— Мисс Трент, — тихо сказал он. — Умоляю, сдержите свой темперамент.

— Заодно и силу поберегите, — сказал Дейн. — От метательного снаряда я увернусь, это не пуля.

Она поставила фигурку и повернулась к Геррарду:

— Нет, вы видели? Это не в порядке компенсации, потому что он считает, что ничего мне не должен. Все, что он хочет, — это получше меня достать, а победа над вами сделает его триумф еще слаще.

— Вряд ли имеет значение, что вы обо мне думаете, — сказал Дейн. — У вас только две возможности. А если вы ждете, что я встану на колени и буду просить вашей руки, Джесс, чтобы сделать вам приятное, то вы прождете до Судного дня, — со смехом добавил он.

И тогда она это услышала — слабое, но знакомое. Она слышала это раньше в мальчишеских подначках и хвастовстве: тихую диссонирующую ноту неуверенности, спрятанную за смехом. Она быстро пересмотрела все, что он говорил, и удивилась, как гордость позволила ему это сказать. Мужская гордость — чрезвычайно ценная и хрупкая вещь. Вот почему мужчины окружают ее крепостью практически с младенчества.

«Я не боюсь», — говорили мальчишки смеясь, когда умирали от ужаса. Они смеялись во время порки, притворяясь, что им не больно. Они бросали грызунов и ящериц на колени девочкам, в которых влюблялись, и так же неуверенно смеялись, когда девчонки с визгом убегали.

Возможно, его предложение — эквивалент дарения грызунов и лягушек. Если она с презрением отвергнет дар, он засмеется и скажет себе, что как раз этого и хотел.

Но может быть, все не так.

Джессика напомнила себе, что «может быть» — ненадежное основание для брака. С другой стороны, Женевьева советовала поймать его на удочку. Даже сегодня утром, после всего случившегося, Женевьева не изменила свое мнение.

— Я знаю, он вел себя гадко, и не виню тебя, что ты в него стреляла. Но вспомни: его прервали в такой момент, когда мужчина больше всего не хочет, чтобы его прерывали. Он не рассуждал рационально, просто не мог. И все равно я уверена, что ты ему нравишься. Когда он с тобой танцевал, он не выглядел циничным и надменным.

— Женитьба — или ничего, — нетерпеливый голос Дейна прервал ее мысли. — Таково условие, единственное условие. Делайте выбор, Джесс.

Дейн сказал себе, что это не важно. Если она согласится, он, по крайней мере, утолит идиотскую похоть в обмен на грабительскую сумму, которую должен будет платить. Потом он бросит ее в Девоне и продолжит прежнюю жизнь. Если она откажется, он ничего платить не будет, она уйдет и перестанет его донимать, а он забудет и похоть, и ее.

Но сердце все равно тяжело забилось, живот скрутило от холодного пульсирующего страха, какого он не испытывал с детства.

Он сжал зубы и напрягся, глядя, как она отходит от Геррарда к креслу. Но она не села, она просто смотрела, и ее прекрасное лицо ничего не выражало.

Геррард нахмурился.

— Мисс Трент, возможно, вам нужно время подумать. Несколько минут наедине. Я уверен, его светлость согласится. — Он хмуро взглянул на Дейна. — В конце концов, от этого зависит все будущее леди.

— Мне не нужно дополнительное время. Нетрудно подсчитать актив и пассив каждой стороны. — Она посмотрела на Дейна и, к его удивлению, улыбнулась. — Перспективу жить в нищете и безвестности на задворках цивилизации я нахожу непривлекательной. Не могу придумать ничего более абсурдного, чем жить таким образом из гордости. Лучше быть богатой маркизой. Конечно, вы ужасны, Дейн, и я не сомневаюсь, что вы постараетесь сделать мою жизнь жалкой. Однако мистер Геррард проследит, чтобы я ни в чем не нуждалась. Я также извлеку особое удовлетворение из понимания того, что вам придется подавиться всеми презрительными словами, сказанными вами о мужчинах, которые позволяют респектабельным женщинам заманить себя в ловушку и женятся. Я бы все отдала, чтобы стать мухой на стене, когда вы будете объяснять друзьям свою помолвку, милорд Вельзевул.

Он смотрел на нее, боясь поверить тому, что услышал.

— Мой ответ — да, — нетерпеливо сказала она. — Думаете, я такая дура, чтобы сказать «нет» и позволить вам уйти безнаказанным?

— Я понимал, что это было бы слишком хорошо, — ответил Дейн.

