Карла и Николя… куда ж без них… кризис… налоги… и вот — «зверское убийство в Париже, в Десятом округе, вблизи площади Республики…».
Шарли подалась вперед и почти вплотную наклонилась к радио, стараясь разобрать слова журналиста сквозь треск помех. Репортаж занял самое большое полминуты, но, слушая, Шарли чувствовала, как кровь стынет у нее в жилах.
Брижитт зверски убита… Хуже того, перед смертью ее пытали. И произошло это в ту же самую ночь, когда Шарли с Давидом ненадолго у нее остановились…
Шарли испытывала сильнейшее чувство вины: ведь если бы они остались, ничего бы не случилось! Она была бы там и защитила Брижитт… Может быть даже, Давид сумел бы «увидеть» грозящую опасность и предупредил бы о ней…
А теперь Брижитт мертва… Убита… Кем? Из-за чего?
Шарли больше не слышала, о чем говорили в новостях, даже когда речь зашла о лотерее «Евромиллион»: «…победитель которой уже известен!» — с энтузиазмом добавил ведущий. Внезапно к горлу подступила тошнота, и Шарли едва успела распахнуть дверцу машины, чтобы извергнуть на снег недавний ужин.
От холода у нее застучали зубы. Она постаралась собраться с силами, снова захлопнула дверцу и откинулась на спинку кресла. Теперь она уже не пыталась сдержать слез, и они хлынули потоком. Ее трясло как в ознобе, но она этого почти не ощущала. Ею владело глубочайшее, беспредельное отчаяние — и от потери единственной близкой подруги, почти сестры, и от ужаса той ситуации, в которой она оказалась. К боли и страху примешивалось чувство вины из-за того, что она втянула во все это сына…
Прошло десять минут, двадцать, полчаса… Наконец она нашла в себе силы прекратить рыдания, выйти из машины и направиться к дому.
Она была уже на полпути, когда какой-то шорох за спиной заставил ее насторожиться.
…полиция умолчала о некоторых чересчур ужасных подробностях, но следователь, выступавший на пресс-конференции, явно был в шоке — он назвал это убийство «живодерским»…
Снежные хлопья чуть поредели — теперь сквозь них было видно темную громаду леса. Кроны деревьев дрожали от резких порывов ветра.
Шарли застыла на месте, глядя на эту столь привычную картину, которая вдруг показалась ей чужой и враждебной… угрожающей.
Снова какое-то движение… Совсем недалеко, на опушке…
Или просто ветер?..
В одно мгновение страх полностью завладел ею, пригвоздив к месту. Она стояла неподвижно, словно любое, самое незначительное движение могло привести к тому, что из леса прямо на нее выскочило бы…
Что?.. Кто?..
Наконец Шарли очнулась и почти бегом преодолела последние метры до крыльца. Войдя в дом, она в то же мгновение резко захлопнула за собой дверь.
Потом на цыпочках приблизилась к окну и какое-то время простояла там, пытаясь что-нибудь различить сквозь отверстия в ставнях.
Ничего.
Значит, просто показалось, успокоила она себя. А завтра будет новый день, и… все будет иначе.
Да, завтра мир заиграет совсем новыми красками.
Но… в этом мире уже не будет Брижитт. Никогда.
36
«Клик…. клик… клик…» Орели узнала тихое щелканье компьютерных клавиш. Она машинально вытянула руку в сторону и обнаружила, что рядом с ней на кровати никого нет. Чуть приподнявшись, она увидела сквозь дверной проем смежной со спальней гостиной темный силуэт, резко выделяющийся на фоне включенного монитора.
Орели взглянула на будильник: три часа ночи. Она вздохнула. Этот человек вообще когда-нибудь спит?..
Она набросила халат и, приблизившись к Тома, легонько обняла его сзади за шею. Он слегка вздрогнул, но не сделал попытки освободиться. Хотя и никак не отреагировал на нежный, почти материнский поцелуй в затылок. Орели отправилась на кухню и, взяв из холодильника пакет молока, наполнила две чашки. Затем постояла немного у окна, глядя на падающие снежные хлопья. Небольшой внутренний дворик был весь засыпан снегом, под крышами домов уже нарастали сосульки, похожие на сталактиты. Стояла непроницаемая ватная тишина. Почему-то Орели стало не по себе.
