Лили

Сейчас

20 июня, понедельник

...

ЗАМЕТКИ В КАРТЕ: ТАРРИН

Пациент, 15, пришла после ареста за воровство в магазине. Уверяет, что ей не нужно лечение, она «не сумасшедшая», но родители заставили ее посетить «несколько сеансов», чтобы выполнить требования суда.

Утро выдалось сумрачное, с тяжелыми облаками. Дует ветер, и дождь струится по окнам домашнего офиса доктора Лили Брэдли. Гроза, прервавшая вчера барбекю с соседями, никак не успокаивается. Лили боится, что древний тополь, растущий над сараем в углу их двора, сломается из-за порывов ветра и упадет на дом. А именно на чердак, где находится комната ее восьмилетнего сына. Сейчас она старается об этом не думать. Как и о том, почему ее муж, Том, ушел на пробежку в 5:30 утра. Во мраке шторма.

Она старается не думать об ужасающем вчерашнем скандале. Ни она, ни Том пока не смогли полностью осознать произошедшее и то, как оно изменит их жизни. Лили просто пытается сосредоточиться на работе с клиентами. Она понимает: это своего рода отрицание. Но рутина — тоже ее метод выживания. «Нагромождение» привычек для строительства идеальной жизни дает Лили контроль над миром. Ей нужна рутина. Ей нужно чувствовать контроль.

Пробежки Тома в грозовой тьме не относятся к рутине семьи Брэдли. Лили увидела, что его нет, рано утром, когда прогрохотал гром и сверкнула молния, заставив ее резко сесть в постели. Во вспышке света она увидела отброшенное одеяло с его стороны. Матрас был холодным. Она спустилась вниз и обнаружила на столешнице записку.

...

Ушел на пробежку, проветрить голову.

Она пытается сосредоточиться на работе, на пациентке, Таррин Уингейт, которая сидит перед ней на серо-желтом диване. Стул Лили сделан из дерева и мягкой, податливой кожи. Эргономичный дизайн. Стоил целое состояние. Но она сидит на этом стуле минимум восемь часов в день на консультациях с клиентами, и ей должно быть удобно. На ней свободные льняные брюки и кремовый свитер. Простые жемчужные бусы. Золотистые волосы собраны на затылке в мягкий пучок. Несколько прядей висят свободно. Женственно, но аккуратно. Профессионально. Утонченно. Но дружелюбно. Внешний вид — тоже часть ее рутины, ее самовыражения, и он должен вызывать уверенность и, прежде всего, доверие.

Доверие — ключ психотерапии.

Ее кабинет обставлен похожим образом. Изысканно, но комфортно. Безопасное, спасительное место. Как и само название ее практики, «Оак Три Терапи [Оак Три (Oak Tree) — дуб (англ.) (прим. переводчика).]», — в честь дуба, цельного, но растущего организма, способного выдержать давление времени, с глубокими корнями.

Но сегодня она совершенно не чувствует себя в безопасности.

Ее корни обнажились. Внутренности не защищены. Она в ужасе — вся их жизнь, все, над чем она столь усердно работала, вот-вот разрушится на куски.

У нее на коленях лежит блокнот. Сверху страницы она написала: Таррин, 7:30 утра.

— Спасибо, что пришла так рано, Таррин, — говорит она.

— Для меня это не рано, — отвечает пятнадцатилетняя девочка. — В прошлый раз я рассказывала вам, что обычно хожу в бассейн к половине шестого утра, чтобы успеть потренироваться перед школой.

Таррин не пользуется косметикой. На ней дорогие брендовые джинсы и толстовка. Каштановые волосы до плеч собраны в небрежный хвост. Спортивная фигура. Ясные глаза. В ней еще чувствуется враждебность. Она пока не доверяет Лили.

Лили выдавливает легкую улыбку и ничего не отвечает. Она ждет, когда юная пациентка проявит инициативу. Она может многое сказать о человеке по паузам в словах. И по языку тела.

Таррин, смущенная молчанием Лили, ерзает на диване.

— Так сколько еще раз мне нужно прийти? Я уже рассказала вам, что украла тот розовый свитер и меня забрали в полицию. И я сказала владельцу магазина, что мне жаль.

— А тебе жаль, Таррин?

Снаружи грохочет гром. Дождь снова бьется в окна. Мысли Лили возвращаются к ссоре. Почему он еще не вернулся? Она старается не смотреть в окно, на тополь, опасно клонящийся на ветру. Прошлым летом она попросила Тома его срубить. Он настоял, что нужно дождаться, пока подрастут детеныши енотов, гнездящихся на дереве. Теперь все еноты выросли, но по-прежнему живут на дереве.

— Разве это важно?

— Если на самом деле тебе не жаль, зачем ты сказала это владельцу магазина?

— Мне пришлось. В рамках программы суда.

Лили кивает. Ждет.

Таррин опускает взгляд, трогает пальцем дырку в дизайнерски порезанных фирменных джинсах.

— Я не сумасшедшая, — говорит она. — Я просто не знаю, как все должно проходить. И насколько долго.

