Глава 14

Он прижал к щеке холодный приклад «моссберга», держа палец в перчатке на спусковом крючке и целясь в вооруженного нарушителя у подножия холмистой гряды. Его дыхание было ровным и замерзало облачками вокруг лица.

Время растянулось. Клочки рваной коры шелестели на ветру. Его пес, карельская лайка Кибу, лежал на брюхе в слежавшемся снегу возле его ботинок, устремив взгляд на «добычу» внизу. Одно движение или резкий свист, и Кибу бросится в атаку. Он был бесстрашен, но еще молод. С ним предстояло еще много работы. А иногда пес убегал от него.

— Ш-шш, — прошептал он. — Место!

В тусклом свете он не мог как следует определить, что это за человек. Средний рост — примерно пять футов и десять дюймов, по его подсчету. Кожаная куртка — выцветшая и поношенная черная кожа. Она выглядела великоватой и скрывала очертания тела. Его походка на обледенелом снегу была осторожной и неуверенной. Лицо скрыто под шарфом или лыжной маской, охотничья шапка надвинута на уши. Вооружен и встревожен. Нехорошо, с какой стороны ни посмотри.

На холоде звук хорошо распространяется в воздухе. Он услышал приближение неисправного дизельного двигателя. Это обеспокоило его, и он выглянул из-за гребня, обнаружив, что нарушитель покинул сарай Ноя Норда. Со своего наблюдательного пункта он не мог разглядеть автомобиль, раньше привлекший его внимание. Но теперь его взгляд был прикован к нарушителю, который снял ружье с плеча и целился в его укрытие среди деревьев.

Кибу ощутил напряжение и заскулил, подползая по снегу, готовый броситься в атаку.

— Ш-шш, — прошептал он.

Налетел мощный порыв ветра. Ветка наверху треснула под весом наросшего льда.

Кибу превратился в вихрь шерсти, зубов, костей и пены. Пес стремглав убежал по обледеневшему склону, стремясь вцепиться в горло чужаку.

Человек заметил движение и крутанулся на месте. Прицелился в собаку.

Вот черт!

— Кибу! Стой! — завопил он, выскочив из-за деревьев. — Стой!

Грохот выстрела. Потом крик.

Звуки рикошетом отражались от мерзлой земли, снова и снова долетая эхом до отдаленных гор Марбл-Маунтинс.

Последняя вечеря

Карибу-Кантри, 8 января, вторник. Около недели назад

Эш приносит охапку дров, пока Ной зажигает керосиновые лампы в своей бревенчатой хижине. Прогноз предвещает наступление арктического фронта. Все снаружи замерзнет за считаные минуты, когда ударит мороз. Эш складывает дрова у камина и зажигает огонь. Пока он занимается растопкой, Ной шаркает и спотыкается на кухне.

Когда дрова начинают потрескивать, Эш отряхивает руки и штаны и идет на кухню. Его пес тем временем укладывается у камина на тряпичный коврик, который когда-то был разноцветным. Эш нежно относится к этому коврику. Пэйдж Норд, жена Ноя, привезла его из Мексики за год до своей смерти. Эш испытывал самые лучшие чувства к этой женщине. Она была доброй, сердечной и щедрой.

Между тем Ной наливает два стакана браги. Он включил газовую духовку. На плите стоит судок с едой в ожидании, пока духовка разогреется до нужной температуры. На столе находятся две белые тарелки и пачка сигарет «Денали плэйн».

Деревянная крышка стола многое повидала на своем веку. Когда Эш смотрит на старые узлы, вмятины и царапины, то мысленно возвращается в прошлое — в то время, когда ему было двенадцать лет.

Его отец, Олаф, взял Эша с собой, потому что хотел обсудить с Ноем какое-то дело в амбаре. Что-то насчет удобрений или корма для скота. Так или иначе, взрослые мужчины находились за пределами слышимости, пока Эш смотрел, как миссис Норд раскатывает тесто на этом самом столе. Бекка помогала ей; ее руки были обсыпаны мукой, розовые щеки разрумянились. Пятнышко муки осталось у нее на подбородке. Ей было одиннадцать лет, и она была самым красивым существом, которое он когда-либо видел. Вот такая это была сцена: Бекка и ее мама работают на теплой кухне, где пахнет дрожжевым тестом. Эш почти физически ощущал дух любви, царивший в этом доме, и это переполняло его юное сердце.

Какое-то время он просто стоял и смотрел на Бекку. Ее темные волосы были зачесаны на затылок; выбившиеся пряди вились вокруг лица. Россыпь веснушек на носу, щель между передними зубами. Ее глаза имели оттенок темного меда. Она взглянула на Эша и улыбнулась. Улыбнулась ему.

