— Где конкретно ты находишься? — повторяет он, и перед моими глазами предстает его комната.

Старая лампа в виде бейсбольной перчатки, отбрасывающая кружок теплого света на ковер цвета морской волны. Мятые простыни, которые всегда немного пахнут хвоей. Письменный стол, кресло, куча книг, дисков и старых футболок. Я представляю себе, как он быстро натягивает футболку и шарит под кроватью в поисках своих кедов.

— Я еду к Орфанс Бич, — говорю я, потому что это единственное, что я могу придумать.

Ответ где-то там, рядом с «Бимерс», или даже внутри. Может, у них есть еще какое-то помещение. Может, я не заметила какую-то лестницу или дверь. Или они используют какой-нибудь заброшенный склад. Я должна узнать.

Меня не покидает чувство, что все это было спланировано Дарой, по крайней мере — изначально. Она хотела, чтобы я нашла ее телефон и фото в нем. Она оставляла мне подсказки, чтобы я смогла ей помочь.

Это был крик о помощи.

— Орфанс Бич? — Я слышу, как Паркер открывает и закрывает дверь. Представляю себе, как он на ощупь движется по коридору, одной рукой держась за стену, оклеенную старыми обоями в цветочек, которые он терпеть не может. — Куда мы в прошлом году ездили в день рождения Дары? Где мы нашли маяк?

— Да, — подтверждаю я. — Недалеко оттуда есть бар. Он называется… — слова у меня во рту рассыпаются в пыль.

Теперь я знаю отгадку. Образы и слова вспыхивают в моей голове. Неоновая вывеска на баре, их фирменный логотип на салфетках, изображающий два световых круга, и само слово «beam», означающее «освещать». Теперь я точно знаю, куда Андре водит девочек, где он устраивает вечеринки, где он фотографировал Дару и Сару Сноу и где что-то страшное случилось с Мэдлин Сноу.

— Как называется бар? — Голос Паркера теперь звучит тише, более отдаленно. Он бежит по газону, зажав телефон между плечом и ухом, шаря в карманах джинсов в поисках ключей от машины. — Ник, ты здесь?

— О боже! — Я сжимаю телефон с такой силой, что пальцы болят.

В этот момент разговор прерывается, телефон окончательно сел.

— Черт! — Я проклинаю все на свете, и от этого становится немного легче. — Черт, черт, черт.

Потом я вспоминаю про телефон Дары, появляется проблеск надежды. Одной рукой я держу руль, а второй шарю в подстаканнике, но там только старая жвачка, завернутая в бумагу. С нарастающим беспокойством я провожу рукой по пассажирскому сиденью. Ничего.

В этот момент из подлеска выскакивает животное (енот или опоссум, в темноте не разглядеть) и замирает, сверкая глазами, прямо у меня на пути. Я резко выворачиваю руль влево, даже не успев проверить, есть ли машины позади меня, и ожидаю удара. Но через секунду возвращаю контроль и выравниваю машину. Еще немного, и я бы, пролетев мимо заграждения и темных домов на побережье, упала прямо в воду. Когда я смотрю в зеркало заднего вида, вижу маленькую темную фигуру на дороге. В целости и сохранности.

И все же я не могу преодолеть панику, ужас из-за того, что я снова потеряла контроль, снова была на самом краю. Должно быть, я оставила телефон Дары дома, когда обыскивала ее комнату. А значит, я осталась одна. Все ответы скрыты там, внизу, на безлюдном отрезке пляжа от бара «Бимерс» до места нашей аварии, где из-за течений плавать смертельно опасно. Ответы на вопросы, что случилось с Мэдлин Сноу и почему так изменилась моя сестра. И ответ на вопрос, что случилось той ночью четыре месяца назад, когда мы оторвались от земли и погрузились в темноту.

Тихий, но настойчивый голос в моей голове умоляет повернуть назад, предупреждает, что я не готова узнать правду.

Но я игнорирую его и еду дальше.

Дара, 2:23

Снаружи маяк выглядит заброшенным. Он возвышается над строительными лесами, словно палец, указывающий на луну. Узкие окна заколочены тусклыми серыми деревяшками, а знаки свидетельствуют о том, что вход на территорию запрещен. Один из них гласит: «Внимание! Вход только в касках». Но никакого строительства здесь давно не ведется. Даже сам знак уже покрыт солью, погнут и с чьей-то легкой руки украшен граффити.

Нужно было захватить фонарик.

Я не помню, как можно попасть внутрь. Но знаю, что где-то есть секретная дверь, словно портал в другой мир.

Кружу по пляжу, немного скользя по камням. В отдалении за валунами я вижу огни «Бимерса», похожего на сверкающее насекомое. Время от времени я слышу, как мимо проносятся машины, вижу, как свет фар выхватывает из мрака часть пляжа и камни. Но меня с дороги не видно из-за зарослей высокой травы и карпобротуса.

Прилив начался. Между камнями пузырится грязь. Волны пенятся менее чем в четырех футах от места, где я стою, оставляя лужицы у подножия скал. Это безлюдное место. Никому не придет в голову сунуть сюда нос. И все же всего в тысяче футов вниз по шоссе начинается шум и хаос Ист Норуока.

