Глава 2

Фотография Ворона пряталась в еженедельнике несколько дней, зажатая между двумя неделями марта. Даты ничего не значили, она там оказалась случайно и была почти забыта. Почти, не совсем. Поскольку еженедельник всегда был при Тесс, Ворон постоянно находился либо у нее в руках, либо за плечами в рюкзаке, как ребенок.

Он был там, когда она нашла мужчину, разыскиваемого для прохождения теста на отцовство. (Обнаружился как раз в суде другого округа по подобным делам, сдающим кровь на анализы. У каждого есть привычки, от которых невозможно избавиться.) Покоился в рюкзаке, когда она делала фотографии перекрестка, фигурировавшего в сложном случае со страховыми выплатами. Ворон приехал в ее кабинет, подпрыгивая на заднем сиденье машины, провел ночь на старом столе, за которым они когда-то вместе обедали. Тесс просыпалась по утрам со смутным чувством тревоги и с ним же ложилась, пытаясь понять причину своего беспокойства. Затем она вспоминала эту причину и злилась — снова и снова. Нечестно так ею манипулировать, звать, после того как бросил. «В большой беде». Это неоднократно прокручивалось у нее в голове, пока не наступила пятница — время девичника.

Собираться пришлось в домашней обстановке. Лейла еще маловата для ресторанов, а Китти слишком отвлекается на официантов. Те носятся поблизости, обслуживая с такой назойливостью, что невозможно сосредоточиться на разговоре. Это бесит Джеки, мать Лейлы, — не потому, что на ее испепеляющие взгляды никто не обращает внимания, а потому, что она не любит, когда ее разговоры подслушивают. Итак, подруги собрались дома, Тесс принесла пиццу из «Аль Пачино», а Китти положилась на доставку китайской и японской еды. Джеки продолжала экспериментировать и явилась с пенополистироловыми контейнерами из очередного местного ресторана. Сегодня это был «Чарлстон», и это означало хлеб из кукурузы, крабовый суп, устриц в кляре, бифштекс с кровью для Тесс, которая не ела рыбу, и овощное пюре для Лейлы. По крайней мере, десерт должен был прийтись по вкусу всем — ореховый пирог, который сейчас разрезала Китти.

Тесс наблюдала за тем, как нож входит в сладкий пирог, и неожиданно вспомнила о Вороне. Эту связь, наверное, стоило проанализировать. Это орехи [Англ. «nuts» может означать как «орехи», так и «сумасброд», «сдвинутый».] напомнили ей о бывшем или теперь любой пирог будет ассоциироваться с сексом? Об этом можно подумать и позже. Хотя лучше, конечно, вообще не думать.

— Забыла тебе показать, — сказала она Китти, доставая газетную вырезку из еженедельника.

— Ворон! Один из лучших работников, что у меня были в «Сначала женщины и дети»! — воскликнула Китти, посмотрев на фотографию, но на заголовок внимания не обратила. — По крайней мере, он по-настоящему любил читать, а среди продавцов книжных подобное ценится меньше, чем умение делать эспрессо. Прическа ему идет. Тебе не кажется, что он похорошел, а, Тесс?

— Возможно, — сказала Монаган, склонившись над пахнущим абрикосами плечом своей тетушки.

Аромат, исходивший от Китти, каждый раз был новым. Часто это был сладкий запах, который на других женщинах казался бы приторным, но ей очень шел. Тесс задумалась — может, именно в этом и заключалась ее бесконечная привлекательность? Тетке было за сорок, но она еще заводила мужчин вдвое моложе. Рыжие волосы и идеальная кожа вызвали в памяти строчку: «Любуясь ее безупречно ухоженным видом, вы бы сказали — красота обязывает» [Цитата из романа знаменитого американского писателя Джона Уинслоу Ирвинга (р. 1942 г.) «Мир от Гарпа» (1978, рус. изд.: М.: Новости, 1992; пер.: М. Литвинова, Ю. Канцельсон).].

— «В большой беде». Разве тебе не любопытно?

— Не очень. Просто вырезал и вставил. Может, на компьютере.

— Да, и как он вставил в кусок газеты, где реклама автосервиса на обороте? — спросила Китти, посмотрев вырезку на свет, в точности как Тайнер.

— Не знаю. Меня это совершенно не волнует.

— Врет. Всегда вижу, когда она врет, — донесся с кухни голос Джеки, которая следила там за тем, как Лейла гоняется за Эсски вокруг большого дубового стола. Ребенок кричал и хватался за собаку, пытаясь ее оседлать. Эсски убегала и поглядывала на Тесс своими карими глазами, будто вопрошая: «За что?»

— Как собачка делает? — спрашивала Джеки. — Что собачка говорит?

— Мууууууу! — ответила Лейла и ухватилась за ошейник. Тесс была уверена, что девочка знает, что говорит собачка, но ее личность уже начала формироваться, готовя идеальную мать к тому, что жить ей придется с менее заботливым и дисциплинированным человеком.

