— Я вижу, малышка, орудовать на кухне для нас суровое испытание.

Пока подходило молоко, она тщательно смешивала какао, сахарный песок, ваниль и ложку молока до получения однородной массы, а сама думала о мамином звонке. Забавно, но раньше мысль о сходстве матери и Джона ей как-то в голову не приходила. А сегодня, слыша ее рассуждения о ребенке, она вдруг отчетливо это поняла. И подумать только, они чуть не поженились.

Миган попыталась отогнать докучливые мысли. Сегодня она решила взять тайм-аут и не забивать голову мыслями о родственниках, убийцах и еще не родившихся сиротах. Сегодня они украшают елку.

Она посмотрела в окно. Солнце склонялось к горизонту, окрашивая края облаков в желтые и оранжевые оттенки. Дом наполнял голос Бинга Кросби, певшего «Белое Рождество». Голова чуть кружилась от терпкой смеси жареной кукурузы, какао и еловой смолы. А перед глазами маячила крепкая фигура агента ФБР, развешивавшего фонарики на Рождественскую елку.

Вся сцена казалось нереальной и в то же время настолько реальной, что хотелось, чтоб она запечатлелась навсегда.

Друзья позеленели бы от зависти, если бы увидели его сейчас, подумал Барт, обходя елку и закрепляя провода с лампочками. Рождественская елка в необъятном доме на берегу Мексиканского залива. Об этом можно было только мечтать. А если еще добавить к этой пасторали женщину, столь красивую и умную, что голова кружится и хочется залезть в постель, а там будь что будет…

Этот Джон последний осел. Упустить такую женщину. Да таких днем с огнем не сыщешь. Он, конечно, не эксперт по части женщин. Он так никогда и не мог понять, что им надо от мужчин, о чем свидетельствовал его неудачный брак.

Он посмотрел на вернувшуюся Миган.

— Вот это жизнь. Красивая женщина входит с едой. Только это не для моего начальника. А то он не заплатит мне.

— Лично я ему не скажу, если, конечно, ты не сбежишь, не доделав елку.

— Самое трудное позади. — Он отшвырнул носком ботинка пустую коробку из-под гирлянды лампочек и включил штепсель в розетку. Сотня разноцветных огоньков замигала по всей елке. — Ну как? Инспектор по елкам принимает работу?

— Красиво.

— Все лампочки на месте?

— Вполне. — Она опустила глаза и погладила живот. — Что ты говоришь, малышка? Хочешь выглянуть и посмотреть? Прекрасно. Подожди до Рождества, и будешь с нами. Только не вылезай сегодня.

Барт взял чашку с какао, не отрывая глаз от Миган. Он не знал, чем был вызван этот звонок по телефону, но, насколько он понял, мать беспокоится, как бы Миган не оставила ребенка, поскольку подруга ее погибла и некому позаботиться о младенце.

Он слышал, как Миган сказала, что не собирается оставлять ребенка, но у него были серьезные сомнения на сей счет. Женщина, которая разговаривает с еще не родившимся ребенком, едва ли так просто расстанется с ним, когда он появится на свет Божий.

Впрочем, это не его ума дело. Его забота — сохранить ей жизнь.

— Какой у тебя был лучший подарок на Рождество? — спросила вдруг Миган, вешая на ветку блестящий красный шарик.

— Надо подумать, — ответил он. — Пожалуй, велосипед, который мне подарили, когда мне было шесть лет. Я был в таком неописуемом восторге, что стал кататься на нем по снегу. А у тебя?

— Кукла. Мне было четыре годика. Она где-то здесь в доме, наверное в одной из коробок в куполе. Я просила маму подарить мне сестренку, но она решила отделаться куклой.

Барт стал тоже вешать игрушки. Он вешал их повыше, чтобы ей не тянуться.

— А какой лучший подарок сделала ты?

— В смысле? Самый дорогой или самый восхитительный?

— Который был тебе дороже всего.

