Не дав себе ни секунды на размышление, Вир помчался вперед, заграбастал парня и отдернул его обратно на пешеходную дорожку за мгновение до того, как экипаж пулей выскочил на Кэтрин-стрит.

Когда он с грохотом пронесся мимо, Вир ухватил промелькнувшее видение: на месте возницы женщина в черном одеянии с черным мастиффом в качестве пассажира, явно сбесившаяся лошадь в пене, и ни одного храбреца на помосте сзади, чтобы ей помочь.

Он отстранил спасенного парня и поспешил за экипажем.

Лидия выругалась, когда увидела, что ее добыча рванула на Рассел Корт. Тесный проход был слишком узок для кабриолета, а если она совершит длинный объезд вокруг театра Друри Лейн, но точно их потеряет. Она остановила экипаж и соскочила с него, Сьюзен выпрыгнула за ней. Мальчишка-оборванец поспешил ей навстречу.

— Присмотри за кобылой, Том, и две монеты твои, — обратилась Лидия к уличному парнишке. Потом, подхватив юбки, побежала к Рассел Корт.

— Эй, ты! — закричала она. — Оставь это дитя в покое!

Сьюзен выдала громкое «Гав!», эхом прокатившееся по узкому проходу.

Мадам Бриз — а именно к ней обращалась Лидия — бросила быстрый взгляд через плечо, и стрелой ринулась в узкий переулок, таща за собой девочку.

Лидия не имела представления, кем была эта девочка — по всей видимости, деревенская прислуга, похоже, одна из бесчисленных беглянок, которые каждый день держат путь в Лондон, только чтобы попасть в когти сводниц и сутенеров, ошивавшихся возле каждого постоялого двора от Пиккадилли до Ратклифф.

Лидия заметила эту парочку на Странд. Девочка, разинув рот, как обыкновенная деревенская дурочка, глазела на достопримечательности, пока Корали, разодетая в черное, как уважаемая матрона, с возвышавшейся на черных, как смоль, волосах дорогой шляпой, безжалостно вела девчонку к гибели: вне сомнения, на Друри Лейн в ее легион порочных ловушек.

Если дитя втянут в то, для чего предназначен был бордель Мадам, чего Лидия не позволит, то девочке вовек оттуда не выбраться.

Но когда Лидия повернула в переулок, то увидела, как юная особа упирается ногами и пытается стряхнуть руку Корали.

— Вот именно, моя девочка! — закричала Лидия. — Беги от нее!

Она услышала за собой что-то кричавший мужской голос, но громогласный лай Сьюзен заглушал слова.

Девочка упорно боролась, но упрямая сводня крепко держала дитя, таща к Винегар-Ярду. Тут Корали занесла руку, чтобы ударить девочку, и Лидия бросилась спешно к ним и отбросила проститутку прочь.

Корали отлетела спиной к грязной стене: — Кровожадная сука! Оставь нас в покое!

И снова устремилась вперед.

Сводня не оказалась достаточно проворной, чтобы схватить девочку, которую Лидия поспешно убрала с дороги.

— Сьюзен, сторожи, — приказала она собаке. Сьюзен подобралась ближе к юбкам девочки из невзрачной коричневой материи и издала предупреждающее рычание. Злодейка заколебалась, лицо ее перекосило от ярости.

— Советую вам уползти обратно в свою щель, откуда вы явились, — предупредила Лидия. — Только попробуйте хоть пальцем прикоснуться к этому ребенку, и я потащу вас в суд за похищение и попытку насилия.

— В суд? — повторила женщина. — Ты донесешь на меня? А что ты хочешь от нее, хотела бы я знать, ты, величайшая портовая шлюха?

Лидия посмотрела на девочку, чьи широко раскрытые глаза быстро перебегали с Лидии на проститутку и обратно. Она явно не знала, кому верить.

— Б-Боу-стрит, — сдавлено пролепетало дитя. — На меня напали и все отобрали, а она вела меня к…к…

— Погибели, — подсказала Лидия.

В этот мгновение на Винегар-Ярд ввалился высокий хулиган с другим парнем, следующим за ним по пятам. Из разнообразных таверн и закоулков повыскакивали еще несколько представителей мужского пола.

