— Но почему вдруг он финансировал какую-то секту?

— Ради тестов. Астрософия была лишь прикрытием для проведения медицинских тестов на адептах общества. Одни соглашались добровольно и даже безвозмездно, другие, как, например, юные бездомные наркоманы, — в обмен на проживание и медицинский уход. Таких Кутизи находил немало… Американец переводил секте средства, которые позволяли Кутизи процветать и одновременно разыгрывать из себя гуру…

Тома кивнул.

— Тесты были связаны с изучением одного случайно открытого вещества, — продолжал Греди. — Допамнезин, если не ошибаюсь, — так оно называется. Сильный стимулятор памяти. Одно время медики были просто помешаны на нем — революция в медицине, победа над болезнью Альцгеймера и все такое… Проблема состояла в том, что его применение давало множество побочных эффектов, причем различных для разных индивидов. У людей начинались галлюцинации, которые порой доводили их до самоубийств, причем настолько жестокими способами, что в связи с этим пришлось наконец начать полицейское расследование: казалось совершенно невероятным, что кто-то может покончить с собой таким образом…

— Насколько я помню, было заведено десять — двенадцать уголовных дел…

— Да… всего лишь.

— Всего лишь?

Греди кивнул.

— Хотите кофе, лейтенант? — спросил он, поднимаясь.

Не дожидаясь ответа, он вышел в коридор и вскоре вернулся с двумя пластиковыми стаканчиками, над которыми поднимался пар.

— Странно, — заметил он, ставя один стаканчик перед Тома, — я почему-то всегда был уверен, что рано или поздно это дело снова всплывет…

На какое-то время он задержался у окна, задумчиво глядя на заснеженные крыши Парижа. Тома подумал, что этот вид напоминает рождественскую открытку…

— Расследование оказалось нелегким, — снова продолжал Греди, отхлебнув кофе. — И для нас, и для судей. Вы, скорее всего, не в курсе, но такой тип организаций — я говорю не о мелких сектах, но о мощных ассоциациях, у которых есть своя недвижимость и огромные средства, — чаще всего пользуется покровительством очень влиятельных людей. С Кутизи дело обстояло похожим образом. Но его отличие от большинства доморощенных гуру заключалось в том, что его методика… работала.

— Работала?

— Да. Он и в самом деле помог излечиться от депрессии… или от наркотиков многим людям, которым прежде не помогали никакие другие методы. Только не подумайте, что я его защищаю. Но дело в том, что среди его пациентов были и очень высокопоставленные люди. Которые, разумеется, не хотели, чтобы их имена всплыли в ходе полицейского расследования, да еще такого громкого…

— Иными словами, по указанию сверху дело было спущено на тормозах?

Казалось, Греди колеблется. Наконец он сказал:

— Имейте в виду, если вы передадите кому-нибудь мои слова и этот человек явится ко мне за подтверждением, я буду все отрицать. Поскольку официально никакого давления ни с чьей стороны не было. Просто, скажем так, нам не захотели помогать.

Но повторяю, если вы скажете кому-то с моих слов, что из дела исчезли сведения о некоторых пациентах Кутизи — богатых бизнесменах, заметных фигурах шоу-бизнеса и так далее, — я буду все отрицать напрочь. Я скажу этому человеку, что дело об астрософии прошло и быльем поросло. Что мы никогда не подозревали эту секту в том, что у нее есть целая сеть филиалов чуть ли не по всему миру, гораздо надежнее замаскированных, чем головная организация… Что нас ничуть не удивило, с какой быстротой сверху спустили приказ приостановить расследование…

И наконец, мне даже мысли не приходило о том, что после крушения ассоциации несколько десятков уцелевших адептов вновь сформировались в небольшие группки и продолжили дело своего наставника, уже без официального руководителя, без иерархической структуры, — в конце концов, об их дальнейшей судьбе ничего не известно.

Однако, лейтенант, будем считать, что я вам ничего не говорил, а вы ничего не слышали. Более того, я первым заявлю о беспочвенности всех слухов, распространяемых в Интернете об этой организации, и заверю в том, что расследование было проведено по всем правилам и что оно увенчалось для меня успехом, а не стало одним из самых серьезных провалов… — закончил Греди с печальной улыбкой.

В кабинете надолго воцарилась тишина. Тома чувствовал, что запутывается еще больше. Тевеннен, Вдова, Шарли, Джорди Фонте, Кутизи, астрософия… За кем или за чем бежать в первую очередь?.. Какая тень из прошлого готовится принять зримый облик?