Когда она вернулась в гостиную, Тома даже не обернулся, полностью погруженный в чтение. Орели молча поставила рядом с ним чашку и, пододвинув себе стул, села рядом. По-прежнему не говоря ни слова, Тома слегка подвинулся, чтобы она могла лучше видеть экран.
Прижавшись к нему вплотную, Орели принялась читать вместе с ним, переходя от ссылки к ссылке, от сайта к сайту, от статьи к статье, — сначала со скукой, потом все с большим интересом. Дело десятилетней давности оказалось любопытным… Какое-то время оно не сходило с газетных страниц и телеэкранов, но довольно скоро от него остались лишь смутные воспоминания — что-то связанное с экспериментами над сознанием и памятью, астрологией, шоковой психотерапией… Постепенно то, что вначале казалось Орели обычной ловушкой для простофиль с лишними деньгами — вроде многочисленных объединений поклонников нью-эйджа в США, — представало перед ней в истинном свете — хорошо организованная секта с тщательно продуманным догматическим вероучением, которое, несмотря на арест главных руководителей, по-прежнему продолжало жить и находить себе сторонников на просторах Интернета.
Спустя примерно полчаса после начала чтения Орели наконец нарушила обоюдное молчание, спросив напрямик:
— Тома, ты хоть понимаешь, какое осиное гнездо собираешься разворошить?
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
37
Давид открыл глаза. Свет, который едва просачивался сквозь закрытые ставни, был мутно-белым, похожим на туман. Отсюда, из теплой уютной комнаты, из-под толстого стеганого одеяла, он казался холодным и… каким-то потусторонним.
Давид сел в кровати и прислушался. В доме царила предрассветная тишина. Здесь, в бывшей маминой спальне, не было часов, но он подумал, что сейчас, скорее всего, самое раннее утро.
Во сне к нему на этот раз не приходило никаких «воспоминаний», поэтому он чувствовал себя отдохнувшим. Уверенным. Готовым… к чему, он еще не знал — но, во всяком случае, ему нравился этот дом. И нравилось, какой стала мама в этом доме.
Только одно омрачало его мысли: Брижитт была мертва.
Накануне вечером он узнал об этом из «воспоминания», в котором лежал, кажется, на больничной койке, слишком высокой для обычной кровати… да и обстановка напоминала больничную палату: стены почти пустой комнаты были ослепительно-белыми, в воздухе плавал запах эфира или еще какого-то химического вещества… но был и какой-то другой запах, казавшийся здесь совсем неуместным: пыли, старого чердака — Давид не мог с точностью его определить. Все было каким-то расплывчатым, нереальным… И вдруг, непонятно откуда, появился человек, который склонился над ним и прошептал: …а когда я покончу с тобой, я убью твою шлюху-мамашу, как раньше убил ее подружку.
Он не произнес ни одного имени, не сообщил никаких подробностей. Но это и не понадобилось: Давид был достаточно взрослым, чтобы понять связь между этой призрачной сценой и вчерашней фотографией Брижитт на экране телевизора. Да и подруга у мамы была только одна…
Давид попытался отогнать вернувшийся страх, понимая, что мама не сможет в одиночку справиться с грозящей им опасностью. Он должен еще раз попытаться освободить свою силу. Это их единственный шанс на спасение. Спонтанность вчерашней попытки уступила место твердому, решительному намерению, вызванному необходимостью. И страхом.
Он отбросил одеяло, натянул свитер и шерстяные носки, снова сел на кровать.
На этот раз он не стал закрывать глаза, как вчера в бабушкиной гостиной. Нет, теперь ему хотелось воочию увидеть то, что произойдет. Он поискал подходящий предмет, который можно было бы переместить с помощью взгляда. PSP?.. Нет, слишком тяжелая… Картина на стене… книга… кукла в костюме знатной дамы XVIII века… ага, вот подходящая вещь — небольшая шкатулка, оклеенная ракушками. Маленькая и наверняка легкая. То, что надо.