Лидия прекрасно понимала: там, где собирается сброд, хлопот не оберешься. Тем не менее, она решила, что не покинет это заблудшее дитя, будь тут толпа или нет.

Не замечая сборище, Лидия сосредоточилась на девочке.

— Боу-стрит вон там, — сказала она, показывая на запад. — А дорога, по которой тебя тащила эта змея, ведет к Друри Лейн, где полно отличных борделей — как могут подтвердить все эти разодетые приятели.

— Лгунья! — завизжала Корали. — Я нашла ее первой! Найди себе собственных девчонок, ты, дылда стоеросовая! Я проучу тебя, как промышлять на моем дворе.

Она было направилась к своей жертве, но угрожающий рык Сьюзен остановил сводню.

— Отзови свое чудовище! — пришла в ярость злодейка. — Или ты у меня пожалеешь.

Неудивительно, что девочки боятся своей сводни, подумала Лидия. Эта женщина, должно быть, почти сумасшедшая, коли посмела так близко подойти к Сьюзен. Даже эти мужчины — до самого последнего рожденного вне всякого сомнения в трущобах злодея, держались на почтенном расстоянии от рычащей собаки.

— Вы не так поняли, — холодно заявила ей Лидия. — Считаю до пяти, чтобы вы скрылись с глаз моих. Иначе я заставлю вас сильно пожалеть. Раз. Два. Тр…

— Ах, да будет вам, дамы, дамы.

Высокий хулиган отпихнул с дороги какого-то зеваку и выступил вперед.

— У вас корсеты полопаются от всех этих дерзостей и устрашающих выпадов, мои миленькие изящества. И все ради чего? Малюсенькая проблема: одна цыпочка и две наседки, которые не поделили ее. Разве кругом не полно цыплят? Не стоит нарушать мирный покой нашего короля и звать констеблей, верно? Определенно не стоит. — Он вытащил кошелек. — Вот как мы поступим. По банкноте каждой, мои дорогие — и я забираю у вас малютку.

Лидия безошибочно распознала характерный выговор человека из высшего общества, но она была слишком вне себя, чтобы этому удивиться.

— Банкнота? — вскричала она. — И во сколько же вы оцениваете человеческую жизнь? В один фунт?

Он обратил к ней вспыхнувший взгляд зеленых глаз. Смерил ее с ног до головы. Этот тип возвышался над ней на несколько дюймов — не частое явление на веку Лидии.

— Из того, что я имел счастье лицезреть, как вы правите экипажем, вы-то вообще жизнь человеческую ни во что не ставите, — холодно произнес он. — Всего лишь за минуту вы чуть не угробили троих на Странд.

Его бесстыдный взгляд обвел присутствующее собрание.

— Следует выпустить закон, запрещающий женщинам править лошадьми, — громогласно объявил он. — Это просто угроза человечеству.

— Так держать, Эйнсвуд, не забудь упомянуть это в своей речи на следующем заседании в Палате лордов, — выкрикнул кто-то.

— На следующем? — закричал другой. — Скорее уж на первом, если крыша не рухнет, когда он притащится в Парламент.

— Да чтоб мне провалиться! — раздался голос с задних рядов. — Уж не Эйнсвуд ли это, а?

— Точно он, и играет роль царя Соломона, никак не меньше, — снова воскликнул кто-то из первого ряда. — И, как обычно, тянет не ту кобылу за хвост. Поясните его светлости, мисс Гренвилл. А то он записал вас в «настоятельницы» с Ковент-Гарден.

— Ничего удивительного, — заявил один из его приятелей. — Принял же он маркизу Дейн за проститутку, верно?

И вот тут-то Лидия поняла, кем являлся этот неотесанный мужлан.

В мае пьяный Эйнсвуд встретил на постоялом дворе Дейна и невесту маркиза в их брачную ночь и отказался поверить, что леди была леди, не говоря уж о том, что она жена Дейна («Рискованный флирт» — Прим.пер.). Дейн счел своим долгом исправить неправильное представление старого школьного дружка с помощью кулаков. Сей приключившийся случай еще долго был у всех в Лондоне на устах.