Внезапно Греди спросил, в упор взглянув на собеседника:

— А вам действительно кажется, что астрософия — или то, что от нее осталось, — имеет отношение к ГИС?

После паузы Тома ответил:

— Все зависит от того, что именно она в себя включает…

— Да, так и есть, — кивнул Греди. — Ну что ж, надеюсь, вы будете держать меня в курсе дела.

Тома кивнул, понимая, что беседа окончена, и простился с комиссаром.

Он уже шел к двери, когда Греди его окликнул:

— Лейтенант, не сочтите за бестактность, но все-таки — что вы делаете среди этих ГИСовских крыс? Вы, судя по всему, человек совсем из другого теста…

Тома не в первый раз об этом спрашивали, но при ответе он впервые воздержался от грубости.

— Считайте, что дело в личной мести, — с такой же прямотой, с какой Греди задал вопрос, ответил он.

— Понимаю, — кивнул комиссар. — Когда доведете свою личную месть до конца, свяжитесь со мной. Я, может быть, смогу кое-что для вас сделать…

44

Джорди поморщился, отпив небольшой глоток из бокала. Хозяйка заведения настояла на том, чтобы он заказал именно этот аперитив — из белого вина и черносмородинового ликера: «Это лучшее средство, чтобы согреться!», — и он на всякий случай не стал спорить, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Лучше всего было разыгрывать из себя обычных доверчивых туристов. Кроме того, немного спиртного после недавних событий и впрямь не помешало бы.

Он медленно потягивал аперитив, сидя за угловым столиком у окна, откуда открывалась широкая панорама заснеженных равнин, окружавших окутанный туманом Лавилль-Сен-Жур. Небольшой отель, в котором они остановились, стоял на некотором расстоянии от города, и к тому же выше него — Лавилль располагался в низине. Для беглецов он оказался идеальным убежищем: хватило лишь удостоверений личности (разумеется, фальшивых), чтобы их встретили со всей любезностью.

Дверь бара открылась, и Джорди вздрогнул, увидев входящую Шарли. Он невольно стиснул зубы: настало время объяснений.

— Все в порядке?

Шарли села напротив него. Он смотрел на эту женщину, за которой наблюдал (шпионил, ты хочешь сказать, вот как это называется!) восемь месяцев, и с трудом ее узнавал: длинные светлые волосы превратились в стоящие торчком черные иглы дикобраза, взгляд огромных серых глаз, покрасневших от слез и обведенных кругами, стал жестким, почти суровым. Он подумал, что наверняка она плакала сейчас в комнате наверху, укладывая Давида. Но даже такая, совершенно изменившаяся, дрожащая от гнева, страха и множества других эмоций, которые ей довелось испытать за последние два часа, она была восхитительна.

Восемь месяцев…

— Он в шоке, — тихо ответила она, — но кажется, серьезной опасности нет…

Какое-то время Шарли сидела молча, обводя невидящим взглядом обстановку бара. Сегодняшние события разворачивались так быстро и хаотично, что она почти не помнила, каким образом они все втроем здесь оказались.

Они выбежали из дома и через лес побежали к машине. Давида Джорди нес на руках. В доме остались двое бандитов, привязанных к креслам, и все еще не пришедший в себя месье Боннэ, которого Шарли и Джорди перенесли на диван. Она смутно помнила, как Джорди вырвал провода из чужой машины, видела словно со стороны себя, бегущую за ним с большой спортивной сумкой на плече… Кажется, она даже вспоминала, как новый товарищ по несчастью объяснял ей, что состояние месье Боннэ неопасное, он скоро очнется и у него разве что будет здоровенная шишка на голове. И еще — что в полицию звонить ни в коем случае нельзя… Но в какой последовательности все это происходило, она бы затруднилась сказать.

Она вообще была уже ни в чем не уверена. Потому что даже в буре эмоций, в потоках слез, в душащих спазмах гнева и отчаяния она не переставала видеть все ту же картину: револьвер вылетает из руки убийцы, вырванный у него одной лишь энергией ее сына…

Сам Давид, казалось, вообще забыл об этом эпизоде — по крайней мере, на данный момент. Он пришел в себя после недолгого обморока уже в машине, когда они ехали в больницу, и тогда Шарли решила отказаться от этого намерения. Состояние Давида требовало медицинского вмешательства, это не вызывало сомнений. Но сразу ехать в больницу было рискованно. Врачи могли заподозрить, что речь идет о малолетнем бездомном, который чуть не замерз на улице — в домашних условиях такое сильное переохлаждение было исключено, — и это создало бы для беглецов новые трудности. Поэтому Джорди предложил сначала остановиться в отеле, а потом посетить частного педиатра. Скрепя сердце Шарли приняла это предложение, хотя понимала, что оба варианта таят в себе одинаковую опасность — Давида могут у нее забрать, и кто знает, на сколько времени… в итоге может получиться, что навсегда…

— Все в порядке? — только что спросил Джорди.