Давид поднялся, подошел к старинному комоду, на котором стояла шкатулка, и стал не отрываясь смотреть на нее.
Ну давай же, Давид, у тебя получится! Ты еще не знаешь, где и как это может пригодиться, но ты можешь это сделать! Ты столько раз это видел в своих «воспоминаниях»! Да ты и сам всегда об этом знал… Тебе нужно просто выпустить на волю… этого зверька, запертого внутри. Зверька, который победит страшного черного зверя…
Он напряг все силы…
Ничего.
Еще… еще… Наконец он ощутил уже почти привычное покалывание, вроде щекотки под кожей. И теплоту… нет, жар! — волнами расходившийся из головы по всему телу…
…я убью твою шлюху-мамашу, как раньше убил ее подружку…
Сильнее! ЕЩЕ СИЛЬНЕЕ!
Его дыхание участилось, и он почувствовал, что слегка поднимается над полом, словно в невесомости. Одновременно в ушах нарастал гул — как будто в голове работал паровой котел…
Вот… вот оно! Ты же всегда это знал!..
Его глаза расширились… и тут же их заволокло белой пеленой. Он машинально встряхнул головой, и белый занавес распахнулся. Теперь Давид стоял неподвижно, наблюдая за открывшимся ему зрелищем.
Когда он пришел в себя, все его тело охватила лихорадочная дрожь.
Результат опыта оказался не тот, какого он ожидал, но сейчас это было неважно. Давид бегом бросился в комнату матери. Увидев, что она спит, он подбежал к ней и начал трясти за плечо, чтобы разбудить:
— Мам, просыпайся!.. Скорее!.. Он едет сюда!..
38
Джорди Фонте еще раз проверил указания GPS, потом недоуменно хмыкнул. Она что, и в самом деле скрылась где-то в лесу?..
Он пристально вглядывался в просвет между деревьями. Значит, Шарли проехала здесь вчера вечером?.. Никаких следов шин на дороге, конечно, не было: все занесло снегом. Он скорее предположил бы, что она застряла в одном из придорожных мотелей, когда все основные трассы перекрыли из-за непогоды… Он и сам потерял несколько драгоценных часов…
Джорди взглянул на экран GPS: согласно указаниям, дом должен был находиться примерно в полутора километрах отсюда, в лесу. Он повел машину с почти черепашьей скоростью. Заснеженные ветки хлестали по лобовому стеклу и крыше. Он подумал, что если Шарли с сыном и приехали сюда, то явно впервые за многие годы, иначе проезд был бы более удобным. Уж ветки, во всяком случае, были бы подрезаны…
Он проехал около километра, затем остановил свой внедорожник. Дальше ехать было нельзя: лес становился слишком густым.
Он осмотрел окрестности в надежде разглядеть хоть какое-нибудь цветное пятно: может быть, яркую зимнюю куртку, шапку или шарф…
Ничего. Только белый снег и темные стволы деревьев…
Он в последний раз взглянул на GPS, вылез из джипа и бесшумно закрыл дверцу. Затем двинулся вперед, поминутно оступаясь — на ногах у него были кроссовки, не слишком подходящие для прогулок по зимнему лесу. Он с трудом преодолевал сугробы и расселины, чертыхаясь, когда ветки хлестали его по лицу или стряхивали снег за шиворот.
Наконец сквозь густые заснеженные заросли Джорди разглядел дом. Он был занесен снегом, но из трубы шел дым — наглядное доказательство того, что след, по которому шел Джорди, был еще горячим… прямо-таки раскаленным.
Он осторожно приблизился и осмотрел окрестности. Неподалеку стояла синяя «клио». Позади дома была пристройка — нечто вроде сельского амбара, — скорее всего, служившая гаражом. Джорди остановился за деревьями и стал ждать. Принимая во внимание ранний час, да и холод тоже, можно было предположить, что мать с сыном еще крепко спят. Впрочем, и днем тут нечего делать, кроме как спать… в ожидании заветного чека. Во всяком случае, как можно реже высовывать нос наружу.
