Лорел Гамильтон

Кровь Нуар

Джонатону, который любит меня в самые темные мои моменты, и зажигает для меня свечу, когда темнота становится невыносимой.

Глава первая

Когда я вернулась, у меня в кухне за столом сидели двое. Один — мой возлюбленный, с которым мы вместе живем, а другой — один из наших с ним лучших друзей. Первый — леопард-оборотень, второй — вервольф, и оба они стриптизеры. Не реже раза в месяц оба они снимают с себя больше, чем просто сценическую одежду: перекидываются прямо на глазах у публики. В такие вечера в клубе есть только стоячие места. В других клубах вам тоже покажут, как мужики раздеваются, но смена кожи и тела — это неповторимо.

Натэниел встал и встретил меня поцелуем и объятием. Я пустила руки по длинным густым рыжеватым волосам, спадающим ниже широких плеч, закруглений талии, твердости зада и длинных мускулистых ног. У него сейчас рост пять футов семь дюймов — на дюйм выше, чем было при нашем знакомстве. В двадцать один год он наконец достиг роста, который обещали широкие плечи. Лицо лишилось прежней мягкости, стало мужественнее. Он всегда был скорее смазлив, чем красив, но сейчас черты лица определились, и он выглядел вполне соответственно возрасту, а не как приманка педофила.

Светло-сиреневые глаза его моргнули. В водительском удостоверении они были названы синими, поскольку лиловые или лавандовые написать не дали. Вообще цвета они были разного, в зависимости от настроения или одежды, но синими не бывали никогда.

Руки скользнули под пиджак моего костюма и чуть ниже, к юбке. Задержались нерешительно на «браунинге» в кобуре — пистолеты все-таки мешают ласке.

Я обняла его нагой торс, вдохнула запах его кожи. Он был одет как всегда летом — только спортивные шорты. Оборотни вообще ходили бы голыми, если им разрешить. Мне это не так чтобы было всегда приятно, и Натэниел носил шорты, чтобы не ранить мою стыдливость. Многие сказали бы, что у меня ее совсем не осталось, но были бы не правы. И вообще завистники.

Держа его в объятиях, вдыхая тепло и ванильную сладость его кожи, я эту зависть могла понять. Хотя, честно говоря, не в сексе здесь все дело, и даже не в найденной наконец любви. Речь шла о силе и о том, что они хотели ее иметь, а у меня и моих эта сила есть. Речь шла о том, что я — человек-слуга Жан-Клода, мастера-вампира, мастера города Сент-Луиса. Речь о личном счете, а на моем счету истребителя вампиров — больше тел, чем у любого другого в США.

— Я бы какие-нибудь не слишком важные части тела отдал, чтобы меня так встречала женщина после работы, — произнес голос Джейсона.

Чтобы его увидеть, мне пришлось выглянуть из-за Натэниела. Джейсон остался за столом, держа в ладонях чашку кофе. От нее даже пахло кофе, но Джейсон скорчился над ней с таким видом, будто это что-то покрепче.

Он на два года старше Натэниела, то есть ему двадцать три. Странно — в момент нашего знакомства каждому из них было девятнадцать. Джейсон моего роста, плюс-минус полдюйма. Волосы у него белокурые с соломенным оттенком, который так обожают кинозвезды, но у него это цвет природный, а не от дорогого салона. Стрижка короткая, как у бизнесмена. Мне больше нравятся длинные волосы, но не могу не признать, что у Джейсона так лицо выглядит чище, даже в чем-то красивее, потому что волосы не отвлекают. Одет он был в синюю футболку, от которой еще синее казались его глаза. Цвет не весеннего даже, но летнего неба. Еще до изнуряющей жары, но уже не майское.

Одежда скрывала то, что мне было известно: без нее он даже лучше. Он у меня не возлюбленный — и не потому, что недостаточно привлекателен или желанен. Но он мне друг, а я друг ему.

— Как там у вас с Перлитой? Серьезно?

Он ухмыльнулся:

— Ты умеешь точно высказаться. Серьезно.

Я нахмурилась:

— А что не так?

Натэниел поцеловал меня в лоб:

— Нет, ну ты и правда хорошо сказала.

