84

Шарли не отрываясь смотрела на сына — но был ли это в самом деле ее сын? У нее было ощущение, что дверь в гостиную распахнулась сама по себе, потому что с того места, где Давид стоял, он не смог бы до нее дотянуться. Но это было ничто по сравнению с тем, как Давид выглядел. Его глаза буквально вылезли из орбит, и в них была сплошная чернота. Лицо с запавшими щеками, напротив, было таким бледным, словно всю кровь из него высосал какой-то внутренний вампир. Давид неподвижно стоял у двери и даже не дрожал, несмотря на то что температура в комнате понижалась с каждой секундой.

— Да… Давид?.. — пролепетала Шарли и сделала шаг ему навстречу.

— Не двигаться! — приказала Вдова.

Шарли остановилась и взглянула на нее. Клео слегка склонила голову набок, словно собака, увидевшая что-то любопытное. Потом Шарли с ужасом увидела, что она приближается к Давиду, слегка выставив вперед полусогнутые пальцы с длинными острыми ногтями, словно собираясь его схватить. При этом одна ее рука по-прежнему продолжала сжимать миниатюрный револьвер.

Но вдруг Клео замерла: Давид тронулся с места ей навстречу. Входная дверь за ним захлопнулась сама собой.

— Давид… Не надо… не надо это усиливать… пожалуйста…

Голос ее звучал еле слышно, почти боязливо — впервые в жизни Шарли действительно ощутила исходящую от сына энергию. Это было похоже на поток электрических частиц, на чередующиеся волны жара и холода.

— Давид! — повторила она уже громче.

Но он ее не слышал. Он даже не взглянул в ее сторону. Взгляд его огромных черных глаз был устремлен прямо на Вдову, но он как будто ее не видел. Или наоборот — не видел ничего, кроме нее.

Клео удивленно смотрела на него. Потом в ее взгляде промелькнуло тревожное выражение.

Она ни о чем не догадывается, поняла Шарли. Она ведь даже не знает…

…всей разрушительной силы Давида…

— Давид, — заговорила она, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно естественнее, — успокойся… Не надо пробуждать силу… Давид, послушай меня… Не надо!

— Что это за херня? — в ярости воскликнула Вдова, приближаясь к Давиду.

…Сильнее…

Револьвер вылетел из ее руки так резко, что она не удержалась от вскрика. На сей раз он пролетел не пару метров, как в случае с оружием Кольбера, — он вообще скрылся из виду и упал где-то в кухне. Шарли услышала грохот разбитой посуды и выстрел, а сразу вслед за этим — свист. Пламя в камине резко взметнулось вверх.

Глаза Клео расширились. Она изумленно посмотрела на свою руку, затем перевела взгляд на камин, пламя в котором полыхало как огромный костер.

Шарли воспользовалась ее минутным замешательством и бросилась к ней. Но Клео не зря прошла школу уличных драк — в ее руке мгновенно появилась выхваченная из рукава опасная бритва.

Давид повернулся к матери.

Шарли была уже в прыжке — еще секунда, и она наткнулась бы на выставленное вперед лезвие…

…Сильнее!..

…но вдруг ощутила, как мощный поток энергии с силой оттолкнул ее назад. Удар Клео пришелся в пустоту. Стекла в окнах одновременно разлетелись вдребезги. Книги сорвались с полок и закружились в воздухе.

Шарли упала недалеко от двери, сильно ударившись об пол. Но от ужаса она почти не чувствовала боли. Потоки энергии пронизывали комнату насквозь, с каждой минутой становясь сильнее и смешиваясь с ледяным ветром — Шарли не могла понять, дул ли ветер снаружи через разбитые окна или… это было дыхание силы, бушующей внутри дома.

Он же умрет!.. Он потерял контроль над своей силой, и она его уничтожит!..

— Давид!.. — закричала она, но тут же поняла, что он ее не услышит — она с трудом слышала сама себя. В комнате стоял страшный шум… нет, скорее грохот, напоминающий громовые раскаты.

