Шестнадцать лет. Поездка в Париж занимает одно из первых мест в списке моих желаний. Список длинный, но я пока не осуществила ни один из пунктов.

В лифте я достаю маленькое полотенце из спортивной сумки и, не вытирая пот, вешаю его на шею — этого должно быть достаточно, чтобы все поверили, будто я была на тренировке. Не то чтобы кого-то это волновало, но тренажерный зал — это отговорка, которой я пользуюсь, чтобы избежать коллективных обедов, где меня будут заставлять пробовать столовские макароны с мясным соусом или фруктовый салат, «в котором, по крайней мере, есть витамины». Нет, я предпочитаю проводить перерыв в китайском баре. Пропускать обед и, пока никто не смотрит, обходиться готовыми снеками.

Тетя жива и хочет со мной встретиться! За прошедшие годы я выдвинула уйму самых невероятных гипотез: что на ее любовь наконец ответил взаимностью такой очаровательный мужчина, как Питер О’Тул [Британский киноактер.], и что она живет с ним в маленькой деревне в Перигоре [Перигор (фр. Perigord) — исторический и культурный регион на юго-западе Франции.], где они выращивают хищные растения и разводят кроликов породы Гавана; что она стала информатором секретных служб, приняла монашеский постриг, уехала миссионером в Африку и не вернулась. В самом худшем варианте я представляла, что она одинока и живет на улице, продавая за гроши свои стихи, как та женщина, которую я видела в Париже в детстве, когда мы навещали тетю. То, что она жива, уже неплохо. И раз она прислала мне подарок, значит, все еще лучше.

Я открываю ящик стола, достаю упаковку острого хрустящего горошка, прячу ее в рукав пиджака и пробираюсь в туалет. С едой покончено за двадцать две секунды. Острота помогает утолить чувство голода. Это открытие сделали в сельских регионах Индии.

Какой эффект произведет на меня встреча с Вивьен? Когда я наконец узнаю, что произошло много лет назад и как она жила все это время. Возможно, она не впечатлится моими успехами. Факультет экономики, стажировка, работа в сфере маркетинга. И как она отреагирует на мои планы выйти замуж?

Что, если это шанс наладить отношения между ней и отцом? А если он узнает о нашей встрече и перестанет общаться и со мной? И что, если это возможное открытие заставит его копаться в прошлом, с которым он когда-то покончил навсегда?

Поезд отправляется в пятницу вечером и прибывает в Париж в субботу утром. Мне придется ехать на вокзал сразу после работы и возвращаться в воскресенье вечером, чтобы в понедельник утром уже сидеть за рабочим столом. Две ночи в дороге, одна в Париже. Безумие.

Я не могу спросить совета у Манубрио: она целый месяц будет в Мексике и для связи недоступна.

— Отпуск есть отпуск, — сказала она мне на последнем сеансе, протягивая украшенную драгоценностями руку.

Довериться Бернардо — это все равно что предстать перед судом: он всегда мыслит логически и никогда не проигрывает в спорах.

Если жизнь и правда похожа на океан, то сейчас я нахожусь на гребне огромной волны, балансируя на доске, которая движется будто сама по себе, а мой гидрокостюм настолько тесный, что я не уверена, смогу ли когда-нибудь стянуть его с себя.

3

В центре стола на серебряном блюде ждет разделанный на порционные куски жареный цыпленок. К нам, как и всегда по четвергам, присоединился Бернардо, поэтому моя мама накрыла стол по всем правилам этикета. И, как и всегда по четвергам, они спорят, кто же удостоится права положить себе первый кусок.

— Гости в первую очередь, — говорит мама.

— Спасибо, Габриэлла, только после тебя.

— О, как это любезно с твоей стороны, — сдается она и кладет на тарелку самый маленький кусочек грудки.

Я бросаю взгляд на отца. Его взор прикован к экрану телефона — решает рабочие вопросы, как обычно.

— Как-то безвкусно, — огорченно заявляет мать. — Неудачный цыпленок в этот раз получился.

— Как по мне, так идеальный, — тут же успокаивает ее Бернардо.

Настал мой черед. Я беру ножку.

— Очень вкусно, — спешу сказать я. Но на самом деле мама права.

После нескольких неудачных попыток беседа не клеится и сегодня. У нас дома не так много тем, на которые можно говорить свободно. Под запретом все неразрешимые проблемы, печальные новости, экстремальные виды спорта, теории заговора, эзотерика, гомеопатия, сложные для интерпретации утверждения. Идеальной темой могли бы стать мои достижения — жаль, что таковых не имеется. Время от времени на обсуждение выносится мой табель успеваемости за четвертый класс лицея, в котором я получила две девятки [Успеваемость в итальянских школах оценивается по десятибалльной системе, где 10 — наивысшая оценка.]: одну — по итальянскому языку, другую — по латыни. Учителя постоянно не было, и мы играли в нарды с его заместителем — в общем, оценки эти мне поставили незаслуженно. Разумеется, я никому в этом не призналась.