— Она подошла к нему:

— Что вы скажете своим друзьям, Дейн? Полагаю, что легче жениться, чем постоянно ждать очередного нападения?

Она притронулась к рукаву на его левой руке, и от такого ничтожного жеста у него сдавило грудь.

— Вам следует повесить ее на перевязь, выставить напоказ. Не говоря о том, что так меньше шансов ее нечаянно повредить.

— Перевязь нарушит силуэт сюртука, — натянуто сказал Дейн. — И мне ничего не нужно выставлять или объяснять.

— Ваши друзья будут нещадно вас высмеивать. Я бы многое отдала, чтобы послушать.

— Сегодня вечером в «Антуане» я объявлю о нашей помолвке. И пусть они делают что хотят. Мне все равно, что думают эти слабоумные. А вам советую начинать укладываться. Нам с Геррардом надо кое-что обсудить.

— Укладываться? — напряглась Джессика.

— Послезавтра мы уезжаем в Англию, — сказал Дейн. — Дорожные хлопоты я улажу, поженимся в Лондоне. Мне не нужна толпа черни, спустившейся из Дартмура и подгоняющей скот. После свадебного завтрака мы сможем уехать в Девон.

У нее потемнели глаза.

— О нет! Можно пожениться здесь. Вы могли бы дать мне какое-то время понаслаждаться Парижем перед ссылкой в Девон.

— Венчание в церкви Святого Георгия на Ганновер-сквер, — сказал Дейн. — Через месяц. Будь я проклят, если пойду к отупевшему архиепископу Кентерберийскому за специальной лицензией на брак. Огласят наши имена, и вы можете наслаждаться Лондоном. В Париже вы не останетесь, так что выбросьте эту мысль из головы.

Мысль о том, что маркиза Дейн будет жить в печном горшке на рю де Риволи, который он называл своим домом, приводила его в неистовство. Его респектабельная жена не будет сидеть за столом, за которым парижские дегенераты кутили, ели и пили, а потом блевали на ковры и мебель. Она не будет вышивать или читать в гостиной, где происходили оргии, которым позавидовали бы римляне.

Дейн сделал мысленную заметку заказать новый матрас для наследственной кровати в Девоне и сжечь все постельное белье и занавески. Он не даст осквернить маркизу Дейн вещами, среди которых он наградил внебрачным ребенком девицу Черити Грейвз.

— Благодаря вам мое пребывание в Париже было исключительно скверным, — сказала Джессика, сверкнув серыми глазами. — Я не мечтаю о том, чтобы помыкать вами, но я думаю, мне должно быть разрешено походить по гостям, насладиться вновь обретенным честным именем и…

— Вы можете ходить в гости в Лондоне. Вы можете устроить такой грандиозный свадебный завтрак, какой пожелаете. Вы можете купить столько платьев и побрякушек, сколько захотите. Какого черта вы беспокоитесь о том, где это будет, если я плачу по счетам?

— Как можно быть таким бесчувственным! — закричала Джессика. — Я не желаю, чтобы меня выталкивали из Парижа, как будто вы меня стыдитесь!

— Стыжусь? — Он повысил голос. — В церкви Святого Георгия на Ганновер-сквер? Где еще можно набрать столько чертовой публики и столько респектабельности для чертова брака?

Поверх ее головы он посмотрел на Геррарда, который сидел за столом, укладывал бумаги в кожаный портфель и старательно изображал безразличие.

— Геррард, может, вы объясните, какое душераздирающее преступление я совершаю, проводя свадьбу в Лондоне?

— Такой диспут вне моей юрисдикции, — сказал Геррард. — А также вопрос о том, сколько звать гостей и прочие разногласия, возникающие при помолвке. Вам придется самому вести переговоры.

Лорд Дейн подумал, что на сегодня с него хватит «переговоров». Он пришел не для того, чтобы жениться на источнике своих неприятностей. Во всяком случае, сознательно. Он считал, что сделал предложение только потому, что терпеть не может, когда его загоняет в угол, разоряет и лупит мстительная старая дева со своим дьяволом-адвокатом.

Пока он это не предложил, он не догадывался, как много для него значит ее ответ. Дейн не осознавал, какими утомительными, давящими станут недели и месяцы в Париже, после того как она уедет… навсегда.

И хотя она дала согласие, он беспокоился, потому что пока она не была его и могла в любую минуту сбежать. Гордость не позволит ему уступить. Дай женщине палец, она отхватит всю руку. Он должен начать так, как собирался, а собирался он быть хозяином в доме. Он не свернет со своего пути ни для кого, даже для нее. Дейн отдает приказы, остальные подчиняются.