— Давид! Посмотри на меня! Давид! — Шарли попыталась подойти к нему, но не смогла — его сила удерживала ее на расстоянии. И тогда она с ужасом поняла: ему это нравится! Это доставляет ему удовольствие! Он не хочет это останавливать!

Вдова больше не обращала внимания на Шарли, полностью сосредоточившись на своем новом неожиданном противнике. Каким-то краешком сознания она отдавала себе отчет, что перед ней ребенок, всего лишь ребенок… А она никогда не убивала детей. Кроме Эдисона.

Но нет, сейчас перед ней был не просто ребенок. Скорее какой-то маленький демон. Он собирался противостоять воле Бога, который привел ее сюда!

Но никто не мог противостоять Вдове — даже сам дьявол.

Больше не обращая внимания на бушующий вокруг хаос, от которого содрогались стены дома, она сжала рукоятку бритвы изо всех сил — крепкой хваткой разъяренного мужчины.

Последнее, что увидела Шарли перед тем, как потерять сознание, была Вдова, бросившаяся к Давиду с воплем: «…и даже сам дьявол!..», — которому ответил пришедший из ниоткуда голос:

— СИЛЬНЕЕ!

85

Тома не переставая прокручивал в памяти рассказ Орели: «Хозяйка книжного магазина, очевидно, пыталась, как и мы, связаться с матерью Шарли, но также безуспешно. И тогда решила отправиться прямо к ней, в Сен-Клу. Там мы ее и задержали — возле дома Лиан Жермон…»

И с тех пор задержанная не произнесла ни слова, кроме загадочной фразы: «Вы уже не помешаете ему спасти мир!» О ком она говорила? И о каком спасении?.. Ему все еще не удавалось сложить в общую картину множество отдельных элементов — астрософия, Эра Водолея, скандал вокруг медицинских экспериментов в клинике «Надежда», недавнее похищение Давида… И вот теперь еще — мать Шарли… Но мало-помалу истина начинала открываться перед ним. Он начинал прослеживать некую логику во всем этом хаосе, безумии и фанатизме. Он понял, что в центре всех этих событий, давних и недавних, была не Шарли, а ее сын.

Он остановился у поворота на боковую дорожку, ведущую к дому семьи Жермон. Лиан Жермон приехала сюда?

Тома вздохнул. Ему-то уж точно не стоило сюда приезжать. Он промыл рану спиртным из найденной в машине бутылки, затем тщательно перевязал, но все равно она постоянно напоминала о себе пульсирующей болью. К тому же вскоре после того, как он добрался до рации, к клинике «Надежда» съехалась целая армия копов — очевидно, его аргументы, перемежаемые крепкими выражениями, возымели свое действие. Так что в его дальнейшем присутствии не было никакой необходимости. Но он твердо решил идти до конца.

Он машинально взглянул на часы на приборной доске, ощущая все большее нетерпение. И смутное беспокойство.

Наконец, миновав коридор из заснеженных деревьев, он увидел впереди дом, а совсем близко — два автомобиля. Он тут же узнал джип «чероки», на котором Шарли увезла сына из клиники.

Она была здесь! Они были здесь! Но кому принадлежала старая красная «тойота»?.. Сторожу? Вдове?

Он выругался сквозь зубы, пытаясь понять, с какими еще говенными сюрпризами предстоит столкнуться. В конце концов он решил, что разбираться с этим все равно придется на месте, и распахнул дверцу машины. Он уже выставил здоровую ногу наружу, как вдруг нечто необыкновенное заставило его замереть.

Тома встряхнул головой, пытаясь убедить себя, что это галлюцинация. Потому что… такое было просто невозможно.

Он подождал несколько секунд. Ничего. Значит, обычная слуховая галлюцинация. Он слышал птичье пение, шум ветра в кронах деревьев — и больше ничего.

Он вышел из машины и, перенеся вес тела на раненую ногу, крепко стиснул зубы от боли. Какое-то время он стоял на месте, пытаясь преодолеть боль, и тут снова услышал голос, подтвердивший его самые безумные теории.