С тех пор как мы обручились, приветствуются и успехи Бернардо. К счастью, сегодня один из них на повестке: мы поднимаем бокалы за то, что его приняли на работу в крупную юридическую фирму. Ему больше не придется заниматься жилищными спорами.

Отец торжественно пожимает ему руку.

— Теперь мы с тобой говорим на одном языке.

— Спасибо, Марчелло, приятно это слышать, — отвечает Бернардо.

Отцу импонирует мысль, что однажды мой муж возьмет на себя управление его конторой. Эта участь светила бы мне, если бы не экзамены по римскому и частному праву и то, что мне не хватило настойчивости и должной доли мазохизма, чтобы стать юристом. Я утешаю себя тем, что хоть я и провалилась в университете, зато с выбором будущего мужа не ошиблась.

Разговор заходит о доме, в котором мы будем жить после свадьбы. Скоро он освободится от арендаторов и будет готов принять нас.

— Удачная инвестиция, — говорит мой отец. — За двадцать лет его стоимость удвоилась.

Дом этот находится в конце улицы, и он точно такой же, как и все остальные: два этажа, покатая крыша, балкон за окнами. В таком живем и мы с родителями.

Я стараюсь не думать о том, что на самом деле они купили этот дом для брата. Удалось бы ему устроиться на хорошую работу, жить идеальной жизнью по соседству? Хватило бы этого моим родителям? Может, тогда я стала бы им не нужна? Иногда я задаюсь вопросом, каково это — не родиться вообще, но не могу себе этого вообразить. Я вижу себя плывущей в пустоте или в абсолютной темноте, но картина недостоверна, так как мне представляется существующая я.

— Город уже наступает, — отмечает Бернардо, — а у нас даже сад будет.

Сейчас он говорит, что рад переехать из Милана сюда, в пригород. Мир и спокойствие, дружелюбная обстановка, а если выйти из дома вовремя и чуть быстрее проехать по кольцевой, то до офиса не так уж и далеко. Хотя в приватной беседе он признавался мне, что здесь просто не надо будет платить аренду, а в будущем он надеется купить квартиру в Милане. Он хотел бы жить в центре города. На самом деле эта идея мне тоже по душе. Так что меня совсем не нужно было убеждать.

— Не верьте никому, кто утверждает, что будущее — это иллюзия, — говорит мой отец. — Если в жизни и есть что-то определенное, то это будущее. И важно быть к нему готовым.

— В субботу я повезу Оливу в Алассио [Алассио — город в регионе Лигурия, один из известнейших курортов Италии.], — вдруг объявляет Бернардо.

Словно я какой-то пудель! Разве нам не стоило сначала обсудить это друг с другом? Даже я помню тринадцатую статью Конституции: «Свобода личности неприкосновенна». Может быть, потому, что тетя часто повторяла мне эту фразу. Повезет в Алассио к его друзьям, с которыми мне совершенно не о чем говорить. Всякий раз, когда я пытаюсь завязать с ними разговор, передо мной сгущается тьма. Все они молодые юристы, нотариусы, стоматологи. О чем я могу им рассказать? Об острых жареных морских водорослях? Спросить, помнят ли они финальную сцену из «Унесенных ветром», в которой Скарлетт О’Хара восклицает: «Ведь завтра будет новый день!»? Тишина, неизменно сопровождающая мои шутки, вызывает у меня чувство неловкости и приступы тахикардии. Я бы предпочла остаться дома и решать судоку или печь пирожные, даже если никто из домашних их не ест: мой отец ненавидит сладкое, а единственная калорийная пища, входящая в рацион моей матери, — это гималайские ягоды годжи.

Они все ждут, когда я отреагирую на это предложение. Многозначительные взгляды моей матери становятся все более настойчивыми. Она много раз говорила мне, что ради любимых людей нужно уметь чем-то жертвовать. «Ответственность лежит в основе счастья». Я не ставлю это под сомнение, ведь речь идет о социальных нормах, и, если они существуют, на то есть причина. Например, чтобы реальность не дала трещину, посеяв в нас панику, чтобы все знали, чего ожидать от жизни, чтобы она текла гладко и без волнений. И это работает из века в век, по себе знаю. Лучше бесконечный миг притворства, чем череда прыжков в пустоту и постоянные разочарования.

Вот почему я сама удивляюсь тому, что произношу в следующий момент:

— В эти выходные я буду в Париже.

Тут же эхом звучит хор голосов:

— В Париже?!

Застывшие в воздухе вилки, широко распахнутые глаза. На ум мне приходит фотография Дали с котами и летающими стульями.

— Как это — в Париже? — бормочет мать.

— В Париже? — повторяет Бернардо.