— Сага, — сказал он и взял ее за руку. Она нерешительно посмотрела ему в глаза.

— Укладывай чемоданы, — ласково сказал он.

Она попробовала выдернуть руку. Он ее отпустил, но обхватил за талию, привлек к себе, приподнял и впился в губы поцелуем. Все произошло мгновенно, она не успела дать отпор. Один быстрый дерзкий поцелуй — и он поставил ее на пол. Она поскорее отошла, пылая.

— Вот и все переговоры, Джесс, — сказал он, поспешно успокаивая жар и волнение, вызванные кратким объятием. — Если будешь спорить и дальше, я решу, что ты хочешь большего.

— Ладно, пусть Лондон, но ты за это заплатишь, Дейн. — Джессика отвернулась. — Мистер Геррард, не проявляйте к нему снисхождения. Если он хочет слепого повиновения, пусть это ему дорого обойдется. Я требую королевский кущ на булавки, собственные кареты и лошадей. Изобилие прислуги, женщин и мужчин. Заставьте его взвыть, мистер Геррард. А если он не начнет реветь и топать, как слон, будьте уверены, ваши требования недостаточны.

— Я заплачу огромные деньги, — злобно осклабился Дейн, — за слепое повиновение. Сегодня же начну составлять список команд. — Он сделал шутовской поклон. — Итак, до завтра, мисс Трент.

Она сделала реверанс:

— Идите к черту, Дейн.

— Пойду, конечно, не исключено. — Он посмотрел на нотариуса. — Геррард, можете зайти завтра часа в два за своими дьявольскими документами.

Не дожидаясь ответа, Дейн фланирующей походкой выплыл из комнаты.

Глава 9

По дороге в Кале Дейн и Берти ехали верхом рядом с каретой. В трактире Дейн и Берти отправились в бар, а Джессика с бабушкой обедали в номере. Переезжая Ла-Манш, его светлость держался на другой стороне французского парохода. По пути в Лондон он опять скакал на лошади рядом с нанятой им роскошной каретой. В Лондоне Дейн высадил Джессику, Берти и Женевьеву у дверей дома дяди Артура и тети Луизы, и с тех пор они не виделись.

Прошло полмесяца после отъезда из Парижа — четырнадцать дней будущий муж игнорировал ее существование, и вдруг в два часа дня он заявился и ждет, что она все бросит и поедет с ним.

— Он хочет покататься со мной? — возмутилась Джессика, когда раскрасневшаяся тетушка принесла послание от Дейна. — Это правда? Он вдруг вспомнил о моем существовании и думает, что стоит ему щелкнуть пальцами, и я побегу за ним? Почему ты не сказала ему, чтобы он убирался к черту?

Тетя Луиза упала в кресло и прижала пальцы ко лбу очевидно, за те несколько минут, что она провела с Дейном, он ухитрился подорвать, даже ее аристократическую выдержку.

— Джессика, пожалуйста, выгляни в окно, — сказала она.

Джессика отложила перо — она составляла меню свадебного завтрака — встала и подошла к окну. Возле дома стояла красивая коляска черного цвета. В нее были впряжены два очень больших, очень норовистых жеребца, и Берти изо всех сил старался их удержать. Они фыркали и плясали на месте.

— Его светлость говорит, что без тебя не уедет. — Голос Луизы дрожал от возмущения. — Советую поторопиться, пока эти смертоносные звери не убили твоего брата.

Через три минуты взбешенная Джессика была в шляпке и застегнутой доверху ротонде. Еще через две минуты Дейн подсадил ее в карету — или скорее затолкнул, потому что всем весом плюхнулся рядом на сиденье, и ей пришлось забиться в угол, чтобы не соприкасаться с ним плечами. Но избежать контакта в тесной карете было невозможно, его бесполезная левая рука лежала на колене, и мощные мышцы ноги давили на нее, как и эта якобы искалеченная левая, рука. Тепло его тела проникало сквозь толстую ткань ротонды и муслиновое платье, отчего кожу покалывало.

— Удобно? — с насмешливой вежливостью, спросил он.

— Дейн, эта коляска мала для нас двоих, — сварливо сказала Джессика. — Ты меня раздавишь.

— Тогда, может, сядешь ко мне на колени? — предложил он.