Лишь самую малость удивительно, что Лидия по ошибке приняла его светлость за грубияна с Ковент-Гарден. По всем расчетам герцог Эйнсвуд был один из самых испорченных, безответственных и тупоголовых повес из списка в книге пэров Дебретта — немалое достижение, демонстрирующее нынешнее плачевное состояние аристократии.

Герцог был к тому же, как видела Лидия, неряхой из нерях. Несомненно дорогое, пошитое на заказ платье он надел несколькими днями ранее и измял так, словно спал в нем. Шляпы на его голове не было, и копна густых каштановых волос свисала на один глаз, который в равной степени свидетельствовал о месяцах неудовлетворительного сна и более чем удовлетворительного беспутства. Его единственная уступка в угоду чистоте состояла в том, что не так давно он позволил кому-то побрить себя, наверняка, пребывая в пьяном беспамятстве.

Она увидела куда больше: адское пламя, мерцающее в глубине его зеленых глаз, надменный профиль его носа, твердые линии скул и подбородка… дьявольски изогнутый рот, обещающий все, готовый заставить смеяться, согрешить, в общем, все, что вам угодно.

Лидия не осталась равнодушной. Бесенок в ней, один из тех, кого она обычно держала под замком, подпрыгнул и потянулся к своему двойнику, сидевшему в герцоге. Но она тоже не была дурой. Лидия прекрасно понимала, что это, по сути, манера поведения, присущая негодяям, и в общем она могла бы назвать сию манеру одним словом: неприятность.

Все же именно этот негодяй являлся герцогом, а даже самый худший аристократ имел больше влияния на власти, чем простой журналист, особенно женского пола.

— Ваша светлость, вы допустили ошибку только в отношении одной из нас, — с непреклонной вежливостью заявила Лидия. — Я — Гренвилл из «Аргуса». Эта женщина — известная сводня. Она заманивает девочку в бордель под предлогом, что ведет ее на Боу-стрит. Если вы препроводите эту сводницу в тюрьму, я с радостью составлю вам в этом компанию и засвидетельствую…

— Она притворщица, лгунья и интриганка, — завопила Корали. — Я только веду девочку к Пиркезу.

Она махнула в сторону стоящего напротив устричного бара.

— Немного перекусить. Девочка попала в небольшой переплет…

— И попадет в еще худший в ваших руках, — продолжила за нее Лидия. Ее внимание вновь переключилось на Эйнсвуда. — Вы знаете, что происходит с детьми, имевшим несчастье попасть в ее когти? Их бьют, морят голодом и насилуют, пока не низведут до состояния смиренного ужаса. Тогда она выпускает их на улицы, некоторым из них по одиннадцать и двенадцать лет…

— Ты лжешь, подлая портовая шлюха, — взвыла сводня.

— Я поставила под сомнение вашу честь? — поинтересовалась Лидия. — Вы хотите сатисфакции? Рада буду предоставить. Прямо здесь и сейчас, если желаете. — Она стала наступать на сводню. — Давайте-ка посмотрим, как вам понравится, когда вас бьют.

Пара огромных ладоней сомкнулась на ее запястьях и оттащила назад.

— Полноте, дамы. От вас чертовски разболелась голова. Давайте постараемся решить все миром, а?

— О, вот это забавно, — воскликнул кто-то. — Эйнсвуд решает что-то миром. Глазам не верю, неужто в аду все замерзло?

Лидия посмотрела вниз на держащую ее за руку большую ладонь.

— Уберите от меня свои лапы, — холодно промолвила она.

— Я, пожалуй, подержу, пока кто-нибудь не сбегает за смирительной рубашкой для вас. И кто вас выпустил из Бедлама, хотел бы я знать?

Лидия пихнула его локтем в живот. Тот оказался отнюдь не мягким. От предплечья до запястья ее пронзила боль.

Все-таки и он что-то почувствовал, поскольку пробормотал ругательство и отпустил ее под свист и улюлюканье толпы.

Беги, пока можешь, предостерег ее внутренний голос, беги без оглядки.

Это был внутренний голос разума, и она бы прислушалась к нему, кабы ее не поразили насмешливые замечания грубияна и откровенная наглость, с которой эти замечания громогласно прозвучали. Природа не предусмотрела в характере Лидии склонность отступать, а чувство гордости не позволяло предпринимать каких-то действий, намекающих на слабость или, не дай Бог, на страх.