— Надо подумать. — Миган взяла горсть жареной воздушной кукурузы и очередную игрушку. — Пожалуй, это был первый год в колледже. Я нарисовала «Пеликаний насест» и написала стихотворение про бабушку. И все это подарила ей на Рождество. Она прочитала стихотворение, расплакалась и сказала, что это лучший Рождественский подарок в ее жизни. Мы обе расплакались. Картина висит в коридоре.

— Это твоя? Потрясающе. А я думал, что это работа профессионального художника.

— Потому я и настояла, чтобы ее повесили в коридоре, а не над камином, как она хотела. При ярком свете рука любителя виднее. А ты? Какой ты подарил лучший подарок?

— По сравнению с твоим, мой совсем ерундовый.

— Давай, давай. Говори. Твоя очередь.

— Это кукольный домик, который я сделал своей сестренке. Папа помогал пилить и дал свои инструменты, но большую часть работы я сделал сам. Мама дала мне лоскутки от коврика, чтобы я украсил пол, и кусочки обоев для стен. Домик вышел на славу, говорю без лишней скромности.

— Сколько тебе было лет?

— Двенадцать. Это было мое скаутское задание, и все ребята надо мной потешались, но получилось здорово. Сестренка была в восторге. Мама говорила, что она играла с домиком чуть ли не до своего первого свидания.

— Она намного младше тебя?

— На шесть лет, но между нами еще двое братьев.

— Постой, постой. — Она отошла от дерева с елочной игрушкой в руке. — Это ты о семье Барта Кромвеля или о своей настоящей семье?

Черт побери, как это у него сорвалось с языка. Можно подумать, он на свидании, а не на задании. Надо выкручиваться. Но врать ему не хотелось.

— О настоящей.

Она улыбнулась, и от этой улыбки померкло сияние елочных лампочек.

— В такой большой семье было весело, да?

— По большей части. Вообще-то мы и грызлись, ну как полагается, но мы и сейчас очень близки. А когда собираемся вместе, можно всех святых выносить, вой стоит, будто это целая волчья стая. А собираемся мы на Четвертое июля и Новый год.

— Не на Рождество?

— Нет. Я, если могу, приезжаю, но остальные нет. У всех семьи и родственники, а один из братьев детский врач, так тот вечно на вызовах. Так что мы еще раз празднуем Рождество на Новый год.

— А как мама? Каково ей принять всю ораву?

— Да ты смеешься, что ли? Она целый год ждет этого дня. Сейчас, когда у нее еще шестеро внучат, она их совсем разбаловала. Посмотрела бы на эту картину, когда вся банда открывает игрушки. Как дом цел, не понимаю.

— Счастливые внуки. Как замечательно, когда есть где получить любовь и веселье.

Она замолчала, прислушиваясь к очередной рождественской песенке. Барт вторил пластинке, а она ему, и так они развлекались, пока не закончили украшать елку.

Постороннему сцена показалась бы идиллической, но посторонний взгляд не заметил бы, с каким напряжением мужчина пытался не выдать своих чувств и не показать, как влечет его к себе эта женщина. Оно и неудивительно, ведь мужчина здесь был по заданию: он должен был охранять женщину, и только.

— Ну как, не пора ли сажать на макушку ангелочка? — спросил он.

Его рука соприкоснулась с ее рукой, когда она передавала ему елочное украшение, и его пронзило острое желание. Он от неожиданности затаил дыхание и отступил на шаг, стараясь ничем не выдать своего потрясения.

Это черт знает что такое. С ним такого еще не случалось, хотя ему не впервые приходится охранять женщину. Это же глупо и опасно. Если и дальше так будет продолжаться, придется ему передать задание другому агенту.

Но он знал, что ни за что не сделает этого. До тех пор пока Джошуа Карауэй на свободе, он будет здесь, чтобы Мясник не сделал с Миган того, что сделал с Джеки и Беном Брюстерами.

Он прикрепил хрупкую куклу в белых кружевах на верхушку и проверил, хорошо ли она держится. Закончив, отступил полюбоваться делом рук своих.

