Она вынула рекламу чопорного старомодного купального костюма и глупо по-девчоночьи захихикала.
— Представляешь такой в «Спорт иллюстрейтед»? У Бемби все прикрыто до колен.
Барт достал очередную коробку.
— Чего это ты расхихикалась? Уж не плеснула ли себе в чай ликерчика?
— Ты что, ребенку вредно. Просто одни от усталости становятся злые как черти, а я дурею. Видел бы ты меня после затянувшегося ночного заседания: я хохочу не останавливаясь.
— Я так от усталости превращаюсь в маразматика. Сижу, злой на весь мир, и дуюсь.
— Ты никогда не бываешь маразматиком. Ты же плюшевый мишка.
— Кто — я? Я покажу тебе плюшевого мишку. — Он поиграл мускулами, схватил коробку и швырнул ее на пол, грозно ткнув в нее ножом. — Никто еще ни разу не назвал агента Барта Кромвеля плюшевым мишкой и при этом остался в живых.
Миган снова глупо захихикала.
Барт покачал головой и разрезал ленту на коробке. На этой коробке не было никаких ярлыков, но она, судя по всему, была доверху набита старым тряпьем. Он вытащил первую вещь и показал ей. Это была солдатская форма, вероятно дедушкина, времен Второй мировой войны.
Барт просунул руки в рукава мундира.
— Мне нравится. Тебе это что-нибудь напоминает?
— Ничего.
— Напрягите ваши мозги, леди, не то мне придется взяться за вас.
— Слова, слова.
— Я тебе покажу слова. — Барт сбросил китель и извлек из коробки французский берет. Ударив им по колену, надел его. — Вуаля, мадемуазель, а это вам, — сказал он, протягивая ей широкополую шляпку с цветочками.
— Мерси, месье. — Она спародировала его акцент и взяла шляпу. Цветы завяли и сыпались, вуаль была порвана. Миган надела ее. — Что поделываешь вечерком, солдатик? А то развлечемся?
— Прости, но я здесь с хихикающей женщиной на сносях. Дай телефончик, я потом звякну.
Миган игриво хлопнула его по руке.
— А что там еще? — Она сама наклонилась над коробкой и стала копаться в содержимом. Потянув за лоскут красного шелка, она вытянула длинное, до пят, вечернее платье с кружевной отделкой на глубоком декольте.
— Готов спорить, его выбирал твой дедушка.
— Несомненно. Жаль, я его никогда не видела. У бабушки всегда глаза были на мокром месте, стоило ей вспомнить о нем. Они, говорят, очень любили друг друга.
— Как это водится между супругами.
— Наверное. — Она запустила руку в коробку, пытаясь найти какую-нибудь интересную вещичку. Ей уже не верилось, что они найдут что-то полезное для расследования. — Боже мой, ты только посмотри на это.
Барт помог ей извлечь из коробки еще одно платье.
— Свадебное платье!
— Это бабушкино. Я видела ее старые фотографии. Если бы я знала, что оно здесь, давно достала бы.
Она приложила платье к себе и тут же остановилась. Барт смотрел на нее так, будто видел впервые.
— Ты прямо как неземное видение. Вся в белом, в кружевах, чистая.
Он сказал это таким глухим голосом, что ей даже стало не по себе. Словно магия платья позволила ему увидеть в ней что-то такое, чего в ней нет.
— Не думаю, что это платье предназначалось женщине на девятом месяце, — ответила она как можно более беззаботно. — Придется найти кого-нибудь, чтобы шел передо мной, прикрывая мой живот.
— Ты и беременная выглядишь прекрасной невестой.
— Кто из нас плеснул хмельного в чай? — Она бросила платье в коробку, затем сняла шляпу и отправила ее туда же. — Время просить Барта дать нам передышку — проговорила она, положив руки на живот. — Хорошенького помаленьку. Верно, малышка?
Странное выражение на лице Барта не изменилось, а скорее усилилось.
— Ты подумала о том, чтобы оставить ребенка?
Вопрос ошеломил ее.
— С какой стати ты спрашиваешь?
— Мне так показалось. Это, конечно, не моего ума дело, но ты явно привязана к ребенку и из тебя вышла бы дивная мать.