Этот голос шел словно из ниоткуда… напрямую в его сознание.

Детский голос яростно выкрикивал одно-единственное слово, повторяемое многократным эхом: «Сильнее!..»

86

Куда бы он ни повернул, со всех сторон его окружала плотная стена деревьев, непроницаемая завеса покрытых снегом ветвей, холодная и враждебная белизна. Однако Жозеф Кольбер знал: он идет в правильном направлении. Дом находился примерно в полукилометре отсюда — от этого наиболее дикого и дремучего участка леса, через который он решил пробираться. Рано или поздно он должен был выйти на открытое пространство, где много лет назад глава семьи Жермон решил построить загородный дом.

Кольбер был не в лучшем состоянии для подобной авантюры: раненный в голову, весь во власти боли и ярости, порой впадающий в полузабытье, он лишь с большим трудом выдерживал этот импровизированный марш-бросок. Перед глазами плыли красные круги, и порой только сверлящая боль помогала понять, что он по-прежнему в сознании. Но полностью завладевшее им безумие удваивало его силы, вопреки законам природы и психики. В каком-то смысле оно даже заменило ему разум: он понимал, где нужно свернуть, где проявить больше осторожности, чтобы не оступиться, как не сбиться с пути и при этом остаться незамеченным — свой «лендровер» он бросил на обочине шоссе, не доезжая километра три до поворота на боковую дорогу, ведущую к дому.

Мотив, побуждающий его двигаться вперед, теперь был один-единственный: прикончить ее! Он забыл о деньгах, о своих былых мечтах о безбедной жизни, о Давиде, об астрософии… Забыл даже о Жозефе Кольбере. Человек, который брел через лес, пошатываясь и хрипло дыша, утратил свое имя. У него остались только образы — Шарли в объятиях Эргонсо; ощущения — Шарли в его власти, его рука стискивает ей горло; и единственная цель — прикончить ее. Покончить с этим кошмаром. С ней… И с собой.

Вот почему он шел к дому через лес. Еще недавно он был уверен, что она не окажется настолько глупа, чтобы вернуться в это место снова, но когда он очнулся в пустой палате клиники «Надежда», цель пришла к нему словно сама собой: загородный дом Жермонов. Даже если он не найдет там Шарли, там могут обнаружиться какие-то указания на то, куда она собиралась отправиться дальше, какой-то след, идя по которому он сможет ее отыскать. Это его последний шанс.

Он споткнулся о скрытый под снегом корень, пошатнулся и едва не упал. От резкого движения боль пронзила голову десятками острых иголок. На сей раз она была такой сильной, что на мгновение вырвала его из того полу-бредового состояния, в котором он пребывал с тех пор, как вышел из машины на обочине шоссе. Голову словно стиснул стальной обруч; казалось, она вот-вот взорвется. Обхватив ее руками, он ощутил на них густую запекшуюся кровь. Этот жест не принес ему облегчения, но…

…Шарли…

…вернул его к реальности. Оглядевшись, он спросил себя, не заблудился ли. Эта часть леса казалась совершенно дикой, и за деревьями не было видно ничего, кроме других деревьев. Долго ли он шел? Он потерял всякое ощущение времени. Ему казалось, что события в клинике «Надежда» произошли несколько дней назад, хотя он знал — точно знал! — что с тех пор минул всего час с небольшим. Он помнил, как очнулся… помнил голос Шарли, донесшийся с первого этажа, и отвечающий ей мужской голос… но не голос Такиса, потому что Такис ведь был мертв, не правда ли?.. Мысль об этом вызвала у него горечь и сожаление, ощущение потери, даже заброшенности. Он понимал, что теперь обречен на вечное одиночество.

Но если это не Такис, то кто? Джорди?..

Через минуту он услышал грохот стальной решетки и, с трудом найдя в себе силы дотащиться до окна, увидел быстро удаляющийся джип «чероки». Шарли уехала в нем, Кольбер был в этом уверен. Он с силой прижал обе ладони ко рту, чтобы удержать рвущийся наружу вопль.

