Лора Вайс

Я не хочу!

Глава 1

Алиса

Странно день начался, тяжело. Чувство тревоги не покидает, словно вот-вот должно что-то произойти. Хотя, сегодня я еду подавать документы в институт. Может, в этом причина? С другой стороны, из-за чего волноваться? Это же всего лишь документы, а результаты моего поступления или не поступления будут известны позже. Так, надо в душ…

Проходя мимо комода, по привычке остановилась и застыла взглядом на маминой фотографии. Ее не стало два года назад, но я до сих пор не смирилась. Ни с ее продолжительной болезнью, ни со смертью. Да, я уже не ребенок, однако плакать продолжаю, особенно по ночам. И каждый раз переживаю, что Влад увидит мое опухшее лицо, начнет допытываться, в чем дело, кто-то обидел или что-то болит. И ведь не успокоится, пока не получит ответы. Фанатик какой-то, ей богу. После смерти мамы он как с цепи сорвался, стал опекать так, как никогда не опекал. Конечно, потеря жены не могла не сказаться и на нем, возможно, в этом дело, все-таки остаться один на один с подростком — это непросто. А я устраивала концерты. Во-первых, была убита горем, во-вторых, почему-то винила его. Только отчим не виноват, но мне казалось, что виноват, причем только он один. Даже пару раз из дома сбегала. Правда, он находил. Он всегда меня находит, где бы я ни была. С его-то связями неудивительно. Что уж, мой отчим мужик крутой.

Владислав Анатольевич Венес, некогда подполковник следственного комитета, а ныне владелец компании «Багратион», занимающейся разработкой систем безопасности для государственных структур. С ним лучше не связываться. Но мне он прощает, в принципе, всё. Хотя, уже года полтора проблем я не создаю. Да, миновав сложный период, я успокоилась, стала такой, как когда-то — послушной, прилежной, увлеченной музыкой домашней девочкой.

После душа быстренько нацепила на себя джинсы с толстовкой, схватила сумку, куда побросала что надо и не надо, а вот документы сложила аккуратно. Моя сумка порою напоминает черную дыру, в нее удивительным образом помещается всё и еще чуть-чуть места остается. И мне бы уже поторопиться.

Вниз спускаюсь по широкой мраморной лестнице. Честно, по сей день ощущаю себя здесь как в музее. Особняк Влада, куда, собственно, мы с мамой и переехали сразу после того, как она с ним расписалась, напоминает реально или музей, или галерею. Огромные пространства, мраморные полы, колонны, лестницы, множество картин на стенах, люстры нереальных размеров, которые отчим лично покупал в Гусь-Хрустальном за какие-то бешеные деньги. В общем-то, здесь все стоит бешеных денег. Он любит роскошь, причем такую аутентичную роскошь, как сам рассказывал, многие идеи для отделки брал не из каких-нибудь модных каталогов, а с картин художников, писавших царских особ. Многое в итоге покупал на аукционах, что-то у частных коллекционеров. Но главная его слабость — сами картины. В доме почти не осталось пустых стен.

А вот то, что я обнаруживаю в кухне, меня особенно расстраивает, да и тревога резко усиливается. На спинке стула висит его пиджак. Значит, отчим еще дома и позавтракать в одиночестве не удастся. Мне нравится есть один на один со своими мыслями, а в компании с ним сразу становится дискомфортно. Его этот режим гипер-опеки начал откровенно напрягать, даже пугать.

–

— Доброе утро, Лидия Петровна, — улыбнулась нашему повару и просто очень хорошей женщине лет шестидесяти.

— Доброе, Алисочка. Проходи, садись. Сейчас налью тебе свежего кофейку, ой, — сразу осеклась. Ведь Влад не любит все эти уменьшительно-ласкательные производные, — кофе.

И только я опустилась на стул, только Лидия Петровна подошла ко мне с кофейником в руках, как в кухню пожаловал отчим. Папой я его никогда не называла, да и глупо это было бы. В конце концов, с пеленок он меня не растил, мама с ним познакомилась буквально через месяц после того, как мне исполнилось тринадцать. А он никогда и не просил, чтобы я его называла папой, нас всех устраивало просто Влад и просто Алиса.

— Алиса, доброе утро! — точно отсалютовал. Голос у него командный, зычный, плюс еще эхо, ну и результат — висок пронзила острая боль.

— Доброе утро, — нехотя улыбнулась. И заметила какое-то беспокойство в его взгляде, какой-то нездоровый блеск. Что это с ним? Обычно ярко-серые глаза чисты и прозрачны, обычно в них смотришь, словно в замерзшее мелководье реки, где просматривается каждый камешек. — Почему дома? Что-то случилось?

— Да, кое-что случилось, — садится напротив меня, дожидается, когда Лидия Петровна нальет кофе, затем жестом указывает ей на дверь, — оставь нас, пожалуйста.

А вот это совсем плохо. Если Влад ведет себя так, значит, мои колени сейчас трясутся не зря. Не дай бог скажет, что выбранный мною ВУЗ полный отстой, и он подобрал варианты получше. Договорились ведь уже.

