротив, отправила свою ложку в рот.

— И что за трагедия? — спросила провинкара.

— Она случилась, когда я служил в армии провинкара Гвариды, во время нашей войны с рокнарийским принцем Олусом. Его армия ночью, в грозу, перешла границу, и мне было дано задание эвакуировать дам из замка ди Гвариды, пока враг не окружил город. Полночи мы скакали, а к утру, на рассвете, нам пришлось форсировать небольшую реку. После грозы она разлилась, течением одну из дам смыло в поток с лошади, и вода унесла ее вместе с пажом, который бросился ей на выручку. Не успел я развернуть лошадь, чтобы поспешить на помощь, как они исчезли из виду… Мы нашли тела на берегу следующим утром. Река была не слишком глубокой и широкой, но несчастная, не умея плавать, запаниковала и сразу захлебнулась. А, между тем, небольшая предварительная тренировка спасла бы и ее жизнь, и жизнь еще двоих человек.

— Еще двоих? — переспросила Изелль. — Но их же было двое — она и паж.

— Под сердцем она носила ребенка, — ответил Кэсерил.

Над столом повисла тишина.

Провинкара потерла подбородок и, пристально посмотрев на Кэсерила, спросила:

— Это реальная история, кастиллар?

— Увы, — вздохнул Кэсерил.

Кожа на теле той дамы была в ссадинах и кровоподтеках, вся в синих пятнах, под ногтями — глина, одежда промокла и, пропитавшись речным илом, стала тяжелой… Но не тяжелее той тяжести, что легла на его сердце.

— Мне пришлось сообщать обо всем ее мужу, — закончил Кэсерил.

Ди Феррей только хмыкнул. Комментировать историю Кэсерила он не взялся.

— Не хотел бы вновь оказаться в такой ситуации, — добавил Кэсерил.

Провинкара несколько секунд молчала, после чего заявила:

— Моя внучка не может плескаться в реке, в чем мать родила, словно она какой-то угорь, а не принцесса.

Изелль посмотрела на бабушку умоляюще:

— Но мы же можем надеть, скажем, длинные льняные рубашки.

— Это было бы разумно, — кивнул Кэсерил. — В критических ситуациях в воде люди, как правило, одеты.

Бетрис же добавила задумчиво:

— Это еще и лучше. Освежимся дважды — и во время купания, и когда будем сохнуть на берегу.

— Наверняка, кто-нибудь из служанок, живущих в замке, может показать принцессе, как нужно плавать, — вкрадчиво произнес Кэсерил.

— Ни одна из них не умеет этого делать, — твердо сказала провинкара.

— Так оно и есть, — подтвердила Бетрис. — Могут только вброд переходить, да и то только там, где мелко.

Она подняла глаза на Кэсерила и спросила:

— А вы смогли бы нас научить, лорд Кэс?

Изелль даже в ладоши захлопала:

— О да!

Кэсерил колебался. С другой стороны, в компании дам он сможет не снимать рубашку и никак это не объяснять.

— Я полагаю, смог бы, — ответил он, — если вы не будете против.

Он поднял глаза на провинкару:

— И если их светлость мне позволит.

Последовала долгая пауза, в конце которой провинкара проворчала:

— Ладно! Только смотрите не простудитесь.

Изелль и Бетрис предусмотрительно сдержались и не стали слишком открыто выражать свою радость, но на Кэсерила посмотрели с выражением крайней признательности. А интересно, поверили ли они в правдивость его истории о гибели той молодой женщины?



Уроки начались в тот же день, после обеда. Кэсерил стоял посередине реки и пытался убедить несколько смущенных дам в том, что они не пойдут ко дну сразу, как только намочат волосы. Напротив, только опустив лицо и голову в воду и задержав при этом дыхание, они поплывут, даже не прилагая к этому никаких усилий. Наконец дамы расслабились и научились, повинуясь его инструкциям, держаться на поверхности. Плавучесть у них, конечно, была получше, чем у Кэсерила, хотя месяцы, проведенные за столом провинкары, несколько округлили бородатую физиономию кастиллара, в значительной степени утратившую сходство с волчьей.

Терпение Кэсерила было вознаграждено. К концу лета девушки плескались и ныряли в неглубокой реке, наполовину выпитой засухой, не хуже, чем опытные пловцы. При этом Кэсерил мог позволить себе посидеть в сторонке, по пояс в воде, откуда время от времени изрекал какие-нибудь дельные советы.

То, что он выбрал именно такую позицию, лишь частично было вызвано желанием найти местечко попрохладнее. Да, следовало признать: провинкара была права, считая купание занятием неприличным. Она могла бы выразиться и более определенно — непристойным. Длинные льняные рубашки, которые, промокнув, льнули к юным гибким телам, служили насмешкой над скромностью, которую призваны были защищать, — неожиданный эффект, на который он не рискнул обратить внимание своих счастливых учениц. Что было еще хуже, это была палка о двух концах. Ткань, прилипшая к нему, красноречиво свидетельствовала о состоянии его ума, точнее… точнее, тела, которое наконец полностью восстановилось от пережитых в плену невзгод, — как он надеялся, что они не обратят на это внимания! Изелль, похоже, было не до него. Что касается Бетрис, то здесь он не был уверен. А вот служанка-гувернантка Изелль, средних лет дама по имени Нан ди Врит, которая отказалась брать уроки плавания, но болталась поблизости по щиколотку в мелкой водичке, полностью одетая, ничего не упустила из виду и, видно было, изо всех сил боролась с собой, чтобы не сорваться и не захихикать. К чести ее, нужно было сказать, что она не только не смеялась, но и не жаловалась на него провинкаре. По крайней мере, так он думал.

Мало-помалу Кэсерил с неудовольствием обнаружил, что с каждым днем все больше и больше думает о Бетрис. Нет, конечно, речи пока не шло о том, чтобы совать под ее дверь скверные стишки — от этого его, слава Богам, уберегали сохранившиеся остатки здравого смысла. Да и играть на флейте под ее окном у него вряд ли бы получилось — руки уже не те! И, тем не менее, в этом жарком покое летней Валенды он начал думать о чем-то, что выходило за рамки обычного дневного распорядка.