Байяр, повиснув на перилах:
— Какого трупа?
Фуко, перешагивая через ступеньки:
— Мертвой идеи!
И разражается сардоническим хохотом. Байяр шарит по карманам плаща, ищет ручку и, пытаясь не сбавлять темп, просит:
— А можно Рамбо [Во французских фамилиях, оканчивающихся на звук [о], возможны различия в написании окончания, в данном случае — Rambaud.] по буквам?
8
Комиссар заходит в книжный магазин, хочет купить книг, но дело это непривычное, и ему никак не сориентироваться среди стеллажей. Работ Реймона Пикара не найти. Похоже, продавец более или менее в теме: он на ходу сообщает, что Реймон Пикар умер, — Фуко сообщить об этом не соизволил, — но можно заказать его «Новую критику, или Новый обман» [Реймон Пикар (Raymond Picard, 1917–1975) — литератор, почетный профессор Сорбонны, специалист по творчеству Расина. «Новая критика, или Новый обман» — работа, в которой он выступает непримиримым противником «новой критики», — ответ на книгу Ролана Барта «О Расине», оперирующей формальными методами структурного анализа.]. Зато есть «Хватит декодировать!» Рене Поммье [Рене Поммье (René Pommier, р. 1933) — литератор, профессор Сорбонны, активно критиковавший Барта в своих публикациях. Книга «Хватит декодировать!» («Assez décodé!») была отмечена премией Французской академии за лучшую критическую работу.], ученика Реймона Пикара, ополчившегося против структуралистской критики (так продавец умудряется втюхать Байяру неходовое издание, от которого, впрочем, мало толку), но еще лучше — «Ролан-бартский для начинающих» Рамбо и Бюрнье [Мишель-Антуан Бюрнье (Michel-Antoine Burnier, 1942–2013) — известный французский журналист и литератор; Патрик Рамбо (Patrick Rambaud, р. 1946) — французский писатель, лауреат Гонкуровской премии и премии Французской академии за лучший роман; с 2008 г. — член Гонкуровской академии.]. Довольно тонкая книжка в зеленой обложке с фотографией сурового Барта в овальной рамке, на оранжевом фоне. Из рамки вылезает нарисованный человечек в стиле Крамба [Роберт Деннис Крамб (Robert Dennis Crumb, р. 1943) — художник-карикатурист американского происхождения, автор популярных комиксов, в том числе широко известной серии о приключениях кота Фрица.] и произносит «хи-хи!»: вид ехидный, рот до ушей, прикрыт ладошкой. Кстати, проверил: оказалось, это действительно Крамб. Но Байяру ни о чем не говорит название «Приключения кота Фрица» [Мультфильм, созданный по мотивам комиксов Роберта Крамба.] — мультика в духе шестьдесят восьмого, где вместо негров на саксофонах наяривают вороны, а главный герой — кот в водолазке, он курит косяки и трахает все, что движется, прямо в «кадиллаке» (привет Керуаку), на фоне уличных стычек и горящих мусорных баков. Впрочем, прославился Крамб манерой изображения женщин — плечистых, как грузчики, с мощными ляжками, снарядами-сиськами и задами, как у племенных кобылиц. Байяр мало знаком с эстетикой комиксов, для него картинка ни с чем не связывается. Однако книгу он покупает — и Поммье в придачу. Пикара не заказывает, поскольку мертвые авторы на этом этапе расследования его не интересуют.
Комиссар усаживается в кафе, берет кружку пива, закуривает «Житан» [«Gitanes» — популярная марка сигарет, выпускается с 1910 г.] и открывает «Ролан-бартский для начинающих». (В каком кафе? Согласитесь, чтобы передать атмосферу, важны детали. Могу представить его в баре «Ле Сорбон» напротив «Ле Шампо», тесного зальчика, где крутят авторское кино, в конце рю дез Эколь, но если честно, мне без разницы, посадите его куда хотите.) Он читает:
...Р. Б. (что на ролан-бартском означает «язык Ролана Барта») в своей архаичной форме возник двадцать пять лет назад, с выходом книги, получившей название «Нулевая степень письма». С тех пор он постепенно обособился от французского, дериватом которого отчасти является, и утвердился как самостоятельный язык с собственными грамматикой и словарным составом.
Байяр смолит сигарету, потягивает пиво, листает. В баре слышно, как официант объясняет посетителю, почему Франция погрязнет в гражданской войне, если выберут Миттерана.
...Урок первый: из разговорной речи.
1 — Как ты себя обозначаешь?
Французский: Как вас зовут?
2 — Я обозначаю себя Л.
Французский: Меня зовут Уильям.
Байяр замечает сатирический тон и понимает, что в принципе хорошо бы поймать общую волну с авторами этой пародии, но что-то его настораживает. Почему на Р. Б. «Уильям» — это «Л.»? Неясно. Долбаные мудрилы.
Официант — посетителю: «Когда к власти придут коммунисты, все толстосумы выведут свои бабки из Франции и разместят где-нибудь еще — там, где не надо платить налоги и есть гарантия, что не отберут!»
Рамбо и Бюрнье:
...3 — Какого рода стипуляция в твоем случае ограничивает, охватывает, организует, упорядочивает прагматическое, вуалируя твою экзистенцию и/или пользуясь ею?
Французский: Кто вы по профессии?
4 — (Я) выталкиваю миниатюрные коды.