— Дивная мать? Да откуда мне быть дивной матерью? — На секунду ей стало не по себе, и она поспешно отвернулась.
— Ты не твоя мать, Миган.
— Я и без тебя знаю. Я — это я, только от этого не легче, когда дело касается брака и материнства.
Барт подошел к ней и взял ее за руки.
— Это пустые слова, ты сама знаешь.
— Я не могу оставить ребенка. У меня слишком серьезная работа. Мне приходится постоянно ездить. Какой тут грудной ребенок. Я и не знаю, как их кормят.
И вдруг как гром с ясного неба на нее обрушилось то, от чего она все время отмахивалась. Она хочет этого ребенка больше всего на свете. Отдать его — значит оторвать что-то живое от сердца. Но она боится, боится, что у нее ничего не выйдет, что она не далеко ушла от своей матери.
— Прости, Миган. Я действительно лезу не в свое дело.
— Ты прав. Это не твое дело, Барт. Продолжай здесь ковыряться, если хочешь, а я пошла вниз.
— Я с тобой. Не хочу, чтобы ты спускалась одна.
Он взял ее за руку, и они пошли к лестнице. Больше они не говорили о Джеки и ребенке. Только у Миган на сердце кошки скребли, хотя она уже смирилась с болью, смирилась с мыслью, что ей не суждено иметь и любить этого ребенка. Точно так же она когда-то смирилась с мыслью, что ее мать не такая, как все. Что ей не суждено говорить с ней по душам и делиться своими горестями и радостями.
Надо сделать то, что надо. Позвонить в агентство, и пусть все идет своим чередом.
Барт перелистывал свои записи. Это были сплошные колонки цифр, примечаний, дат. Он растопил камин для Миган и вот уже два часа сидел со своими схемами, но ни на шаг не продвинулся к разрешению загадки.
А может, никакого убийцы и не было? Так, вышел на охоту какой-то безумный тип, снайпер, которому только дай пострелять, и все. Или у этого придурка патологическая ненависть к беременным женщинам и он выжидает в темноте, когда кто-нибудь из них появится на мушке.
Что же касается перил, так они, в конце концов, могли рухнуть от старости, а на вид кажется, будто они умышленно подпилены. Просто так все совпало, и мать ребенка, которого вынашивает Миган, погибла от взрыва, причину которого никто до сих пор не сумел удовлетворительно объяснить.
И может, Санта-Клаус и впрямь объезжает на своем северном олене весь мир и развозит подарки, приготовленные эльфами за полярным кругом.
Нет, убийца существует. И он обязательно вернется. Это определенно. Так же определенно, как и то, что он по уши влюбился в Миган, хотя и совершенно не понимает ее. Вся его интуиция подсказывает ему: Миган страдает от одной мысли, что ей придется расстаться с ребенком, и тем не менее она не собирается оставлять его себе.
Она самая умная, успешная и цельная женщина из всех, кого ему приходилось встречать, и вместе с тем ее собственное представление о себе не соответствует действительности. Она не из нытиков. Он, конечно, лучше разбирается в уголовных делах, чем в женщинах, но даже ему видно, что из нее выйдет замечательная мать, если все дело в этом.
Что же касается другого, то можно позавидовать мужчине, который станет ее мужем. Это ясно как день.
На кухне зазвонил телефон. Самое время для Люка Пауэлла. Так оно и оказалось.
Люк с места в карьер стал излагать новости Бюро.
— Мы проверили добрую часть из твоего списка. У Марка Кокса были кое-какие грешки и один арест за хранение наркотиков. Прошло больше трех лет. А как он связан с Миган?
— Да вроде никак. Он у нее в доме делает ремонт, вот я на всякий случай решил о нем узнать.
— Ну так вычеркни его из своего списка. Что же касается остальных, то ничего, кроме превышения скорости да пары детских краж в супермаркете, ни на кого нет.
— С чего бы ты в таком случае работал в воскресный вечер? Или что-нибудь все же есть?
— Да нет. Бет уехала к старикам, и дома никого. Да и погода гнусная, только и остается, что сидеть на работе, вот я и прикатил сюда.
— Здесь тоже паршиво. С утра зарядил дождь, но все равно спасибо, даже если ничего не проклюнулось.