Сейчас Эш ощущает эту улыбку, поразившую его прямо под дых, как снаряд, выпущенный над столом с мукой и тестом для выпечки. В ту самую минуту, когда его отец беседовал в амбаре с Ноем Нордом, Эш понял, что, хотя сейчас Бекке всего лишь одиннадцать, когда-нибудь он женится на Ребекке Джейн Норд, дочери полицейского и владельца небольшой фермы. По его представлению, все складывалось идеально. Однажды, когда его отца не станет, он унаследует отцовское ранчо. Бекка будет жить с ним и сделает его кухню уютной и теплой, — такой же, как эта. Его сердце уже изнывало в предчувствии этого момента.

«Хочешь задержаться еще немного, Эш? — спросила миссис Норд. — Первая порция выпечки будет готова через две минуты».

Эш подумал, что если Бекка вырастет хотя бы наполовину такой доброй и щедрой, как миссис Норд, он все равно будет рад жениться на ней. В глазах миссис Норд и в ее улыбке таилось волшебство, способное озарить целую комнату.

«Твое здоровье», — говорит Ной. Воспоминание рассыпается, как осколки разбитого зеркала, и Эш возвращается в зимнюю реальность.

Он встряхивается и берет стакан, протянутый Нордом. Опрокидывая жидкость в рот, Эш думает о том, что запах свежевыпеченного хлеба по-прежнему может отправить его в тот день, когда ему было двенадцать лет.

«Пойдем в гостиную», — предлагает Ной, наливая новую порцию выпивки.

«Спасибо, но я не останусь на ужин», — говорит Эш и подбородком указывает на тарелки.

«А я и не предлагаю. Давай сядем у огня. Мне нужно кое о чем с тобой поговорить», — речь Ноя звучит расплывчато. У него заплетался язык, когда Эш обнаружил его в круглосуточном магазине при автозаправке «Петрогаз».

«Я не могу остаться, мне…»

Взгляд Ноя пригвождает его к месту. Внезапно старик становится почти трезвым и даже напористым. У Эша зарождается смутное беспокойство.

«Это важно», — говорит Ной.

Внутри веет теплом от разгоревшегося камина, и Эш вешает свою теплую куртку на крючок за кухонной дверью, рядом с оливково-зеленым оружейным сейфом Ноя. Он замечает, что ключ от сейфа торчит в замке.

Эш следует за Ноем в гостиную.

Ной положил архивную папку на кофейный столик рядом с очагом. Сейчас старик тяжело опускается в кресло-качалку; при этом часть жидкости из стакана выплескивается ему на руку. Керосиновые лампы наполняют комнату неровным оранжевым светом. Ной слизывает пролитую брагу с тыльной части большого пальца, — похоже, на этой стадии опьянения он утратил многие признаки цивилизованности. Но даже после огромного количества спиртного, употребленного за сегодняшний день, старый коп остается в ясном уме и твердой памяти.

Эш устраивается на карнизе каменного очага, лицом к Ною.

«Ты солгал, Хоген».

«Прошу прощения?»

Ной сохраняет удивительную неподвижность, когда его взгляд снова пригвождает Эша к месту. Ной как будто что-то прикидывает про себя. Беспокойство еще сильнее проникает в мысли Эша. Это нехорошее предчувствие. Он наклоняется и чешет шею своему псу в ожидании, пока Ной не объяснит свои слова.

Ной указывает стаканом в сторону папки на кофейном столике.

«Открой и посмотри».

Эш хмурится.

«Давай же».

Он открывает папку. На стопке бумаг внутри лежит фотокопия декабрьского выпуска «Clinton Sentinel» двадцатилетней давности. Заголовок гласит: «Мать пропавшей дочери опасается худшего».

Под заголовком находится фотография Уитни Ганьон. Темные воспоминания словно чернила просачиваются в мозг Эша. Он сглатывает, медленно поднимает голову и встречается взглядом с Ноем.

«Что это значит?»

«Как ты на самом деле заработал тот шрам на лице?»

«Ты знаешь как. — Эш отодвигает фотокопию в сторону. Под ней находится его собственная фотография, сделанная вскоре после получения раны. Он держит под уздцы кобылу на аукционной распродаже скота. Тоже газетный снимок.

Следующей идет фотография, где они с Беккой стоят рядом со старым пикапом, которым он пользовался для работы более двадцати лет назад. Его настигает еще одно воспоминание, — о том, как он бросил чемодан Уитни на заднее сиденье этого пыльного и ржавого автомобиля, о гневе и ярости, владевшими им в тот день. Образы начинают темнеть, звон в голове становится сильнее.

«Ты расскажешь мне, в чем тут дело, Ной?» — спрашивает он.

«Ты солгал, Хоген, — повторяет старик. — Солгал о своей ране».

На какой-то момент Эш испытывает крайнее смятение. Что-то темное скрыто глубоко под сводом его черепа, как сейф в подвале старого дома, и если он откроет его, то не сможет жить. Эш давно узнал, что единственный способ выжить — это выбросить ключ от подвала и от сейфа.

«Мать твою, Хоген, ты солгал! И Бекка тоже солгала. Теперь я хочу знать почему».

«Не знаю, о чем ты говоришь, — тихо отвечает Эш. Но он чувствует, как подспудная ярость закипает при малейшем намеке на запретное воспоминание. — Зачем тебе все это?»