Я ныряю под леса и провожу рукой по изгибам маяка. Краска облупляется под моими пальцами. Единственная дверь заколочена, как и окна. Но я все равно обхожу его кругом. Я была здесь раньше. Значит, должен быть вход. Только если…

Внезапно ко мне приходит идея. Только если Андре, зная, что копы у него на хвосте, не решил запутать следы.

Но в эту секунду мои пальцы на что-то натыкаются. Какая-то шероховатость, небольшая трещина в стене.

Здесь есть проход, аккуратно вырезанный прямо в стене, а затем для вида заколоченный. Я толкаю изо всех сил, но дверь не поддается. Может, она закрыта изнутри? Я провожу пальцем по едва заметному краю и вскрикиваю, когда напарываюсь на острый конец гвоздя. Облизываю палец и чувствую вкус крови во рту. Так я и думала. На самом деле гвозди вбиты в дверь и просто загнуты. И все же она не открывается.

Мне нужно попасть внутрь любой ценой. В отчаянии я изо всех сил пинаю дверь, и неожиданно она открывается со скрипом и грохотом, словно разинутый рот. Ну конечно. Нужно не толкать. Тянуть.

Позади я слышу какой-то шорох и оборачиваюсь. Поднялся ветер, и о берег разбивается очередная волна, пенясь между скользких темных скал. Я оглядываю пляж, но вижу только расплывчатые тени старых валунов, дикие заросли травы и тусклые огни «Бимерса», мерцающие в отдалении, отбрасывающие серебристые отсветы в океан.

Я проскальзываю внутрь, нагибаюсь и поднимаю с песка камень, который можно подложить, чтобы дверь не закрылась. Так внутрь проникает хоть немного света. К тому же это будет знаком для Ник.

Если она сможет меня отыскать.

Внутри пахнет старым пивом и сигаретным дымом. Я делаю еще один шаг вперед, натыкаюсь на выключатель, и что-то (бутылка?) откатывается в сторону. Потом натыкаюсь на лампу и еле успеваю поймать ее в сантиметрах от пола. Свет, который подключен к генератору, едва освещает лестницу, ведущую на верхние этажи маяка. В этой комнате ничего нет, кроме пустых пивных банок и бутылок, сигаретных окурков и непонятно откуда взявшегося мужского ботинка. Поверх слоя опилок на полу виднеется множество следов. Мятый пакет из «Макдоналдса», оставленный в углу, облепили муравьи.

Я поворачиваю лампу в направлении лестницы. В тусклом свете она похожа на извивающуюся змею. Я решаю подняться.

Красный диван убрали. Еще раньше, чем нахожу другую лампу, я замечаю дорожки на пыльном полу, свидетельствующие о том, что здесь недавно двигали к лестнице и спускали по ней нечто тяжелое.

Но световая аппаратура осталась. Четыре светильника с большими лампами, словно на киноплощадке, и старый кофейный столик со следами от стаканов. Пыльный кондиционер все еще висит на стене. Слева от лестницы сложены грудой фанера и гипсокартон, привезенные, видимо, для ремонта, который так и не состоялся. В углу валяется потрепанный желтый лифчик с рисунками в виде шмелей на чашечках.

На секунду я замираю в центре комнаты, с трудом преодолевая внезапное желание закричать. Как я сюда попала? Как сюда попали остальные?

Теперь со всем этим покончено: с ложью, противостоянием и преследованием. Помню, когда мы с сестрой соревновались, кто первый доедет на велосипеде домой, к последнему кругу икры и бедра начинали нещадно гореть, и меня одолевало желание прекратить это, сдаться, больше не крутить педали и позволить себе проехать эти последние метры по инерции. Вот что я сейчас чувствую: не триумф победы, а облегчение от того, что больше не нужно бороться.

Но есть еще кое-что, что я должна сделать.

Я обследую комнату, выискивая какую-то деталь, которая помогла бы связать Андре и Мэдлин Сноу. Не знаю, что я рассчитываю найти. «Все тайное становится явным». Эта фраза не выходит у меня из головы. Или нет. «Шила в мешке не утаишь».

Кровь.

Рядом с одной из стен я вижу бурое пятно размером с детскую ладонь. Я наклоняюсь, ощущая легкую тошноту. Пятно впиталось в доски пола, и теперь невозможно понять, насколько оно старое (или новое).

Внизу кто-то резко захлопывает дверь. Я быстро поднимаюсь. Сердце уходит в пятки. Здесь кто-то есть. И это не Ник, она не стала бы закрывать дверь. Она бы двигалась тихо и осторожно.

Есть только одно место, где я могу спрятаться: за грудой фанеры, сваленной у лестницы. Я крадусь по комнате, замирая каждый раз, когда под ногами скрипят доски пола, и бесшумно пробираюсь в узкое темное пространство между грудой стройматериалов и стеной. В моем укрытии невыносимо пахнет мышиным пометом. Я забиваюсь в самый дальний угол и затихаю, прислушиваясь, не донесется ли снизу звук шагов или дыхание.