— Ну не все впустую. Мне звонили из лаборатории, там проверяют материалы по взрыву.
Новые данные. Барт молил Бога, чтобы химики дали какой-то определенный ответ, что выявило бы связь взрыва с Миган или хотя бы дало ниточку к тому, кто за этим стоит.
— Держи меня в курсе.
Глава 13
Барт положил трубку и пошел искать Миган. Им вдруг овладело недоброе предчувствие. Он взмолился про себя, чтобы все обошлось, но все двери издевательски хлопали, открывая пустые комнаты.
Миган он нашел в общей семейной гостиной. Она перелистывала иллюстрированный журнал. Она посмотрела на него, и сердце у него кольнуло. Она, видно, успела принять душ. Влажные волосы только оттеняли на красивом лице следы забот и переживаний последних дней. Под глазами обозначились тени, уголки рта грустно опущены вниз.
— Не пора ли похлебать супу у огонька, — сказала Миган, не отводя глаз от потрескивающих поленьев.
— Неплохая мысль, — поддержал ее Барт, встав спиной к огню, чтобы согреться. — Я сейчас сделаю.
— Он уже закипает. Ты же знаешь, я долго без еды не могу.
— Ясно. Ты ешь за двоих.
— И собираюсь сполна воспользоваться этим поводом.
Миган уютно свернулась на диване, прикрыв ноги пледом. Она немного отошла и даже улыбалась. Барт сунул руки в карманы джинсов и не отходил от камина.
— Мне только что начальство звонило.
— В воскресный вечер? Плохие новости?
— И да и нет. Я говорил тебе, что фэбээровская лаборатория исследует кое-какие материалы с места взрыва.
Миган прищурилась и сжала губы.
— Нашли чего-нибудь?
— В отчете нет окончательного вывода.
— Надо понимать, что все чистая случайность, как об этом говорили местные власти?
— Не совсем. Просто если это и бомба, то все было тщательно спланировано, чтобы не оставить следов.
— Я даже рада, что все так неопределенно. Мне легче смириться с мыслью, что Джеки погибла в результате несчастного случая, чем продуманного взрыва. Кроме того, если Джошуа Карауэй стоит за этим взрывом, покушения на мою жизнь явно не его рук дело. К тому моменту он уже угодил за решетку, так что, даже если будет доказано, что это работа умного подрывника, это не выведет нас на убийцу.
Лучше бы мне на этом и остановиться, подумал Барт. Но он не мог. Слишком много было поставлено на карту, и, хотя то, что он собирается сказать, расстроит Миган, он не вправе промолчать.
— Я пока не готов сбросить со счетов возможную связь между взрывом и покушениями на тебя.
— Я и сама об этом все время думаю, Барт. Хотя доказательств нет. Но, похоже, и твой начальник думает так же, иначе он давно бы уже свернул операцию.
Он выдержал ее взгляд, понимая, что она ждет точного и ясного ответа, но ему нечего было сказать ей. Раскрытие преступлений не похоже на бизнес, где все можно решить мозговой атакой. Здесь нет поставленных пределов, политики компании и переговоров с профсоюзами. Здесь иногда дело решают интуиция и догадки, а не голые факты.
— Что ты еще хочешь от меня, Барт? Я тебе уже всю свою жизнь рассказала.
— Мне надо побольше узнать о Джеки.
— Она была замечательнейшим человеком, таких, как она, днем с огнем не сыщешь. Все, кто ее знал, искренне восхищались ею. И не только за ее душевные качества, но и за то мужество, с каким она справлялась со своим диабетом. У нее не было врагов.
— Ты говорила, что вы с ней последние годы почти не общались. Могло ведь что-то произойти, чего ты не знала.
— Когда я согласилась на ребенка, мы с ней раз в неделю говорили по телефону.
— Но годы до этого, до Бена. Не говорила ли она тебе о каком-нибудь возлюбленном, который мог иметь на нее зуб из-за Бена?
— Они были женаты три года. Кто может так долго таить зло?
— Вот здесь ты ошибаешься. — Знала бы она о темных тайниках душевно больных мужчин и женщин, которые годами взращивают в себе злобу и зависть, пока в один прекрасный не совершают такое, что нелегко описать человеческими словами.