Я отодвинулась, посмотрела на них обоих, сдвинув брови:

— А что я не так сказала? Вы не просто по-дружески трахаетесь. И не на одну ночь сошлись. Если это не называется «серьезно», то как?

— Тебя послушать, так я ей кольцо подарил уже. Мы с Перли были любовниками, и она хотела быть единственной.

— Я думала, так оно и есть.

— Это если не считать тебя.

— Погоди — ты сказал «были»? Вы что, разошлись?

— Она ему поставила ультиматум, — сообщил Натэниел. Погладил меня по руке сверху вниз и отодвинулся. — Я тебе кофе налью.

Я подошла к столу и села на стул, пододвинутый Натэниелом.

— А что за ультиматум?

Джейсон ответил, не поднимая глаз от чашки:

— Она хотела, чтобы я прекратил секс с Жан-Клодом, с Ашером и с тобой.

— Стоп. У тебя же нет секса с Жан-Клодом и с Ашером. Или я не все знаю?

— Ну и физиономия у тебя! — улыбнулся он. Потом поднял пальцы в бойскаутском салюте: — Никогда сейчас и никогда раньше не было у меня секса ни с Ашером, ни с Жан-Клодом.

Натэниел поставил передо мной горячий кофе и сел на стул напротив Джейсона, так что мы оба на него смотрели. И еще мы с Натэниелом сможем только держаться за руки, что и хорошо, иначе отвлечемся.

— Но она тебе не поверила, — сказала я.

— Не поверила. — Он отпил кофе.

— Почему же не поверила?

— Не берусь судить.

— Если то, что я на тебе питаю ardeur, не нравится твоей постоянной девушке, ты должен был мне сказать.

— Я — ротте de song Жан-Клода, его яблоко крови. То есть я его донор, и я иду туда, куда посылает меня мастер. Ardeur для тебя — аналог питания кровью, и ты — его слуга-человек. Жан-Клод делится мною с Ашером, вторым после него вампиром, в смысле крови, и с тобой — в смысле секса, и это его право — делиться мною. Я принадлежу ему и Перли это знает. Ее вышибли из Кейп-Кода за то, что она хотела быть для тамошнего мастера больше чем донором крови.

— Сэмюэл ничего про это не говорил. Его сын Самсон сказал, что Перли прислали сюда шпионить за ним в пользу его матери.

— Да, но Самсон уехал домой, а Перли — нет.

Самсон уехал домой, потому что Сент-Луис подвергся вторжению самых страшных вампиров в мире, и Жан-Клоду не понравилась мысль, что погибнет старший сын его друга и союзника. Кроме того, Самсон — русал, а они в драке не сильны. На суше, во всяком случае. Перли тоже русалка, хотя никогда я не видела, чтобы кто-то из них покрывался чешуей. Для меня они выглядели вполне по-человечески.

— Перли осталась ради тебя, — сказал Натэниел.

Джейсон кивнул:

— Она хотела, чтобы я принадлежал ей. Очень ревнива, очень собственница. И мне это совсем не нужно.

— Так что у тебя есть женщина, которая тебя приветствует, как Анита — меня, но в остальном все не так?

— Нет, Натэниел. Когда-то так и было, но уже месяца три как она меня встречает по типу: «Ты где был? С кем был? С мастером опять трахался? С Ашером? С Анитой был, да?»

— Я тебя в смысле питания отодвинула в запас, — сказала я. — Я понимала, что Перли не готова тобой делиться, но у меня мысли не было, будто она думает, что ты вампирам даешь больше, чем кровь.

— Она ревнива до безумия и мне не верит, когда я говорю, что ни с кем не был, кроме нее. Потому я и попросил Жан-Клода убрать меня на время из графика твоего питания. Я думал, что если перестану встречаться с тобой — единственной, кроме Перли, — она успокоится.

Мы с Натэниелом переглянулись, Натэниел пожал плечами. Я спросила:

— И не вышло?

— Нет, — ответил Джейсон. Отпил еще кофе — допил, наверное, потому что встал и пошел к кофеварке возле раковины. Вытащил кофейник, но поставил его обратно, себе не налив. Чашку поставил в мойку. — Не хочется кофе.

— Кофе много не бывает, — сказала я.

Он улыбнулся:

— Для тебя — да, но для нас всех твоя норма — уже передоз.

— Джейсон, что случилось?