Сощурив глаза, с бешено бьющимся сердцем она повернулась к нему лицом.

— Еще раз тронете меня, — предупредила она, — и я поставлю синяки на оба ваших глаза.

— О, попробуйте, ваш’ честь! — начал подстрекать какой-то зевака. — Троньте-ка ее снова.

— Эй, ставлю на вас десять фунтов, Эйнсвуд.

— А я вам говорю, она поставит ему парочку «фонарей», как и грозилась, — раздался другой голос.

Герцог, между тем, оценивал ее, вызывающе пройдясь взглядом зеленых глаз от шляпки до полусапожек.

— Крупная, не спорю, но не в моем весе, — объявил он. — Должно быть, пять футов и три четверти (1.75 м — Прим.пер.). И весит стоунов десять (63, 4 кг — Прим.пер.), нагишом.

— За то, чтобы таковой увидеть, — добавил он, скользнув взглядом за корсаж, — я, между прочим, готов заплатить пятьдесят гиней.

Эту остроту приветствовали грубым смехом и, по обыкновению, непристойными комментариями.

Ни смех, ни непристойности не обескуражили Лидию. Она знала этот грубый мир; большая часть ее детства прошла в нем. Но шум толпы подтолкнул ее к окончательному решению. Девочка, которую она намеревалась спасти, стояла, застыв, и на лице ее проступило затравленное выражение существа, оказавшегося в джунглях и окруженного людоедами, которые вот-вот настигнут цель.

И все-таки Лидия не могла позволить этому идиоту оставить за собой последнее слово.

— О, мастерски проделано, — сказала она ему. — Расширяете образование ребенка, почему бы и нет? Преподайте ей прекрасный пример столичных манер и высокоморальную манеру выражаться, принятую в высшем обществе.

У нее еще имелось много чего высказать, но она напомнила себе, что с таким же успехом могла бы прочитать лекцию каменному столбу. Если у этого тупицы когда-либо и водилась совесть, то она умерла позаброшенной в одиночестве давным-давно.

Удовольствовавшись последним испепеляющим взглядом в его сторону, она отвернулась и направилась к девочке.

Стремительный осмотр толпы подсказал Лидии, что сводня испарилась, и это принесло разочарование. Однако большой разницы не было, если бы та осталась, когда никого из этих крикливых трусов не заботило ничего, помимо собственных развлечений.

— Пойдем, моя милая, — произнесла она, подойдя к девочке. — Нам нечего делать среди этого сброда.

— Мисс Гренвилл, — донесся сзади до нее голос герцога.

Нервно подпрыгнув, Лидия мигом обернулась и столкнулась с крепкой колонной в образе мужчины. Она отступила, но всего лишь на полшага, задрала подбородок и выпрямила спину.

Герцог не сделал ни шагу назад, а она твердо стояла на своем месте, хотя это и было нелегко. До сих пор Лидия не могла в полной мере рассмотреть его мускулистый торс, и теперь вблизи ее заворожила его мощная фигура, которую так тесно облегала одежда.

— Какие превосходно отработанные телодвижения, — произнес он. — Не будь вы женщиной, я рассмотрел бы ваше предложение… насчет «фонарей». То есть этих синих…

— Я знаю, что это значит, — оборвала его Лидия.

— Воистину здорово обладать богатым словарным запасом, — заметил он. — В будущем, однако, советую вам потренироваться — совсем чуточку — в обоснованных выпадах, моя голубка, прежде чем отточить свой язычок. Надеюсь, это до вас может дойти? Потому что, видите ли, какой-нибудь другой парень может принять ваши очаровательные маленькие дерзости и устрашающие выпады за занятный вызов. И не успеете оглянуться, как окажетесь в иного рода драке, чем рассчитывали. Понимаете, что я имею в виду, маленькая девочка?

Лидия широко распахнула глаза.

— О, боже мой, нет, — с придыханием промолвила она. — Ваша речь слишком трудна для меня, ваша светлость. Мои крошечные мозги просто не способны ее уяснить.

Зеленые глаза герцога вспыхнули.