Что она могла ответить?..

— Не знаю, насколько он здоров, — произнесла она с бесконечной печалью. — Очевидно, что не вполне… Во всяком случае, его обязательно нужно показать врачу…

— Я тоже слышал… — вдруг почти прошептал Джорди.

— Что?

— Голос… который произнес: «Сильнее!»

Он увидел, что на лице Шарли отразилось замешательство, и понял его причину.

— Я говорила об этом с Давидом… Я знаю, что он хотел меня защитить. Но он не должен этого делать! Я чувствую, что это причиняет ему боль… матери всегда чувствуют такие вещи…

Джорди кивнул, но она не была уверена, что он до конца понял смысл ее слов. Доверить свою защиту ребенку девяти лет — это безответственно, недостойно! Всю свою жизнь она делала одну ошибку за другой… и продолжает делать. Куда это ее в конце концов приведет?

Но сейчас ее судьба не имела значения. Важнее всего был Давид. Она должна была спасти своего сына. А не наоборот. Она не могла позволить себе такую роскошь — жалеть себя.

Оторвавшись от размышлений, она взглянула на человека, сидящего напротив нее.

— Ну так что? Ты мне наконец все объяснишь? — холодно спросила она.

В его глазах она прочитала безмерную усталость.

— Кольбер… ты ведь его знаешь? — спросил он.

— Кого?.. А… этого белобрысого подонка…

— Да.

Она кивнула.

— Тогда, может быть, у тебя есть какие-то догадки насчет…

— Мне не нужны догадки! — перебила Шарли. — Мне нужны объяснения! Кто ты? Кто вы?

Джорди вздохнул:

— Примерно десять лет назад тебя поместили в клинику. Эта клиника была одним из двух или трех филиалов медицинского центра, который находился в пригороде Парижа. Он назывался «Биостем». — Это слово вызвало у Шарли какое-то воспоминание… нет, даже точное знание: Она определенно слышала его раньше. — «Биостем» был официальным центром общества астрософии.

«Биостем», астрософия… Да, это имело какое-то отношение к ее прошлому, но она помнила это лишь смутно. И еще с этим был связан какой-то громкий скандал, в детали которого она не вдавалась, поскольку в то время думала лишь о том, чтобы скрыть свою истинную личность, воспитать Давида, забыть Фабиана…

— Ты была подопытным кроликом. На тебе испытывали действие недавно открытого вещества — допамнезина, сильного стимулятора памяти. Тесты давали очень хорошие результаты у тех пациентов, которым, скажем так, нужно было покончить со своим прошлым. В основном это были нар… то есть люди с какой-то сильной зависимостью. Люди, которые стремились убежать от реальности. И вот на них-то и проводились испытания. Под строжайшим врачебным наблюдением, конечно, но…

Шарли уже не слышала продолжения.

«Время принимать таблетки, мадемуазель Жермон…»

Непонятные знаки и изображения звезд в металлических рамках…

Воспоминания о прошлом, бессвязные, хаотичные, потоком нахлынувшие на нее…

Навязчивые, пугающие сны из самого раннего детства…

Гнев против матери, становившийся все сильнее по мере того, как проходила наркотическая зависимость…

Лечение, которое длилось бесконечно — недели, месяцы…

— Ты забеременела, — продолжал Джорди, — и это сильно осложнило ситуацию. Такие тесты ни в коем случае нельзя было проводить на беременных женщинах. За этим строго следили при отборе пациентов…

— Но я встретила Фабиана… — прошептала Шарли.

— Да.

В течение нескольких минут в пустом баре было слышно лишь потрескивание огня в камине. Джорди не нарушал тишины, понимая, что Шарли нужно собраться с мыслями, привести в порядок воспоминания, восстановить в памяти все детали этой истории…

— Это как с «талидомидными детьми»… — наконец почти прошептала она.

— Что?

— Давид… как один из тех детей, которые родились у женщин, принимавших во время беременности талидомид. Кажется, в пятидесятые или шестидесятые годы… Это были монстры… не внешне, но…

— Ты не можешь утверждать наверняка, что…

— Строение его мозга аномально. Я это точно знаю. Ему делали энцефалограмму…

— «Дело об астрософии» разразилось вскоре после твоего бегства, — перебил Джорди. — Поэтому тебя и не стали искать сразу.