— А еще ты сказала, у тебя были деньги, Таррин, и при желании ты могла купить свитер. Но не объяснила, почему вместо этого решила украсть.

Таррин медленно поднимает взгляд.

— Что, если я не хочу об этом говорить?

— Ну, дело твое. Мы можем говорить о чем угодно. Это твое время, твое место. Безопасное время, Таррин. Личное. Как я уже говорила, все сказанное в этой комнате остается в этой комнате. Конфиденциальность клиентов — основа основ, а значит, ты сама выбираешь, как строить со мной отношения. И повторюсь, как я уже говорила на первом сеансе, если ты столкнешься со мной вне кабинета, узнавать меня или нет — исключительно твое дело, я пойму намек.

У Таррин на лице появляется хитрая улыбка.

— Как вы недавно проигнорировали меня в бассейне, сделав вид, будто мы незнакомы, когда привели сына на урок плавания?

— Ты решила дать именно такой намек, поэтому да. Некоторые мои клиенты не хотят, чтобы кто-то знал об их терапии. Другие совершенно не против.

— Значит, вы действительно ничего не расскажете моей матери?

— Как я сказала, это твое время.

— Даже если она платит?

— Не важно, кто платит.

Лили помечает в блокноте: Мать? Проблемы с контролем?

— Но вы записываете мои слова.

— Это просто мои личные рабочие заметки. Если тебя это напрягает, я не буду.

Она рассматривает Лили. С подозрением. Снова гремит гром. Том уже должен был вернуться.

— Я не хочу, чтобы вы записывали.

— Хорошо, — Лили откладывает блокнот и ручку на маленький столик рядом со стулом. — Вернемся к вопросу, зачем ты решила украсть розовый свитер, хотя у тебя были деньги на его покупку?

Говоря, она осторожно смотрит на пациентку. Психолог — словно детектив, который ищет улики, пытаясь разгадать загадку, найти причины «предъявляемой проблемы», в данном случае — кражи из магазина. Предъявляемая проблема — то, что приводит человека к психологу, потому что он достиг критической точки. Но если предъявляемая проблема может быть очевидной, ее причины нередко скрыты даже от самого пациента, погребены глубоко в подсознании. Задача Лили — извлечь скрытые факторы из бессознательного и сделать их осознанными, после чего их можно будет изучить и с ними разобраться.

Таррин ерзает на диване.

— Да, бедной меня не назовешь. Родители зарабатывают кучу денег. Тонны. У отца с партнером юридическая фирма, у них офисы в нескольких городах. Они, так сказать, ведущая фирма по криминальным делам. А моя мать — член городского совета, и плюс у нее фирма по недвижимости, основанная моим дедом. Так что да, мы богаты. В следующем году мать планирует баллотироваться в мэры.

Разумеется, Лили об этом известно.

Семейство Брэдли живет на острове Ванкувер, в богатом прибрежном городке неподалеку от Виктории — от США их отделяет только пролив Хуан-де-Фука. Но все же это очень тесное сообщество. Все всё про всех знают. Все связаны тем или иным образом. Это тонкая черта для психолога. Мать Таррин — член городского совета Вирджиния Уингейт — строит свою программу на сохранении закона, порядка и чистоты в Стори-Коув. Отец Таррин, Стерлинг Уингейт, один из основателей фирмы «Хаммерсмит, Уингейт и Клайстер». А Диана Клайстер — одна из ближайших подруг Лили. Поэтому Лили прекрасно знает, сколько зарабатывает папаша Уингейт и что он за человек. А еще она знает, что родители Таррин разводятся.

Лили ждет. Гремит гром.

Таррин прочищает горло.

— Я… Просто хотела проверить, действительно ли они смотрят в камеры наблюдения, понимаете? Моя школьная подруга сказала, что постоянно таскает вещи, и… — она умолкает.

— И?

— Мою подругу поймали.

— И ты захотела, чтобы поймали и тебя?

— Это глупо.

— Значит, ты не хотела попасться?

— Разумеется, нет.

— Значит, ты хотела испытать систему? Проверить, не станешь ли особенной? Той, кто смог сбежать?

— Вы все передергиваете. Слушайте… Думаю, у нас ничего не выйдет. Я вернула тот чертов свитер, ясно? Он мне даже не нравился. И я сказала владельцу, что мне жаль, как мне велели.

Она встает и тянется за рюкзаком.

— Что случилось с твоей подругой, когда ее поймали, Таррин?

Девочка медлит.

— Управляющий не отпускал ее, пока не приехала полиция. А потом ее арестовали. Поднялась шумиха — ей пришлось ходить на групповые встречи, делать общественную работу. И из-за этого ей пришлось прервать уроки танцев, — пауза. Во взгляде девочки проскакивает чувство вины, — у родителей Стейси нет такой власти, как у моих. Ее папа работает в супермаркете, а мама просто сидит дома. Она всегда ходила к Стейси на репетиции и все такое. И поэтому Стейси небогата — ее родители не тратят время с пользой, — Таррин закидывает рюкзак за плечо и направляется к вешалке возле двери. Она снимает с крючка куртку.