— Я немного запуталась в твоих последних мужчинах, — растягивая слова, проговорила Джеки. Она словно уличала Тесс в том, что та заняла место Лейлы в ее сознании. — Ворон — это который после сбитого, но перед загремевшим в тюрьму?

— Ворон был идеалом. Любая скажет, что хотела бы иметь такого парня, как он, — ответила за нее Китти. — Если бы Тесс поменьше думала о Джонатане, она бы это поняла. Но она так сохла, что не увидела, каким сокровищем на самом деле был Ворон.

Да не сохла — скорбела.

— Как там дела на Шекспир-стрит? — спросила Тесс в надежде сменить тему. — Понятно, что ты обеспечена бесплатной нянькой, живя в полквартале отсюда, но как в остальном жизнь в мегаполисе после пригорода?

— Моя родня постоянно интересуется, не случилось ли со мной чего, — сказала Джеки, усаживая Лейлу себе на колени. — На самом деле это означает, что они хотят, чтобы со мной что-нибудь случилось.

— Феллс-Поинт [Феллс-Пойнт — прибрежный район на юго-востоке Балтимора, где белокожие жители составляют более 60 % населения, тогда как в городе в целом более 60 % населения составляют чернокожие.] все еще белый, — сочувственно сказала Китти. — Хотя могло быть и хуже. Я слышала, недавно темнокожей женщине в Кантоне [Кантон — еще один юго-восточный район.] взорвали почтовый ящик через неделю после переезда.

Джеки пыталась вытереть личико Лейлы. Они приехали менее часа назад, но ребенок уже успел скинуть оба розовых ботиночка — в тон джемперу — и потерять носок. Девочка была удивительной непоседой, а ее глаза полнились весельем. Таким заразительным, что Тесс улыбнулась от одного лишь взгляда на нее.

— По крайней мере, «Лексус» у меня того цвета, — проворчала Джеки, но ее черты смягчились, когда Лейла погладила ее по щекам своими детскими ручками, имитируя мамины движения, когда та вытирает вымытую посуду.

— Кто будет пирог со взбитыми сливками? — спросила Китти.

Хоть в чем-то все проявили единодушие.

— Так что ты думаешь? — спросила Китти у Джеки, как только Тесс набила рот. — Действительно ли Тесс думает о Вороне и просто притворяется, что это не так? Может, она любит его и упрямится из-за неуместной гордости, как думаешь?

— Не знаю, была ли она когда-нибудь в него влюблена. Меня тогда рядом не было. Но она определенно с ним не покончила, ты же понимаешь, о чем я? Иногда мужчина, знаешь, как кусок пирога, который ты хочешь съесть, но тебе нельзя, потому что сидишь на диете. Тычешь его вилкой, двигаешь туда-сюда по тарелке, делаешь все, что угодно, лишь бы не съесть. Но все равно думаешь о нем.

— Да ну? — Китти так впечатлила эта аналогия, что она вынула из куска едва вонзенные зубы. — Я такого никогда не чувствовала к мужчине. Да и к пирогу тоже, если уж на то пошло.

— Уж ты за собой крошек не оставляешь, — Тесс надоело, что ее обсуждают в третьем лице. — А ведь уже, кажется, прошел месяц с тех пор, как ты с кем-то «встречалась»?

Китти пожала плечами:

— Наверное, просто не хочется. Раз уж мы перешли на гастрономические аналогии, у меня синдром миндального драже.

— Что-что?

— Раньше я его любила, — сказала тетка, словно констатируя факт, который Тесс и без того должна была знать. — Каждый день ела. И вдруг в один прекрасный день очередная миндалина просто не полезла.

— Так ты больше никогда не хочешь быть с кем-то или устала наконец от тупых красавчиков, строем ходивших за тобой всю жизнь?

Китти отдала свою тарелку Эсски, и та вылизала остатки взбитых сливок. Заговорив снова, она произносила слова медленно и осторожно, будто делала признание.

— Сегодня мне попался один мужчина. Он пришел с пачкой книг и в шортах, хотя уже не сезон. У него превосходные ноги. Вы же знаете, как мне нравятся мужские икры. Он дал мне знать, что не женат и очень не прочь сходить на двойной сеанс Фрица Ланга [Фриц Ланг (1890–1976) — великий немецкий кинорежиссер, работавший в том числе в Голливуде.] в «Орфее». Мне достаточно было сказать всего одно-два слова, чтобы договориться о свидании, если бы я захотела. Но я не захотела, сама не знаю почему.

— Я дала зарок держаться от мужчин подальше, еще до того, как у меня появилась Лейла, которую я должна растить, — сказала Джеки. — Когда я пыталась начать бизнес, я чувствовала себя батарейкой, из которой выкачивают всю энергию. Теперь я мать-одиночка, и всю энергию из меня уже выкачали. Даже несмотря на помощь и поддержку от вас, подруги, я почти всегда чувствую себя истощенной. Если бы я и встретила мужчину, зачем он мне нужен? И зачем ему нужна я? Чтобы смотреть, как я сплю перед телевизором в девять вечера?