— А другие дети были? Такие же, как Давид? Или он единственный?

Она даже не отдавала себе отчет, что стала говорить громче. Джорди понимал, что сейчас ее волнует только сын.

— Да, были и другие. Я не знаю точно сколько. Не знаю даже, кто они. Единственное, что я знаю, — они все проявляли необычные способности. У них была невероятно развитая память и многое другое… Не у всех в равной степени, но… Вот поэтому мы и установили в вашем доме камеры. Чтобы узнать о способностях Давида немного больше.

— А то, что Фабиан тоже был одним из тех, на ком проводили тесты, сыграло свою роль?

Джорди чувствовал ее лихорадочное желание узнать, понять. Она задавала вопросы отрывистым тоном следователя, всеми силами стараясь разрушить все преграды на пути к нужной информации.

— Я не знаю…

— А ты? Кто ты во всей этой истории?

Лежа в постели, Давид задумчиво смотрел на дверь, которую мама несколько минут назад закрыла за собой.

— Мне нужно кое-что уладить, — объяснила она и добавила, что скоро вернется.

Мама хочет поговорить с этим человеком, догадался он. С Джорди? Да, точно, Джорди — так он себя назвал. Человек, которого он спутал с другим, светловолосым, поскольку Джорди прибыл раньше того, и даже раньше, чем Давиду предстало «воспоминание».

Они познакомились с этим человеком уже в машине. Конечно, Давид смутно помнил присутствие Джорди в доме у озера, но на сей раз действие его собственной силы было таким мощным, что от недавней сцены у него остались лишь обрывки воспоминаний — и скорее это были эмоции, чем факты.

Очнувшись в машине, он увидел Джорди, сидевшего за рулем. Хотя Давид по-прежнему чувствовал себя как будто оглушенным, он испытывал умиротворение, видя, как двое взрослых порой переглядываются и улыбаются друг другу. Осознание того, что мама под защитой надежного человека — на сей раз не его, мальчишки, а взрослого мужчины, — успокаивало его и давало возможность ненадолго расслабиться. Присутствие Джорди словно… освободило его. Теперь, когда мама была в безопасности, он мог целиком сосредоточиться на своих планах.

Оторвавшись от созерцания двери, он обвел глазами комнату. У нее был по-деревенски уютный вид: покрывало из разноцветных лоскутков, нормандский шкаф, огромный комод, маленький старый телевизор, засушенные цветы… Телевизор, оказывается, был включен, и по нему шла программа новостей — когда Давид стал вслушиваться, до него донеслись слова: «…недавнее убийство на пощади Республики, по словам полиции, весьма напоминает другое, столь же зверское и немотивированное, совершенное около двенадцати лет назад в Кот-д’Ор…»

Давид сел в постели и отбросил одеяло — в комнате было жарко натоплено. Он больше не слышал комментариев журналиста, не видел кадров, которыми они сопровождались, поскольку его изучение окружающей обстановки было вызвано отнюдь не праздным любопытством.

«Пробуждение силы причиняет тебе вред, — прошептала мама, гладя его по волосам, прежде чем уйти. — Тебе нельзя… ты не должен ее вызывать!..»

Да, возможно. Но ведь именно это и спасло их совсем недавно, причем самым невероятным образом!

По телевизору по-прежнему говорили об «убийстве на площади Республики». Давид убавил звук и закрыл глаза. Отгородившись от окружающего мира, он вновь ощутил то лихорадочное состояние, находясь в котором смог вырвать револьвер из руки убийцы, не прикасаясь к нему. Оно похоже было на то, как если бы… внутри у него постепенно разгорался огонь, но не обжигал. Это сопровождалось ощущением триумфа, всемогущества… Сегодня он впервые испытал свою силу на белобрысом типе — ах, если бы только раньше он мог проделывать нечто подобное с Сержем!..

Но, по крайней мере, теперь он точно знал: он это может.

То, что он раньше называл «глазом», оказалось не только глазом. У этого «нечто» была еще и рука.

Он много раз подряд повторил про себя: «Я это могу». Теперь он стал таким же, как «Герои». Может быть, даже сильнее.

А это значит… Это значит, что он должен тренироваться. Должен учиться управлять своей силой. Для начала — хотя бы научиться быстрее ее вызывать.

Чтобы быть готовым, когда белобрысый вернется.

И чтобы справиться с черной дамой с огненными волосами.

Давид медленно открыл глаза. Снова обвел комнату внимательным взглядом — в поисках предмета, на котором можно было бы поупражняться.