Он проник в дом. В полуподвальной прачечной, как он и полагал, оказался старый паровой котел. Джорди остановился и прислушался, подняв голову к потолку. Тишина. Он пересек прачечную и поднялся по нескольким ступенькам в кухню. Там было тепло, приятно пахло кофе… Он медленно двинулся вперед, пытаясь прикинуть расположение комнат.
И вдруг за спиной у него раздался щелчок.
Джорди резко обернулся.
Она была здесь, в двух шагах от него. Должно быть, пряталась в дальнем углу, за огромным старым холодильником. С новой прической — короткие, стоящие торчком волосы, выкрашенные в черный цвет, — Джорди едва ее узнал. Но хрупкая фигурка и глаза — особенно глаза — не могли его обмануть: в них горел тот уже знакомый ему странный свет, который он не встречал больше ни у кого.
— Ни с места! — приказала она.
Джорди перевел взгляд с ее лица на тонкую, слегка дрожащую руку, в которой она сжимала револьвер. Она держала его как нужно — очевидно, не в первый раз. Скорее всего, Тевеннен ее научил. Но было заметно, что она вне себя от страха.
— Я не двигаюсь, — спокойно произнес Джорди. — Вот, смотри, я кладу руки на затылок и стою смирно. Я ни на волосок не сдвинусь с места, обещаю.
Услышав обращение на «ты», Шарли вздрогнула.
— Что вы здесь делаете? — спросила она, как ей показалось, властным (а на самом деле почти жалобным) голосом. — У вас привычка грабить дома, оставленные без присмотра?
Незнакомец слабо улыбнулся:
— Нет, Шарли, я не граблю дома. Я пришел за тобой. И Давидом.
Услышав эти два имени, Шарли едва не выронила револьвер от изумления, но постаралась взять себя в руки.
— Я пришел тебя предупредить: нужно уезжать отсюда как можно быстрее. Они прибудут с минуты на минуту. Я забрал их машину, но им не составит труда найти другую. Поэтому не будем терять времени.
Шарли оцепенела от ужаса:
— Но… о ком вы говорите? Сами-то вы кто?
Джорди со вздохом пожал плечами.
— О, я вас узнала! Вы следили за мной из машины у торгового центра! Вы работаете на Сержа? Кто вы?
Джорди взглянул на нее с печальной улыбкой:
— Я никто, точнее, не бог весть кто. Я просто человек, который восемь с лишним месяцев проторчал перед экраном, где проходила вся твоя жизнь, день за днем.
39
Судя по всему, Джошуа Кутизи сохранял свой имидж гуру даже в заключении: огромная борода патриарха, медленные, торжественные движения, пристальный, пронизывающий взгляд темных глаз из-под нависших бровей…
Он сидел напротив Тома Миньоля и, казалось, не испытывал ни малейшего удивления или любопытства по поводу неожиданного визита, к тому же в неурочный час. Весь его облик излучал властную уверенность. Тома вынужден был признать, что, несмотря на свою одежду заключенного и старые кроссовки на ногах, Джошуа Кутизи производит впечатление человека, с которым нельзя не считаться, причем в любых обстоятельствах.
— Вам объяснили, зачем я пришел с вами повидаться? — спросил Тома.
— Нет, мне ничего не сказали. Только назвали ваше имя и должность.
— Я по поводу Джорди Фонте, — без обиняков сообщил Тома.
Никакой реакции, кроме едва заметной из-за густой бороды улыбки.
— Это имя, полагаю, вам знакомо?
— Очень милый молодой человек, очень одаренный. Правда, немного сбившийся с пути… как большинство здешних обитателей.
Итак, Кутизи предпочел тональность светской беседы… Ну что ж… Тома подозревал, что любой гуру, поднаторевший в краснобайстве, с помощью которого завлекает в свои сети все новых и новых адептов, в итоге почти всегда оказывается воплощением чудовищного эгоцентризма. Это уязвимое место в его броне, и этим грех не воспользоваться.
— Так вот, Джорди Фонте, кажется, имеет отношение к делу, которым я сейчас занимаюсь…
— Но ваше подразделение, насколько я понимаю, занимается внутрислужебными делами. Поэтому я плохо представляю себе, какое отношение может иметь к вам Джорди.