Он не зная, остается ли по-прежнему внизу тот мужчина, который недавно говорил с Шарли, и на всякий случай, решив, что в его состоянии лучше не рисковать, спустился вниз по боковой лестнице и вышел наружу через запасной выход. Затем сел в «лендровер» и направился сюда, к загородному дому Жермонов.

…Шарли…

…Шарли, которая посмела!..

Гнев снова вспыхнул в нем, застилая глаза красной пеленой. Воспоминания были настолько мучительны, что он даже забыл о боли. Забыл о времени, о провале своих планов и снова тронулся в путь, не слишком хорошо представляя, в правильном ли направлении идет, спотыкаясь и пошатываясь. Он уже не чувствовал ни холода, ни боли от раны и царапающих кожу веток. В перерывах между приступами дурноты он пытался как-то определить верное направление — он помнил, что дом должен вскоре появиться слева…

…сильнее…

Голос донесся откуда-то издалека и сначала даже не испугал его. Но уже через несколько секунд человек, которого некогда звали Жозеф Кольбер, замер на месте, прижавшись к заснеженному стволу дерева и оцепенев от страха. Он узнал голос мальчишки, который, по каким-то необъяснимым причинам, внушал ему бесконечный ужас.

И вдруг его осенило: если мальчишка был здесь, то… Шарли тоже! Шарли тоже!

Кольбер схватил пистолет, который отыскал перед тем, как покинуть клинику, и почти бегом бросился вперед.

Сила его безумия была такова, что оно победило животный страх и почти полностью блокировало инстинкт выживания.

Он понял, что движется в верном направлении, когда во второй раз услышал тот же голос — уже громче и отчетливее:

…Сильнее!..

87

…Сильнее!

Джорди был уже на середине поляны, когда перед ним предстало завораживающее зрелище: стены дома буквально зашатались, словно при землетрясении. Внутри что-то загрохотало. Джорди бегом преодолел последние метры, и в тот самый момент, когда он оказался у порога, одно из окон взорвалось изнутри, осыпав его дождем осколков. Не обращая внимания на порезы, он попытался открыть дверь, но тщетно. Какая-то сила заблокировала ее, и она не поддавалась ни на миллиметр.

…Сильнее!

Взорвалось второе окно. Джорди едва успел броситься на землю и закрыть голову руками. Снова раздался грохот, причину которого никак нельзя было понять. Звучал ли он на самом деле? Или это была просто галлюцинация?

Может быть, удастся попасть в дом с другого входа?

Он обогнул фасад и увидел дверь, ведущую в полуподвальную прачечную. Она была открыта — точнее, взломана. Грохот усилился, к нему добавился пронзительный, ужасающий детский голос, выкрикивающий одно и то же слово: «Сильнее!», — земля под ногами задрожала, и наконец Джорди ощутил мощные потоки энергии, которые волнами накатывали на него с такой силой, что он едва мог удержаться на ногах. С трудом выпрямившись, он заметил, что паровой котел сотрясается, готовый вот-вот сорваться со своей опоры, и в тот же момент понял, откуда этот странный запах.

Утечка газа!

Он бросился в кухню, оттуда — в гостиную. И застыл на пороге, пораженный апокалипсической сценой: занавески и картины были сорваны со стен, мебель носилась по воздуху, подхваченная неведомой силой, какая-то женщина прижалась к стене, глаза ее были полны страха и ненависти, лицо пересекал кровоточащий порез. Кто она такая и что здесь делает?.. Шарли тоже была здесь, она пыталась заслониться от летящих по воздуху предметов, одновременно выкрикивая имя своего сына. Тело Лиан Жермон лежало на полу в луже крови… Давид стоял посреди всего этого хаоса — казалось, он был в трансе. Именно от него расходились волны сокрушительной энергии, сотрясавшие весь дом.

Возле самых ног Джорди появилась широкая трещина в полу, и это вывело его из оцепенения. Нужно захватить Давида врасплох, решил он. Это единственный выход. Через минуту-другую все может взорваться! Поэтому — сейчас или никогда!