Ему доводилось это видеть. Хотя в других случаях время действительно лечит и большинство людей выходят из сложнейших ситуаций целыми и невредимыми. Они восстанавливают душевное здоровье и обзаводятся семьями.
Он и сам прошел через это. А вот сейчас, кажется, опять влюбился в женщину, которая боится привязанности даже больше, чем он. Боится настолько, что готова наступить себе на горло и отказаться от ребенка.
— А какое-нибудь увлечение? — продолжил он. — Джеки не упоминала о ком-нибудь, может на работе, с кем у нее мог быть роман? Она рассказала бы тебе, если бы у нее возникло что-нибудь подобное?
Миган спустила ноги на пол и нащупала тапочки.
— Она влюбилась в Бена чуть ли не с первого взгляда. Она только о нем и говорила. О нем и ораве детей, которых хотела бы завести с ним. А в результате ей так и не пришлось узнать счастье материнства.
— А родственники у нее есть?
— Никого, насколько я знаю. Если и есть, то очень дальние, потому что на похоронах никого не было. И уж никого, кто бы предложил взять ребенка, когда он родится.
Миган права. С Джеки и ее ребенком все так трудно увязать, но что-то не позволяло ему отказаться от этой идеи, хотя это вполне объяснимо. Ведь тогда у него в руках вообще ничего не будет.
Если же Джеки была целью взрыва, тогда тот, кто спланировал убийство, мог узнать о ребенке так же, как узнал он сам. Случайно оброненная соседкой фраза. Взлом кабинета врача Джеки, замаскированный под хищение наркотических лекарств, чтобы замести следы.
Но не исключено, что все это просто цепь совпадений и он здесь только волею странной игры случая.
Схватив кочергу, Барт выместил свое раздражение на поленьях в камине, яростно ворочая их, пока языки пламени не устремились в дымоход. Ответы где-то здесь. Надо их только найти. И быстрее.
Прежде чем убийца нанесет очередной удар.
Он обещал Миган безопасность, но все складывается в пользу маньяка.
19 декабря
В понедельник дождь прекратился, но облачность и холод остались. Миган жаловалась, что у нее болит спина. Хорошо, что на следующий день она должна посетить врача.
Даже за тот краткий период, что Барт жил в ее доме, он мог заметить, что уставать она стала быстрее, хотя силе ее духа могла бы позавидовать любая женщина. Сегодня утром она по телефону диктовала секретарше деловые письма, а сейчас стучала на машинке.
Он вышагивал по дому, уклоняясь от Фенелды Шелби, методично двигающейся из комнаты в комнату с тряпкой и корзинкой со всякой химией в руках. Марк работал снаружи; менял ветхие доски под карнизом, перед тем как начать красить дом. Словом, кругом стоял шум и гам: вой пылесоса в доме, непрерывный грохот молотка с улицы и стук клавишей пишущей машинки наверху.
Барт завидовал Миган, Фенелде и Марку. Все при деле. А он барахтается в тине, увязая в ней все глубже и глубже, и никак не может достать дна. Две женщины, которых соединяет дружба и ребенок. Одна мертва. Вторая чудом избегла смерти в трех покушениях на ее жизнь за какие-то две недели.
Но мотив. Мотив? Наследство? Но наследовать больше некому. Финансовые махинации? Никаких дел не было. Любовь втроем? Нет. Старая обида? Ничего подобного.
Но должен же быть мотив! Либо он ухватился за ложную версию, либо кто-то ловко подтасовывает факты. Кто-то знает нечто, но не рассказывает об этом или сознательно вводит в заблуждение.
Он пошел на кухню, налил себе чашку кофе и отправился в семейную гостиную, где Фенелда полировала мебель и перетирала бокалы.
— Вы просто ас, миссис Фенелда. Я думал, такую домину надо убирать неделю, а вы за пару часов навели здесь порядок — закачаешься.
— Милый мой, знали бы вы, сколько домов убираю я в Ориндж-Бич. А что делать? Не побегаешь, не поешь. Правда, в эти новые многоквартирные дома я не хожу. С этими курортниками, что наезжают сюда, вечная нервотрепка. То ли дело семьи, постоянно живущие в своих домах. Хотя и здесь дом дому рознь. Миссис Ланкастер была редкостным в этом отношении человеком. Работать у нее было одно удовольствие. У Миган даже еще лучше. Вообще-то она так долго никогда здесь не задерживалась.