Улыбка погасла окончательно, и к нам он обернулся уже мрачным. Прислонился к шкафчику, скрестил руки на груди — и снова не очень хотел смотреть нам в глаза.

— Она хотела за меня замуж. Пока смерть не разлучит нас и так далее. Она — русалка, значит, она меня переживет. Они сотни лет живут. Не бессмертны, как вампиры, но близко к тому.

— И ты не захотел на ней жениться, — сказала я тихо.

Он покачал головой:

— Она мной одержима. Говорит, что меня любит, но это не ощущается, как любовь. Как ожог.

— Значит, это не та, кто тебе нужна.

Он усмехнулся, и улыбка почти дошла до глаз:

— Кто бы говорил. Ты вот тоже одного выбрать не можешь.

— Это другое дело.

— Почему? Потому что ты — живой вампир, который питается сексом, и тебе приходится иметь запас любовников? Ardeur — отличный предлог и оправдание.

— Я бы это изменила, если бы могла. И ты это знаешь.

Он подошел ко мне, обнял меня за плечи, щекой прижался к темени.

— Я не хотел тебя огорчать, Анита. Вот видит бог, не хотел. Но не говори мне, что ты бы это поменяла, если бы могла. Ты любишь Натэниела и ты любишь Мику — а они тебя. Ты любишь Жан-Клода и ты любишь Ашера — а они тебя. Ты все еще не очень понимаешь, что делать с Дамианом, но поймешь.

Я мотнула головой и отодвинулась:

— Еще Реквиема не забудь, и Лондона, и иногда Ричарда. А, да, еще тут лебединый король выплывает время от времени, простите за каламбур.

Звучало горько и зло, и я рада была, что именно так.

— Я ничего не хотел такого сказать и тебя расстраивать — не хватало мне только, чтобы еще одна женщина на меня сегодня разозлилась. Я расстроен, Анита, и ты даже понятия не имеешь, насколько. Прошу тебя, я гад, конечно, последний гад, но не злись на меня хоть ты.

Он протянул ко мне руку, и лицо его умоляло красноречивее слов. Никогда не видела его глаза, полными вот именно такого рода страданием. Это было больше, чем утрата подружки, с которой он не хочет продолжать отношения.

Я тоже протянула руку, но заставила его подойти на шаг, чтобы пожать ее. Глаза его блеснули в верхнем свете.

Я задержала его руку в своей. Он тихо выдохнул, и мне показалось на секунду, что он сейчас заплачет, но он лишь смотрел на меня. Глаза его еще раз блеснули, потом потускнели мертво, будто он все свои чувства где-то запер. В каком-то смысле, по-моему, это было даже хуже.

Я шагнула к нему, и он меня обнял так, будто стоит на краю пропасти и только за меня может держаться. И это молчаливое объятие было очень… очень мужским. Женщина бы заплакала или сказала бы еще что-нибудь, а мужчины, когда им больно, молчат.

Я обняла его в ответ, попыталась сказать, что все будет хорошо. Зашептала ему в волосы, в щеку:

— Все нормально, Джейсон. Все нормально.

Натэниел встал, подошел к нам и обнял нас обоих.

Прижался щекой к волосам друга и сказал:

— Джейсон, мы здесь. Мы с тобой.

Джейсон не размыкал объятий, не двигался, и руки его, плечи, прижатые ко мне, напряглись, но ничего в этом не было сексуального. Никогда еще мне не приходилось так тесно прижиматься к мужчине и думать только: Господи, в чем же дело? Либо он так любил Перли, и теперь горевал, либо худшее еще не сказано.

Мы опустились на пол, опираясь спинами на кухонный островок. Джейсон так и не сказал, что еще случилось. Или что он по уши влюблен в Перли и думает сейчас, как все исправить. Я ждала его слов. Будь он подругой, а не другом, я бы уже спросила сама, но с парнями так нельзя. С ними надо осторожно, как с диким зверем — я без юмора по поводу оборотней — иначе можно спугнуть, и он просто в себе замкнется. Если действовать осторожно, спокойно и не слишком настойчиво, можно что-то еще узнать. Ну, конечно, при некоторых вопросах их надо дубиной по голове лупить, чтобы добиться толку, но разговаривать они предпочитают на фоне тишины.