Он одним прыжком оказался в комнате, едва не столкнувшись с летящим по воздуху креслом, и со всех ног бросился к Давиду. Ребенок повернул к нему голову в тот момент, когда Джорди осталось преодолеть последние несколько метров.

88

…Сильнее!

Этот крик звучал в голове Тома Миньоля, грозя расколоть ее на части. В нем звучал вызов, к которому примешивались гнев, отчаяние и — облегчение. Все это заставило Тома забыть о ране, и теперь он шел все быстрее и быстрее, влекомый ужасным предчувствием неминуемой драмы.

Цепляясь за стволы и ветки, он шел вперед, на призыв этого повелительного голоса. Наконец он вышел на поляну перед домом, задыхающийся и обессиленный.

И вот теперь он в изумлении смотрел на дом, подпавший под власть непонятной разрушительной силы, невидимой, но вполне ощутимой: над поляной стоял грохот, стены дома дрожали, каждую минуту готовые рухнуть. Тома с трудом удержался от того, чтобы не вернуться обратно в лес в поисках надежного укрытия.

…Сильнее!

Новый крик привел его в чувство. Внутри дома находились люди. Что он мог сделать в такой ситуации? Тома не знал. Но он понимал одно: главная опасность сейчас исходила не от Вдовы и не от Кольбера. Она исходила от этого ребенка, в которого вселилась какая-то демоническая сила.

Но поскольку Тома был из тех людей, которые не отступают ни перед какой опасностью, он устремился прямиком к дьяволу в пасть, сжимая в руке пистолет, хотя никогда еще оружие (которое, впрочем, ему и раньше приходилось применять довольно редко) не казалось ему таким бесполезным.

Ему оставалось преодолеть метров двадцать, как вдруг входная дверь распахнулась, и на пороге показалась какая-то странная, расплывчатая, многоцветная фигура. В следующую секунду раздался взрыв, и огненная завеса поглотила все.

89

Человек, которого когда-то звали Жозеф Кольбер, стоял на коленях в снегу, оглушенный взрывом, или пронзительным детским голосом, или адской болью в голове — он не смог бы сказать. Все, что он помнил, — это крик «Сильнее!», яростный и пронзительный, сверлящий мозг, и последовавший за ним взрыв, расколовший небо и лес, а затем смешавший их в единое хаотическое месиво.

Он стоял неподвижно минуту, две, три…

Затем наступила тишина.

Эта непроницаемая тишина его успокоила. И даже придала ему сил. Ужасный пронзительный голос наконец смолк. И с ним — все остальные голоса, крики, вопли ужаса и боли, рыдания, которые разносились над поляной еще совсем недавно…

Он огляделся по сторонам. До поляны было метров тридцать. Его цель была уже близка. Хотя сейчас она представляла собой дымящиеся развалины…

Он поднялся и, пошатываясь, побрел к ним.

Тома не знал, сколько времени оставался без сознания. Он даже не был уверен, действительно ли упал в обморок или же утрата чувства времени объяснялась глубокой тишиной, воцарившейся после адского грохота, — эта внезапно наступившая тишина дезориентировала его до такой степени, что он уже не мог отличить сна от яви, реальность от кошмара.

Он открыл глаза. Увидел над собой бледно-серое небо в красноватых отблесках. И одновременно ощутил волны жара, ласкающие его лицо, хотя спина была скована холодом.

Он попытался подняться, но жгучая боль в ране пригвоздила его к земле. Неужели он упал на раненую ногу?..

Перед глазами на миг промелькнуло ужасающее видение: ему ампутируют ногу. У него заражение крови, гангрена!.. Господи, как он мог оказаться настолько безумным, чтобы…

Чтобы — что? В памяти остались лишь хаотичные обрывки недавних событий, так что он даже не мог восстановить их реальную последовательность. К тому же он до сих пор не услышал ни единого звука. Небо над головой напоминало импрессионистское полотно. А нога…

Нужно попытаться ею пошевелить.

Он повернулся на бок и тут же уткнулся лицом в снег, заглушая крик боли, который перешел в глухой стон.