В голове снова всплывают картинки: Дара, машина Паркера, ночь, и дождь льет стеной, словно небо раскололось на мелкие кусочки. Я моргаю и трясу головой, пытаясь отогнать воспоминания.

— Ты уверена, что с ним все в порядке? — кричу я вслед Элис, но она уже слишком далеко и не слышит меня.

К десяти часам становится понятно, что даже мистер Уилкокс недооценил количество гостей. В парке еще никогда не было так многолюдно, к тому же температура перевалила за 103 градуса. Я выпила уже полдюжины бутылок воды, но даже не захотела в туалет. Вся жидкость испарилась через кожу. Поскольку это особый день и еще потому, что наш номер стал своего рода сенсацией (по крайней мере, для тех, кому еще нет шести), мы даем целых три представления: в 10:30, в полдень и в 2:30.

В промежутках между шоу, сбросив русалочий хвост, я отдыхаю в центральном офисе, потому что это единственное закрытое пространство, где есть кондиционер. От жары так плохо, что меня уже не заботит, что Донна видит мое нижнее белье. Тем более что Хизер тоже сбрасывает костюм попугая и курсирует по комнате в одних трусах и лифчике, проклиная погоду и безуспешно пытаясь высушить подмышки.

Слишком жарко, чтобы есть. Слишком жарко, чтобы улыбаться. А люди все прибывают: торопливым потоком вливаясь через ворота, бесконечный поток детей и их родителей, бабушек и дедушек, девочек-подростков в бикини и коротких шортиках и их бойфрендов, одетых в одни только шорты поверх плавок, притворяющихся, что им скучно.

Когда наступает время давать последнее представление, я уже с трудом могу улыбаться. Пот струится между грудей, под коленками и в других местах (я раньше и не подозревала, что они могут потеть). Солнце нещадно палит, и я чувствую себя муравьем под огромной лупой. Зрители слились в одно большое разноцветное пятно.

Хизер изображает нападение кукольной собачки. И в этот самый момент происходит что-то странное: все вокруг стихает, словно кто-то выключил звук. Я вижу, что люди смеются, вижу тысячу раскрытых темных ртов, но до моих ушей не доходит ни звука. Ничего, только глухой монотонный гул, как будто я в самолете, в тысячах миль от земли.

Я хочу что-нибудь сказать. Я знаю, что должна что-то сказать. Мне нужно встать и спасти Хизер от собаки, но я, кажется, разучилась говорить, как и разучилась слушать. Я заставляю себя подняться на ноги.

По крайней мере, я думаю, что встала на ноги. Внезапно я снова оказываюсь на земле, но не лицом вниз, как обычно, а на спине, и надо мной появляется лицо Роджерса, красное и опухшее. Он что-то кричит, я вижу, как широко открывается его рот. Затем рядом появляется лицо Хизер уже без птичьей головы, мокрые волосы прилипли ко лбу. А затем мое тело становится невесомым, и я лечу навстречу голубому небу, покачиваясь, словно снова стала малышкой на руках у своего отца.

Минута уходит на то, чтобы понять, что Роджерс несет меня на руках так же, как он обычно делает это перед представлением. Я слишком устала, чтобы протестовать. «Русалки не умеют ходить».

Затем его голос прорывает статичную тишину в моем мозгу.

— Сделай глубокий вдох, — командует он.

Прежде чем я успеваю спросить, зачем, он расслабляет руки, и я падаю. Когда я ударяюсь о воду, тело пронзает холодный электрический шок. Это словно перезагрузка: внезапно ко мне возвращаются все чувства. В глаза и нос ударяет хлорка. В воде хвост намокает и становится невероятно тяжелым, прилипая к моим ногам, словно водоросли. В бассейне полно детей, их маленькие ножки взбивают воду в пену, надо мной то и дело проплывают тела, загораживая свет. Секунды две уходит на то, чтобы осознать, что Роджерс прямо в костюме бросил меня в бассейн.

Я ударяюсь ногами о дно бассейна и перед тем, как всплыть на поверхность, вижу ее: она быстро погружается в воду, глаза широко раскрыты, светлые волосы за спиной колышатся, словно щупальца. На короткую секунду я вижу ее среди множества детей, ныряющих под волны и барахтающихся, чтобы остаться на плаву.

Мэдлин Сноу.

Забыв, что я под водой, открываю рот, чтобы закричать, и в этот самый момент оказываюсь над поверхностью воды, отплевываясь. Горло горит от хлорки. Слух возвращается, а вместе с ним и все остальные чувства: воздух наполнен шумом, смехом и плеском искусственных волн о бетон.

Я всплываю на поверхность, оборачиваюсь и сканирую толпу в поисках Мэдлин.

В бассейне не меньше шестидесяти детей. Солнце палит. Светловолосых детей вокруг полно, они ныряют и всплывают на поверхность, улыбаясь, выплевывая воду изо рта небольшими фонтанчиками, все более или менее похожи между собой. Куда же она делась?

— Ты в порядке? — спрашивает Роджерс с бортика бассейна. Он все еще в пиратской шляпе. — Лучше себя чувствуешь?