Миган подошла к нему, взяла его за руку и посмотрела на него своими большими темными глазами.

— Неплохо, — прошептала она. — Из нас получилась неплохая команда.

Он сжал губы, понимая, что она не сказала бы этого, если бы узнала о чувствах, обуревавших его совсем недавно. Он и сейчас еще не совсем пришел в себя.

— Закат мы уже пропустили. Но по берегу прогуляться все равно стоит. Сегодня полнолуние.

Гулять при луне в том состоянии, в каком он сейчас, далеко не лучшая идея, как если бы перед голодающим поставили целый стол яств и позволили только любоваться ими.

— Не поздно ли?

— Ты хочешь сказать, что рискованно гулять в темноте, когда убийца разгуливает на воле?

— Вот именно. Я хочу пройти в душ, если у тебя нет желания еще что-нибудь украсить.

— Иди. А я посижу еще немного и полюбуюсь елкой.

— Позвони-ка ты Пенни и скажи, что мы приедем на ее вечеринку.

— Это необязательно.

— Я думаю иначе. У меня есть свои соображения по этому поводу.

— Что еще за соображения?

— Рождество доставляет тебе удовольствие. Я ни разу не видел, чтобы ты так радовалась, как сегодня. А кроме того, мы должны подтвердить версию, что я твой возлюбленный, а не нечто другое.

— Чтобы выманить Джошуа Карауэя из его норы?

— Если он решит, что мы приехали в Ориндж-Бич, чтобы охотиться на него, он будет гораздо осторожнее, чем если бы никакой опасности не чувствовал. Это ж ясно как дважды два. Мы арестуем его, только если поймаем.

— Что ж, значит, едем на вечеринку, любовничек.

— Следи за словами. Я завожусь, когда женщина говорит гадости. Это меня возбуждает.

Что правда, то правда. Потому он и поторопился уйти подальше от мигающих елочных огоньков и от этого наваждения, которое он пытался загнать глубоко внутрь и не дать выйти на свет Божий. Холодный душ — лучший способ загасить этот пожар. А если не поможет, придется полистать захваченные им с собой фотографии с кровавыми деяниями из досье Джошуа Карауэя.

Миган медленно поднималась по лестнице, пытаясь разобраться с нахлынувшими на нее мыслями. Два часа она по-настоящему отдыхала душой, украшая вместе с Бартом елку, но это не могло стереть боль и страх, которые стали частью ее существования.

Страх не за себя, а за ребенка, которого человек по прозвищу Мясник решил уничтожить. Только он не зарезал Джеки и Бена. Он подстроил взрыв, который разнес их дом вместе с ними. При мысли об этом ей стало не по себе, и она вцепилась в перила.

И в ту ночь он не резал ее. Он хотел утопить ее и держал под водой, чтобы ее легкие наполнились морской водой и разорвались. Не появись вовремя Барт, быть бы ей утопленницей. Вместе с ребенком.

Малышка. Она растет в ней. Когда в ответ на просьбу Джеки она согласилась, могла ли она знать, как все повернется? Разве могла она представить, что еще не родившийся ребенок займет место в ее сердце? Откуда ей было знать, что за девять месяцев она так сживется с будущим ребенком, что он станет частью ее существа и она будет с нетерпением ждать того дня, когда сможет взять его на руки?

Это ребенок Джеки и Бена, и, если бы все было в порядке, она родила бы малышку и отдала ее в руки настоящих родителей, даже не рассказав им, сколько она натерпелась. Но их нет, и мысль о том, что она ничего не будет знать о судьбе своего ребенка и никогда не увидит его, терзала ей душу. Только выбора нет. Она должна отдать ребенка ради его же блага.

Миган вошла в свою комнату, направилась к раздвижной двери-окну и открыла балкон. Легкий ветерок с залива распушил ее волосы и охладил лицо. Луна уже взошла, и свет ее бежал серебристой дорожкой по водной глади.