— Насколько я понимаю, вы уроженка этих мест.
— Мы с мужем перебрались в Ориндж-Бич, когда Лерою стукнуло четыре годика, — говорила она, протирая кофейный столик. — А сейчас ему все двадцать восемь. Здесь за это время многое изменилось. Взять эти высотки. Вот уж воистину растут как грибы после дождя. А те, что жили в развалюхах у самого берега, из бедняков превратились в богатеев, в общем из грязи в князи.
— Значит, и Джеки Брюстер вы знали?
— А то как же. Правда, я ее знавала еще как Джеки Селлерс. Я так расстроилась, когда узнала о ее гибели. Знать бы, где упадешь… Можно только Бога благодарить, что ее родители не дожили до этого. Она для матери была свет в окошке, та только о ней и говорила.
— Я слышал, что они были близки.
— Не то слово. Я их всех знала, всех Селлерсов. Отец Джеки был славным малым, само спокойствие. А красавчик каких мало! Наверное, Джейнел потому-то с него глаз и не спускала. Джейнел тоже была славной, но характер у нее был тот еще. Не дай Бог, если на кого взъестся.
— Джейнел Селлерс и ее муж были единственными детьми у своих родителей, так ведь?
— С чего вы взяли?
— Миган сказала, что на похоронах Джеки родственников не было. Так не бывает. Всегда найдутся дяди, тети, двоюродные братья и сестры, кто-то близкий. Чтобы никого на похоронах…
— Про Джейнел не скажу, не знаю. Она из какого-то маленького городишки, кажется из Огайо. А у Лейна Селлерса семья была, это точно, по крайней мере свояченица и племянник, стало быть, был где-то и брат, хотя лично я его ни разу не видела. А вот свояченица жила здесь неподалеку, в Канал-роуд. Правда, они давным-давно куда-то переехали. Я и имен-то их не помню. Лейн вырос здесь, в Ориндж-Бич. Он здесь всех сызмальства знал.
— Я слышал, его растил отец.
— Я такого не слыхала, но похоже на правду. Насколько я помню, у Джейнел был зуб на свекра. Что там произошло, не знаю, но она его на порог не пускала.
— А что стряслось, она не говорила?
— Говорила, что он подлый предатель, но ничего больше. Я так полагаю, он в чем-то стал на сторону ее мужа против нее, только это же было давно, еще до моего приезда сюда. Я тогда еще и в домах не убиралась. Я это только урывками слышала. Она это время от времени высказывала, а когда Джейнел Селлерс что-то возьмет в голову, она кого хочешь убедит. Нет, не дай Бог, если она на кого взъестся. Врагу не пожелала бы.
Фенелда перемыла косточки уйме народа, о многих она знала только понаслышке, но, сколько Барт ни вслушивался, ниточки, за которую можно было бы ухватиться, не было. Он извинился и вышел из комнаты. День был пасмурный, но смотреть на набегающие волны было приятно. Это действовало успокоительно. Найти бы хоть какую зацепку, чтобы было с чего начать, думал он. Хоть слабый намек.
Миган быстро строчила что-то в тетради. Она лихорадочно работала с самого утра, как только встала, и не разгибалась до сих пор, отгоняя мысли о том, что никакой работой не спастись от овладевшего ею страха. Никакие финансовые отчеты не помогут ей забыться.
Она очень устала. Пальцы сводило, мысли путались, и она постепенно погружалась в омут тревоги, из которого пыталась выбраться. В голове толпились образы: вот она качает красивую малышку, кормит ее грудью, одевает. То грудной младенец вдруг становился большим, и она гуляет с ним за руку по берегу; они шлепают по холодной воде босиком и собирают блестящие ракушки.
В ней росла боль, от которой больше нельзя было отмахиваться. Но как оставить ребенка, который растет в ней?
Работа для нее все, больше у нее, не считая «Пеликаньего насеста», ничего в жизни нет. На работе ее ценят, она чувствует себя нужной там. Но работа съедала все время. Ей без конца приходилось летать по всему миру. Что она может предложить ребенку? Из нее выйдет такая же горе-мамаша, как и из ее собственной матери.