И тогда я снова замечаю ее. Она пытается подтянуться и влезть на бортик бассейна, ручки у нее тонкие, как спички. Я скольжу к ней, наступаю на дурацкий хвост, падаю в воду лицом вниз и остаток пути проплываю по-собачьи, неловко барахтаясь. Кто-то зовет меня по имени, но я не оборачиваюсь. Я должна добраться до нее.

— Мэдлин. — Я кладу руку ей на плечо, и она плюхается обратно в воду, вскрикнув от неожиданности.

Как только она оборачивается, я понимаю, что это не Мэдлин. Девочке одиннадцать или двенадцать, у нее неправильный прикус и челка.

— Прости, — я быстро убираю руку, а ее мать, с косичками и в джинсовых шортах, хотя ей никак не меньше сорока, уже бежит к нам, шлепая сандалиями по мокрой дорожке.

— Эддисон? Эддисон! — Она падает на колени около бассейна, тянется к дочери и хватает ее за руку, глядя на меня как на какую-то извращенку. — Вылезай оттуда. Сейчас же.

— Простите, — повторяю я.

Но она только бросает на меня еще один грязный взгляд, пока девочка, Эддисон, выбирается из бассейна. В незатихающем гуле смеха и голосов я снова слышу свое имя.

Я оборачиваюсь и вижу Роджерса, который, нахмурившись, двигается ко мне, прокладывая себе путь вдоль бассейна.

Внезапно на меня наваливается усталость. Выбираюсь из воды, чувствуя себя полной идиоткой, и шлепаюсь рядом, мокрый хвост занимает все пространство у бассейна. Маленькая девочка в памперсе показывает пальцем и хохочет в полном восторге.

— Что происходит? — Роджерс садится рядом со мной. — Ты снова собралась падать в обморок?

— Нет. Мне показалось, что я увидела… — Я замолкаю, осознавая, как нелепо это прозвучит. «Мне показалось, я видела Мэдлин Сноу под водой».

Я расстегиваю «молнию» до самых ступней и встаю, придерживая хвост, чтобы он не распахивался, обнажая мои ноги, иначе меня могут арестовать за неприличное поведение. Теперь, когда мои ноги не скованы, я чувствую себя немного лучше.

— Я правда упала в обморок?

Роджерс тоже встает.

— Свалилась, как подкошенная, — отвечает он. — Но не волнуйся. Дети решили, что это часть номера. Ты сегодня обедала?

Качаю головой.

— Слишком жарко.

— Пошли, — говорит он, опуская руку мне на плечо, — тебе нужно уйти с солнца.

По пути обратно в офис мы встречаем двух клоунов и жонглера, все они наняты в местной фирме, занимающейся организацией праздников. Я знаю, что где-то поблизости ходит Доу, переодетый волшебником, показывает карточные фокусы в окружении множества восторженных детей.

А люди все прибывают: столько людей, что поневоле задумаешься, как все они могут существовать, как может быть в мире столько разных жизненных историй, нужд и разочарований?

Глядя на очередь к аттракциону под названием «Доска» и на «Кружащегося Дервиша» (он несет своих пассажиров по эллипсам, выдавая звуковую волну, которая гаснет, достигнув своего пика), я со всей отчетливостью осознаю: все эти поиски, репортажи в новостях, ежедневные обновления на сайте — все это бесполезно.

Мэдлин Сноу ушла навсегда.

Я нахожу Элис в офисе, теперь ее очередь охлаждаться под кондиционером. К счастью, Донны здесь нет. Телефон все звонит и звонит, но после четырех гудков умолкает, и включается автоответчик. «Доброго дня, и добро пожаловать в ФэнЛэнд. Роджерс настаивает, чтобы я выпила три стакана ледяной воды и съела половину сэндвича с индейкой, прежде чем снова выходить на улицу.

— Постарайся добраться домой без происшествий, — говорит он, возвышаясь надо мной и глядя так, будто одной силой своего взгляда может заставить меня быстрее переварить свой сэндвич.

— Но ты же вернешься к фейерверку, да? — спрашивает Элис.

Она закинула ноги прямо в обуви на стол, и в маленькой комнате пахнет так себе. Пожимая плечами, она объясняет, что работала на «Кобре», и когда одна девочка слезла с аттракциона, ее вырвало прямо на туфли Элис.

— Я вернусь, — обещаю я. В честь праздника парк сегодня работает дольше обычного. Мы будем открыты до десяти вечера, а фейерверк будет в девять. Я начинаю нервничать. Осталось всего несколько часов. — Конечно, я вернусь.

Сегодня мы вместе с Дарой разбудим зверя. Сегодня мы запустим «Врата» и взлетим прямо к звездам.

Дара, 22 февраля

Мы с Арианой ходили в «Лофт» тусоваться с Пи Джеем и Тайсоном, и она провела всю ночь, засовывая Тайсону в глотку свой язык, а еще пыталась уговорить нас искупаться голышом, хотя на улице было градусов пятьдесят. Там был еще один парень, хозяин клуба на побережье, который называется «Бимерс». Он даже принес шампанское, настоящее. Весь вечер он убеждал меня, что я могла бы стать моделью, пока я не сказала ему прекратить вливать мне в уши это дерьмо. Модели ростом по десять футов. Но все равно он такой классный. Староват немного. Но классный.