Она вышла на балкон. Пляж был пустынный и тихий. Какая тишина. Она сдел ала глоток свежего воздуха и тихо выдохнула. Зашевелился ребенок и стукнул ее ножкой, отчего Миган одной рукой схватилась за живот, другой за перила и навалилась на них всей тяжестью.

Перила хрустнули и обвалились. С высоты третьего этажа она увидела землю внизу. Над пляжем разнесся одинокий крик.

Глава 8

Барт смыл остатки крема для бритья и вытерся полотенцем. После душа он почувствовал себя лучше. Мысли его снова были заняты заданием, а не женщиной. Надо, чтобы голова была ясной. Все пройдет.

Джошуа Карауэя пора схватить и засадить обратно за решетку. Это не Новый Орлеан или Сент-Луис, где легко изменить внешность и затеряться в людской массе. Это крошечный городишко, тем более сейчас, в мертвый сезон.

Он выдавил немного крема на ладонь и похлопал ею себя по щекам. Затем, обмотавшись полотенцем, вышел из ванной в комнату для гостей.

Он только успел снять брюки с вешалки, как услышал крик. Пронзительный, испуганный. Машинально схватив пистолет, он ринулся по коридору.

Дверь в комнату Миган была распахнута. Он вбежал и тут же остановился как вкопанный с бешено бьющимся сердцем. Целая секция балконных перил повисла в воздухе и болталась над землей.

Он заставил себя сдвинуться с места и выскочить на балкон. Он увидел Миган, и кровь ударила ему в голову, так что он чуть не лишился сил. Она висела вниз головой в пустом пролете, ухватившись за столбик.

Он рванулся и схватил ее обеими руками и так держал, пока не восстановилось дыхание. Затем заговорил:

— Как ты? В порядке?

— Отделалась испугом.

— Что случилось?

— Я вышла глотнуть свежего воздуха. Ребенок ударил ножкой, и я схватилась за перила и навалилась на них, а они отъехали. Я думала, что вылечу с ними, но успела схватиться за столбик и удержалась.

— Слава Богу. А я увидел пустоту и… — Он замолчал. Голос у него дрогнул, и это никак не вязалось с образом крутого агента ФБР. — Тебе надо прилечь.

— Сколько ни езжу сюда в «Пеликаний насест», не припомню, чтобы перила ломались. Я сама виновата. Так запустить дом! Сегодня же позвоню Фенелде, пусть найдет плотника, чтобы тот осмотрел весь дом сверху донизу.

Запущен или умышленно приведен в такое состояние? — подумал Барт. Он отвел ее к кровати.

— Ложись и отдохни. Я посмотрю, что там с перилами.

Она не протестовала, хотя, как он заметил, находилась в лучшем состоянии, чем он.

Он направился к балкону и остановился.

— Ты уверена, что все нормально? Я про ребенка.

— Вроде да. Везучая же я. Умудрилась не утонуть и не свалиться с балкона. И все это меньше чем за неделю.

Он вышел на балкон, думая о том, что Миган была на волосок от гибели. Дрянной из него телохранитель.

— Осторожней, Барт. Я бы не хотела лишиться телохранителя.

Барт опустился на колени и стал осматривать место, где отскочили перила. Он оглянулся и увидел, что Миган стоит в дверях и смотрит на него.

— Моя бабушка очень бы огорчилась, если бы узнала, как я запустила «Пеликаний насест».

— Здесь дело не в том, что ты запустила дом, Миган. Перила подпилены в месте крепления и только приставлены, чтобы отлетели при первом же случае, когда на них обопрутся.

— Но кому было нужно… — Она остановилась, не договорив. — Мясник? Да?

— Я так думаю.

— Но когда? Когда он мог это сделать? Я сама решила ехать сюда за день до отъезда. — Она прижала ладони к щекам. — А впрочем… Я знаю когда. На второй день моего пребывания я вернулась после обеда и сразу поняла, что здесь кто-то побывал. А потом нашла корзинку с булочками на стойке и решила, что кто-то из бабушкиных друзей приветствует меня.