Когда Лидия покидает кухню, предусмотрительно закрыв за собой дверь, мы остаемся сидеть друг напротив друга в тишине, которую нарушает ритмичное тиканье настенных часов. Влад становится еще напряженнее. Черты его лица грубеют, взгляд тяжелеет, руки он сцепляет в замок и кладет их на стол. Господи, да что же такого случилось?

— Не пугай, — выдаю резко охрипшим голосом, — что произошло?

— Видишь ли, — буквально впивается в меня взглядом, будто он снова следователь, а я вдруг подозреваемая, — давно я готовился к этому разговору, но все никак не мог найти подходящего момента. То у тебя экзамены были, то выпускной, то вся эта беготня с документами. А у тебя, между прочим, скоро день рождения, — неожиданно смягчился, даже улыбнулся, — в общем, дальше тянуть уже некуда.

— Да говори уже, — не выдержала, — институт не нравится? Или что?

— Какой институт? — тут же насупился.

— Который я выбрала.

— А, нет… нет, нет. Институт хороший. И потом, я бы не стал… короче, Алиса, не перебивай.

— Ладно, — откинулась на спинку стула. — Слушаю.

— Да… — на пару минут замолчал, а потом продолжил, — когда Ира была еще в себе, она меня попросила позаботиться о тебе. Не бросать, защитить. Быть тебе опорой во всем. Что я и делал, и продолжаю делать и буду делать, — расцепил пальцы, принялся барабанить ими по столу.

А у меня уже испарина на лбу выступила, спина взмокла, ладони похолодели, боль в голове достигла опасной отметки.

Однако Влад опять замолчал, потом и вовсе встал, обошел стол и опустился передо мной на корточки, отчего еще и желудок скрутило.

— У тебя холодные руки, — коснулся их своими.

— Потому что я еще чуть-чуть и прямо тут лягу, — пробормотала кое-как.

— Поверь, мне сейчас не легче. Алиса, ты знаешь, я тебя никогда не брошу, никогда не предам, не дам в обиду и сам не обижу. Я буду с тобой, пока дышу.

— В смысле? — кажется, связь с реальностью на каком-то из его слов оборвалась.

— Когда тебе исполнится восемнадцать, мы поженимся, — и с его волевого мужественного лица испарились все эмоции, глаза стали тем самым мелководьем…

— Что? — уже просто просипела.

— Я люблю тебя, — взял за руки, сжал их, — осознал, когда не стало Иры, как бы кощунственно это ни звучало.

— Что за бред? — точно приросла к стулу. — Ты мне как отец был… тебе сорок семь.

— И что, что сорок семь? Разве я старик? — грустно усмехнулся.

Да, не старик. Его бы фигуру со статью да каждому. Как и здоровье. До сих пор пробегает по шесть километров каждое утро, вечером пропадает по два часа в спортзале. Но какого хрена?! Любит?! Замуж?! Что за беспросветная дичь? Может, я вообще сплю?

— Алис, — произнес непривычно вкрадчиво, — я понимаю, сейчас для тебя все сказанное кажется чем-то из ряда вон, мне самому так казалось… первое время. Просто, перевари эту информацию.

— Да что ее переваривать? — как очнулась от забвения. — Это невозможно! — подсочила, забежала за стул. — Это бред! Чушь! Влад, что ты вообще несешь?! Какое замужество, какая любовь?! Ты себя вообще нормально чувствуешь? — всмотрелась ему в глаза, вдруг правда, какое помутнение.

— Я полностью здоров, Алиса, — поднялся следом, — и с головой у меня все хорошо.

— Раз так, то объясни ради бога, какого хрена все это значит?

На что он поморщился, не любил сквернословия.

— Это значит то, что я сказал. Ни больше, ни меньше. Ты будешь моей женой. И даю слово, ты будешь счастлива. А сейчас мне пора. Вечером еще поговорим.

Я, молча, проследила за тем, как он взял пиджак, перебросил его через руку и направился к двери.

Способность ходить и думать ко мне вернулась только после хлопка входной двери. Но вместе со способностью пришла и паника, самая настоящая паника. Меня колотило, что аж зуб на зуб не попадал. Я не верила в то, что услышала. Мозг активно пытался стереть из памяти этот разговор, оградиться от него, абстрагироваться. Это что же получается? Моя жизнь закончилась? Как вообще такое возможно? Влад никогда не оказывал мне каких-то особенных знаков внимания. Или я просто не замечала? Он бывший следак и прятать эмоции умеет хорошо. Выходит, все то время, которое мы проводили вместе — куда-то шли или смотрели телевизор, или ели за одним столом, он меня хотел?! Само собой, я не с луны свалилась и знаю, такое случается. Отчимы пристают к падчерицам. Но Влад! Он же не такой! Он серьезный мужчина, надежный, правильный! Или я стала жертвой своих же иллюзий насчет него?