— Я ни в чем его не подозреваю, — солгал Тома. — Но он важный свидетель по одному довольно запутанному делу, которое может в итоге стать… проблематичным для него. Мне нужно его найти…
— Его найти… — задумчиво повторил Джошуа Кутизи. — Хм… Ну и чем я мог бы вам помочь… если бы даже захотел?
— Вы, я так понимаю, покровительствовали Джорди на протяжении нескольких лет…
— Покровительствовал?
— Ну, во всяком случае, вы довольно долгое время применяли к нему ваши методы…
— Я показал ему путь, — серьезным тоном поправил Кутизи. — Его жизненный путь.
— И что это был за путь?
Джошуа холодно улыбнулся:
— Это его путь, лейтенант. Его — и больше ничей.
Молчание. Тома пытался найти какую-то зацепку для продолжения беседы, для возбуждения любопытства у бывшего соседа Джорди по камере. Но гордыня Джошуа Кутизи сама распахнула ему дверь.
— Что вы знаете об астрософии, лейтенант?
— Вы создали методику личностного развития человека, основанную на изучении звезд и планет в момент его рождения. При этом, насколько я понимаю, вы во многом опирались на астрологию. Причина, по которой вы находитесь сейчас здесь, — вы использовали некоторых своих… адептов в качестве подопытных кроликов в некой специальной клинике в Сен-Жермен-ан-Лэ. Множество молодых женщин покончили с собой при крайне необычных — и жестоких — обстоятельствах, вследствие чего астрософией вынуждены были заинтересоваться соответствующие службы… В ходе судебного процесса всплыло ваше имя, хотя вы и не были главным обвиняемым…
Кутизи жестом остановил его:
— Можете не продолжать. Я знаю подробности этого дела, лейтенант. Сейчас я задам вам вопрос, который может показаться вам странным и не имеющим отношения к делу, но тем не менее: что вы знаете об эре Водолея? Я не спрашиваю вас, принадлежите ли вы сами к этому знаку, поскольку и без того вижу: вы Козерог. Или же у вас Козерог в асценденте. Я прав?
Тома почувствовал, что невольно краснеет под пристальным взглядом гуру. Ему показалось, что голые стены убогой комнатушки, где проходила встреча, теснее сжались вокруг него и его собеседника.
— Не удивляйтесь. Козерогов сразу видно: они держатся напряженно и слегка отстраненно от остальных, всегда сохраняют дистанцию. Тонкие черты лица, недоверчивый взгляд — это недоверие свойственно тем, кто всего в жизни добивался сам, — внешняя холодность, преданность своей работе… Представьте себе, Джорди тоже Козерог. У него к тому же сильное влияние Овна — можно сказать, именно Овен и привел его сюда… но Козерог его отсюда вытащил. Впрочем, сейчас это неважно. В данный момент нас интересует Водолей.
Тома ничего не сказал. Если Кутизи хочет играть ведущую партию в этом разговоре — пусть его. Пока.
— Я уверен, что вы слышали хоть краем уха разговоры о наступлении эры Водолея. Некоторые считают, что она уже наступила — например, поклонники нью-эйджа и прочие невежды, — но они ошибаются. Астрологическая эра, которая длится две тысячи лет, соответствует феномену, хорошо известному в астрономии: прецессии равноденствий. Мы перейдем из эры Рыб, в которой живем сейчас, к эре Водолея в 2150 году. Вы знаете, что об этом сказано еще в Библии? Да, именно так! Но дело в том, что, точно так же как переход от зимы к весне совершается не за один день, переход к новой эре произойдет не за одну ночь 31 декабря 2149 года. Поэтому можно сказать, что сейчас мы живем в переходном периоде. Вы наверняка это чувствуете. Мы все это чувствуем. Мир стоит на пороге перемен. Все ценности предшествующих веков обращаются в прах: экономика, наука, религия, семья… и даже массовые развлечения. Интернет совершил настоящую революцию в умах, так что каждый теперь замкнулся в своем собственном виртуальном мире… Да, эра Водолея уже близко.