— Булочки? Странно. Карауэй научился новым трюкам в тюрьме.

— Разве маньяки не действуют по однажды выработанной схеме?

— Не всегда, но по их прошлым преступлениям можно с той или иной долей вероятности предсказать, что они сделают. Правда, это касается серийных убийц, а не профессиональных киллеров. Эти действуют умно, быстро и не оставляют следов. Карауэй — убийца с садистскими наклонностями. До ареста и приговора он устраивал настоящие бойни.

Миган обхватила себя руками.

— Почему же он так изменил линию поведения?

— Десять лет в тюрьме. Думаю, он целые дни замышлял побег и месть Бену.

— Но он же не мог знать обо мне и ребенке, пока не переговорил с соседкой Джеки. К тому же он в бегах. Зачем ему так рисковать? Забираться в дом и подпиливать перила? Его же могли увидеть.

— Ты хочешь лишить меня заработка?

— Я просто пытаюсь понять.

— Я бы должен сказать тебе, чтобы ты ни о чем не беспокоилась и полностью доверилась мне, но, сама видишь, я оказался не на высоте.

— Это неправда. Я обязана тебе жизнью.

Зазвонил телефон. Миган пошла взять трубку. Поняв, что это Джон, Барт вышел из комнаты. Он не знал, какие у них отношения, но не сомневался, что после звонка матери шансы Джона стали совсем ничтожными.

14 декабря

Миган стояла у входной двери и рассматривала человека, которого порекомендовала Фенелда Шелби. Парень смотрелся как секс-символ с обложки глянцевого журнала. Ему было где-то около тридцати, может чуть больше. У него были длинные, немного запущенные светлые волосы и ровный образцово-показательный загар. На вид эдакий херувим в мужском обличье. Даже сумка с инструментами, висевшая на плече, гляделась как на показе мод.

Он представился через дверь:

— Марк Кокс. Миссис Шелби сказала, что вам надо починить перила на балконе.

— Да. И надо проверить все перила и балюстраду вокруг купола.

— Будет сделано. Следовало бы покрасить дом. Краска здорово пооблезла.

— В самом деле красили давно. Поставьте в счет осмотр, а я решу потом.

— Будет сделано. Где этот балкон? Я с него начну. В вашем положении падать не с руки. — Он посмотрел на ее живот и отвел глаза, словно вид живота смутил его.

Барт сбежал по лестнице к концу разговора.

— Балкон наверху. Я провожу, — сказал он и быстрым шагом двинулся вверх по лестнице.

Марк пошел за ним следом, стараясь не отставать.

— Вы тоже здесь живете?

— Я в гостях. Я хотел сам починить. Надо было отпилить кусок в том месте, где перила сломались, да оказалось, что здесь нет инструментов. А без них… — Звук его голоса заглох на третьем этаже.

Миган стояла и размышляла, как легко можно нести любую ахинею, если ты тайный агент ФБР. Или действительно у них цель оправдывает средства?

Можно скрыть все данные о преступлении, и ни одна душа не узнает, что на самом деле происходит в «Пеликаньем насесте». Можно изображать любовника незамужней беременной женщины, переваливающейся как бегемот. Даже украшать елку и восторженно распевать рождественские песенки. Он как-то сказал ей, что все, за что берется, делает хорошо. И это лучшее высказывание года. Он просто ужасен.

Однако, даже зная, что все, что он говорит, входит в его роль, она не могла отрицать, что он невероятно привлекателен во всем — в том, как ходит, говорит, улыбается. Как вьются его волосы после душа. Как прыгает он через ступеньку, будто ему десять лет и его ждут приятели гонять в футбол. Как самозабвенно отдается он волне. Даже в том, как страстно желает покарать Мясника за его преступление.

И все это игра, маскарад, разыгрываемый ФБР. Барт Кромвель существует только в данный момент.

А вот Джошуа Карауэй, судя по всему, вечен.