Джейсон положил голову на плечо Натэниелу, руку мне на ногу. Он, как и все мои друзья, обниматься любит куда больше многих мужчин. Мне это приятно.

Заговорил он голосом ровным и бесцветным, будто боялся выдать какие-то чувства.

— У меня отец умирает от рака. Мать позвонила вчера, после того как мы с Перли расстались.

Мы с Натэниелом переглянулись. По его большим глазам я поняла, что для него это тоже внове.

— Боже мой, Джейсон! — ахнула я. — Прости, я не знала.

— Мы друг друга, конечно, ненавидим, но сейчас этот старый хладнокровный мерзавец умирает, и я не успею его простить.

— Что мы можем для тебя сделать? — спросил Натэниел.

Он улыбнулся — слабо, неуверенно, но сумел улыбнуться. Мне это показалось добрым знаком. Хотелось так думать.

— Вы и правда хотите знать?

— Говори прямо.

Он снова улыбнулся, но глаза у него дернулись, будто я его ударила, а не предложила сделать все, что угодно, лишь бы облегчить его страдание.

— Здесь сейчас нет Перли, которая могла бы мне сказать «не смей» или тебе сказать «не надо». Я снова свободен.

Он попытался засмеяться, но получилось что-то вроде всхлипа.

— Понял, — ответил ему Натэниел.

— Тогда объясни мне, — потребовала я. — Потому что я не поняла.

— Он снова хочет секса с тобой.

— Чего?

— Перли ни ему, ни тебе уже этого не запретит. Вы сейчас снова можете стать любовниками.

— Сейчас — это в смысле прямо сейчас?

Натэниел слегка пожал плечами. Джейсон снял голову с его плеча, убрал руку с моей ноги.

— Извини, Анита, я лажу спорол. Понимаю, что к тебе это не подход. Но голова сегодня ничего не соображает, мутная.

Он встал и пошел к двери.

Я открыла было рот сказать «Не уходи» и «Да», но не сказала ничего, а посмотрела на Натэниела. Нахмурилась. Он не просто мой возлюбленный: ardeur превратил меня в нечто вроде живого вампира, который питается сексом, но у этого отрицательного явления открылись некоторые положительные стороны. Натэниел был зверем моего зова, то есть нечто вроде моего фамилиара. У нас бывали общие эмоции, силы, а иногда и мысли.

— Это ты сейчас мне в голову сказал «да»?

— Ты можешь меня отключить, если хочешь.

Джейсон задержался почти у самой двери, обернулся.

— Я что-то пропустил?

Я поглядела в лицо мужчины, которого люблю:

— Ты этого на самом деле хочешь?

— Он мой друг.

— Знаешь, мужчины обычно не хотят, чтобы их женщины спали с их друзьями.

— Если бы ты никогда не спала с Джейсоном, другое дело, но это было. Что плохого будет, если это случится сегодня?

Я снова открыла рот — сказать что-нибудь рассудительное, — но закрыла, потому что ну ничего разумного в голову не пришло. Отчего сегодня не переспать с Джейсоном? Оттого, что не планировалось? Или потому что безнравственно?

А эти причины — уважительные?

Джейсон остановился в дверях, на границе света из кухни и темноты гостиной.

— Я вызвал в тебе жалость, а вряд ли мне хочется, чтобы ты легла со мной по этой причине.

— Когда-то тебе все равно было, лишь бы дала.

— Я знаю, я кобель.

— Я не это хотела сказать, Джейсон.

— Оставайся сегодня, — предложил Натэниел.

Джейсон повернулся к нам лицом, но осталсяв тени.

— Почему? Зачем вам, чтобы я остался?

Я пожала плечами, обернувшись к Натэниелу, молчаливо говоря: «Это ты предложил».

— Потому что ты наш друг. Потому что мы тебя любим.

— А ты, Анита? У тебя те же причины?

Я посмотрела на него. Что-то вызывающее было в постановке его плеч, будто он ожидал от меня чего-то обидного. И я очень постаралась, чтобы ничего обидного не было.

— Мне просто кажется, что нехорошо будет, если ты прямо сейчас уйдешь. Оставайся, а если секс тебя смущает, будем просто спать щенячьей кучей.

Он покачал головой:

— «Просто спать» — это слишком на тебя не похоже.