— Может, шляпка сидит слишком туго и мешает.

Его руки потянулись к лентам и замерли в дюйме от них.

— На вашем месте я бы не стала этого делать, — предупредила она, голос ее звучал ровно, хотя сердце рикошетом билось о грудную клетку.

Он засмеялся и рванул за завязки шляпы.

Лидия выбросила кулак. Он схватил его, все еще хохоча, и притянул ее к твердому колоссу, именуемому его телом.

Она была почти наготове, чувствуя, что произойдет что-то подобное. Но оказалась совсем не готовой к выбившим ее из равновесия жару или взрыву ощущений, которые не смогла распознать.

В следующее мгновение его рот, такой теплый, уверенный и слишком уж искушенный, обрушился на губы Лидии, и ее накрыло с головой, заставив потеряться и ощутить беспомощность под его вероломно легким нажимом. В мгновение просветления она ощутила, как большая ладонь неловко прислонилась к верхней части спины, и тепло ее просочилось сквозь плотные слои бомбазина и нижней сорочки, затем тепло сместилось ниже, когда его крепкая рука обхватила ее талию.

В какое-то опасное мгновение ее разум последовал по тому же пути, что и тело, подчиненное жару, силе и беспорядочной смеси аромата и вкуса мужчины.

Но ее чутье оттачивалось в жестокой школе, и в следующий момент она уже знала, что делать.

Лидия обмякла в его руках, заставив себя обвиснуть мертвым грузом.

И почувствовала, как его рот оставил ее.

— Вот так так! Девица-то в обмороке…

И тут она заехала кулаком ему в челюсть.

Глава 2

Следующее, что осознал Вир: он валяется в грязной луже на спине. Сквозь звон в ушах до него донеслось, как веселится, улюлюкает и свистит толпа.

Он приподнялся на локтях и неспешно скользнул взглядом от черных полусапожек победительницы, минуя юбки из плотного бомбазина, до по-мужски строгого наглухо застегнутого жакета и дальше к подбородку.

Над верхней пуговицей располагалось лицо столь прекрасное, что он почти ослеп, когда впервые наконец-то рассмотрел его. Это была красота сродни зимней стуже: голубые, как лед, глаза, белоснежная кожа, обрамленная волосами цвета декабрьского солнца, которые венчала черная шляпа.

В настоящий момент эти примечательные глаза направили на него пристальный замораживающий ледяной синевы взгляд. Таким взглядом, решил он, могла бы наградить легендарная Медуза Горгона. Он ничуть не сомневался, будь этот миф и фантазия на месте происходящего в жизни, он без промедления обратился бы в камень.

Но, как водится, твердым он стал только в одном обычном месте, хотя и очень быстро даже для него. Ее отвага наравне с лицом и роскошным телом пробудили его еще до того, как он затащил ее в свои крепкие объятия и коснулся ртом ее губ.

И в данный момент, пока он глупо таращился на этот сочный рот, который так безумно возжелал, тот скривился в презрительной усмешке. Это зрелище призвало его прийти в чувство.

Наглая девица решила, что она победила — и так, должно быть, думал каждый, дошло тут вдруг до него. И не пройдет нескольких часов, как по всему Лондону разнесется весть, что женщина надрала задницу Эйнсвуду, последнему негоднику Мэллори.

Будучи негодником, Вир предпочел бы поджариться на медленном огне, чем допустить, чтобы затронули его гордость, или показать, что он в самом деле чувствует.

И посему ответил на ее самодовольное презрение своей столь знаменитой вызывающей ухмылкой.

— Ну что ж, впредь вам будет урок, — произнес он.

— Оно разговаривает, — уведомила она зевак. — Полагаю, оно будет жить.

Потом отвернулась от него, и шуршание ее закрутившихся вокруг ног бомбазиновых юбок прозвучало, как шипение змей.

Не обращая внимания на протянутые ему на помощь руки, Вир вскочил на ноги, не отрывая глаз от леди. Он наблюдал за этим надменным покачиванием бедер, пока она медленно удалялась прочь, хладнокровно забрав по пути собаку и девочку, и, свернув к юго-западному выходу с Винегар-Ярда, скрылась из вида.