Французский: Я машинистка.
Забавно, ничего не скажешь, — усмехается он про себя, но подсознательно чувствует, что по отношению к нему тут имеет место вербальный снобизм, и его это бесит. Хотя он прекрасно знает, что пишут такие книги не для него, а для всяких мудрил, высоколобых паразитов, чтобы они между собой посмеялись. Ерничать друг над другом — ах, как круто! Байяр не идиот: он, сам того не зная, уже повторяет Бурдье [Пьер Бурдье (Pierre Bourdieu, 1930–2002) — французский социолог, философ, изучавший проблему социальных иерархий; автор теории габитуса как системы установок, формирующихся в процессе социализации.].
За стойкой продолжается ликбез: «Как только все деньги перетекут в Швейцарию, зарплату платить станет нечем, начнется гражданская война. И социал-коммунисты победят!» Официант прерывается, чтобы кого-то обслужить. Байяр продолжает читать:
...5 — Мой дискурс обретает/реализует собственную текстуальность через Р. Б. в зеркальных рефракциях ((ре) — фракциях).
Французский: Я свободно говорю на ролан-бартском.
Главное Байяр просек: язык Ролана Барта хрен поймешь. Но тогда зачем тратить время на чтение? И тем более писать о Барте книгу?
...6 — Его «сублимация» (интеграция) в качестве моего кода (⊕) представляет «третичный разрыв» редупликации влечения, моего желания.
Французский: Я тоже хотел бы выучить этот язык.
7 — Не является ли Р. Б. как макрологическая система в своем роде «охраняемой зоной», формой замкнутого поля (по(ля)) по отношению к галльской интерпелляции?
Французский: Ролан-бартский не слишком сложен для француза?
8 — Бартовский стиль «опоясывает» определенный код, однако фиксируется в повторяемости/множественности.
Французский: Нет, он довольно прост. Но нужно потрудиться.
Час от часу не легче. Он даже не знает, кто его больше бесит: Барт или два эти клоуна, вздумавшие Барта пародировать. Он откладывает книгу, давит сигарету. Официант возвращается за стойку. Посетитель, держа бокал красного, спорит: «Да, но Миттеран остановит их на границе. Деньги конфискуют». Официант в ответ хмурится и недовольно ворчит: «Думаете, богатые — идиоты? Они наймут опытных челноков. Организуют каналы, чтобы сплавить наличку. Перейдут Альпы и Пиренеи, как Ганнибал! Как во время войны! Если евреев можно переправить, то капусту тем более, вам не кажется?» Похоже, посетителю так не кажется, но, видимо, ответить ему нечего, и он просто качает головой, опустошает бокал и просит еще. Официант, почувствовав себя на коне, достает початую бутылку красного: «Да-да, а вы как думали! Мне-то плевать, победят коммуняки — я свалю, подамся на заработки в Женеву. Моих бабок им не видать, еще чего, ни за что на свете, я на красных не работаю — вы еще меня плохо знаете! Я ни на кого не работаю! Я свободный человек! Как де Голль!..»
Байяр пытается вспомнить, кто такой Ганнибал, и непроизвольно замечает, что на левом мизинце официанта не хватает фаланги. Он прерывает оратора и заказывает еще пива, затем открывает книгу Рене Поммье, насчитывает семнадцать повторов слова «чушь» на четырех страницах, закрывает. Официант между тем сменил тему: «Ни одно цивилизованное общество не может обойтись без смертной казни!..» Байяр расплачивается и уходит, оставив сдачу.
Он, не глядя, минует статую Монтеня, пересекает рю дез Эколь и входит в здание Сорбонны. Комиссар понимает, что ничего не понимает в этих глупостях… ну или почти ничего. Вот бы кто-нибудь ему все растолковал — специалист, переводчик, медиатор, наставник. Препод, в общем. В Сорбонне он спрашивает, где находится кафедра семиологии. Дежурная, поджав губы, отвечает, что такой здесь нет. Во дворе он обращается к студентам в темно-синих куртках и матросских ботинках, чтобы ему показали, где можно поприсутствовать на лекции по семиологии. Большинство о таком без понятия или где-то «слышали звон». Наконец косматый недоросль, который дымит косяком под статуей Луи Пастера, сообщает, что за «сёмой» надо ехать в Венсен [Имеется в виду отделенный в 1969 г. от Сорбонны и размещавшийся тогда в Венсене, пригороде Парижа, экспериментальный центр, ставший затем университетом Париж VIII.]. Байяр не знаток университетской среды, но ему известно, что Венсен — левацкий факультет, кишащий профессиональными подзуживателями, которые не желают работать. Из любопытства он спрашивает юнца, почему тот сам туда не пошел. На парне широкий свитер с воротником по горлу, черные брюки, закатанные, словно он собрался за мидиями, и высокие фиолетовые «док мартенсы» [От Doc Martens (Dr. Martens) — ставшая культовой британская марка обуви в армейском стиле.]. Он пыхает косяком и отвечает: «Я был там до второго курса. Но входил в троцкистскую группу». Объяснение кажется ему исчерпывающим, однако вопросительный взгляд Байяра подсказывает, что это не так, и он добавляет: «Ну, в общем… возникли проблемы».
Байяр больше не допытывается. Он снова садится в свой 504-й и отправляется в Венсен. Остановившись на светофоре, комиссар замечает черный DS и думает: «Вот это авто… легенда!..»