Мне стало неловко:

— Я не знаю, что мне сказать на это, Джейсон.

— Скажи, что хочешь меня.

Я начала что-то говорить, но Натэниел взял меня за руку:

— Анита, ему нужна правда.

— А правда — это что? — спросила я, отнимая руку.

— Скажи ему, что ты по отношению к нему чувствуешь. На самом деле.

Переведя дыхание глубоким вдохом, я подумала насчет правды. В чем же она состоит?

— Ты один из лучших моих друзей, Джейсон. И не надо тебе сегодня ночью быть одному.

— Жан-Клод разрешил бы мне спать с ним.

— Но ты не дал бы ему обнять себя, когда тебе плохо.

— Откуда ты знаешь?

— Интуиция.

Он застыл в дверях, будто не мог решиться, будто одновременно и хотел, и не хотел. Раньше я заставила бы его подойти ко мне, чтобы взять его за руку, а сейчас подошла к нему, обняла двумя руками. Он не шевельнулся, не поддался, я прижалась головой к его плечу.

— Останься с нами сегодня ночью, Джейсон. Пожалуйста.

— Зачем? — шепнул он мне в волосы.

— Потому что ты этого хочешь.

— Не то.

— Потому что я знаю, как больно будет Натэниелу, если ты сегодня уйдешь, и он будет знать, что некому будет обнять тебя во сне.

— Не сна я хочу, Анита. Я боюсь спать, боюсь дурных снов. Вчера ночь была… тяжелая.

— Ты все это узнал вчера вечером? — спросила я, подняв голову.

Он кивнул.

— Дурные сны?

— Хуже не придумаешь. Почему-то эта весть про отца кучу мути со дна подняла.

Желание Натэниела просто давило на меня; ему необходимо было, чтобы Джейсон остался. Я попыталась от него закрыться щитом, но это не получилось, и одной из причин, как я поняла, было то, что я с ним согласна. Я тоже чувствовала, что Джейсон должен остаться. Натэниел прав: Джейсон и так есть в моем списке любовников. И чего мне не хочется признавать, что спать с Джейсоном — это был кайф? Вот почему каждый раз я упираюсь признаться самой себе, что вот с тем или этим мужчиной мне понравилось? Не потому, что выбора не было, а потому что как раз для разнообразия он был?

Джейсон поцеловал меня в лоб:

— Я пошел домой.

Я обняла его крепче, задержала в дверях:

— Отлично будет, если ты останешься.

Он даже удивился:

— Ты так говоришь, будто и правда этого хочешь?

— Хочу, — кивнула я.

Он улыбнулся — тенью своей обычной улыбки.

— Мне послышалось, или ты по ходу дела действительно сказала «пожалуйста»?

Я ответила ему улыбкой:

— Кажется, да.

— Никогда не слышал, чтобы ты говорила мужчине «пожалуйста» и просила его остаться с тобой.

— Обычно это не нужно.

— Останься сегодня с нами, — сказал Натэниел.

— Останься, — подтвердила я.

— Тесновато станет в постели, когда Мика вернется.

— Его нет в городе.

— В наш пард хочет вступить новый оборотень, — пояснил Натэниел. — Он поехал с ним беседовать.

Джейсон кивнул:

— Мика мне нравится, ты это знаешь.

— Да, но он не твой лучший друг и не девушка, — напомнила я.

Джейсон снова кивнул:

— Сегодня мне и в самом деле не нужна бы публика.

— Дамиан теперь даже спит у своей последней любовницы-вампирши, — напомнил Натэниел. — Так что весь дом наш.

Джейсона покинуло напряжение, которого я даже не замечала до этой минуты.

— Я всех люблю, но иногда эти большие группы несколько надоедают. Вот что мне с Перли поначалу нравилось, это что их не было.

— Тебе не хочется каждую ночь массовую оргию, но и моногамным ты тоже быть не хочешь, — сказал Натэниел.

— Вот такой я затраханный, — кивнул Джейсон.

— Еще нет, — уточнила я, продолжая его обнимать, — но это можно исправить.

Он улыбнулся мне — улыбка дошла до глаз.

— Спальня, ванная, гостиная или кухня?

— На кухне пол твердый и кафель холодный. Чем тебе не нравится хорошая мягкая кровать?