Подавив порыв пощечиной сбить ухмылку с его лица, Джессика обратила свое внимание на брата, который все еще топтался возле лошадей.

— Черт тебя побери, Берти, сейчас же отойди! Хочешь, чтобы они размазали твои мозги по мостовой?

Дейн засмеялся, тронул лошадей, а Берти отскочил в безопасное место на тротуаре.

Через миг их коляска с головокружительной скоростью мчалась по запруженным улицам Уэст-Энда. Зажатая между мягкой боковой стенкой коляски и жестким телом своего демонического жениха, Джессика понимала, что опасность быть выброшенной из кареты ничтожна. Она откинулась на спинку сиденья и стала разглядывать скакунов Дейна.

Это были кони самого дурного нрава из всех, с какими она сталкивалась. Они фыркали и шипели на все и вся, попадавшееся на пути. Они пытались толкать прохожих. Они общались оскорбительным ржанием с каждой встречной лошадью. Они старались лягнуть фонарные столбы и бордюр тротуара и столкнуться с каждым экипажем, который имел неосторожность двигаться по той же улице, что и они.

Даже доскакав до Гайд-парка, лошади не проявляли признаков усталости. Они попытались задавить рабочих, заканчивавших новый арочный вход. Они угрожали промчаться по Роттен-роу, куда позволялось въезжать только монарху.

Однако они ни в чем не преуспели. Дейн, хотя и ждал до последней, минуты, успешно пресекал все попытки к бунту. К восторгу и раздражению Джессики, он делал это без усилий, хотя править приходилось одной рукой.

— Полагаю, не было бы ничего страшного, если бы твои кони вели себя прилично, — сказала она, размышляя вслух.

Он плавно отвернул правую лошадь от неминуемого столкновения со статуей Ахиллеса и направил сатанинских животных к западу, на Драйв.

— Возможно, им передалось твое дурное настроение, и они испугались. Не знают, куда бежать, что делать. Верно, Ник, Гарри? Боитесь, что она вас пристрелит?

Лошади дружно повернули головы и ответили злобным ржанием.

— Ты бы тоже был в дурном настроении, если бы всю неделю разбирался со списками гостей, и с меню свадебного завтрака, и с обустройством, и с докучными родственниками. Ты бы тоже злился, если бы каждый торговец ломился в твой дом, а гостиная стала похожа на склад, заваленная каталогами и образцами. Они атакуют меня с того утра, когда в газетах появилось объявление о нашей помолвке.

— Я бы и не подумал расстраиваться, — сказал Дейн, — потому что у меня не пробковая голова, чтобы я позволил кому-то досаждать мне.

— Это ты настоял на церкви Святого Георгия на Ганновер-сквер, — сказала она, — а потом все свалил на меня. Даже не делаешь вид, что помогаешь.

— Чтобы я стал помогать? — изумился Дейн. — На кой черт тогда слуги, маленькая недотепа? Разве я не велел тебе посылать ко мне все счета? Если никто из домашних не может делать эту работу, найми человека. Если хочешь быть богатой маркизой, почему не ведешь себя соответственно? Рабочий класс работает, — с преувеличенным терпением разъяснил он. — Высшие классы говорят им, что делать. Не нарушай общественный порядок. Посмотри, что случилось во Франции. Несколько десятилетий назад они свергли установленный порядок. У них король, который одевается и ведет себя как буржуа, открытые канализационные стоки и плохо освещенные улицы, кроме Пале-Рояля.

Джессика уставилась на него:

— Я понятия не имела, что ты такой сноб и консерватор. Никогда бы не сказала, судя по твоему выбору компаний.

Не отрывая взгляда от коней, Дейн сказал:

— Если ты о проститутках, то могу напомнить — это платная помощь.

Меньше всего Джессике потребовалось напоминание о его партнершах по постели. Она не хотела думать о том, как он забавляется ночами, пока она лежит в кровати без сна, мучаясь мыслями о брачной ночи, не говоря уж об отсутствии у нее рубенсовской фигуры, к каковым он имеет отвратительное пристрастие.

Джессика была уверена, что ее брак будет невыносимым, что бы там ни говорила Женевьева, и потому не желала волноваться, что может не понравиться ему в постели. Однако ее гордость страдала, женское самолюбие не могло стерпеть перспективу проигрыша в деле пленения мужа. У Женевьевы ни один из супругов даже не мечтал сбиться с пути, как и любовники, которых за время долгого вдовства она выбирала весьма привередливо.

Но сейчас не время ломать голову над этой устрашающей проблемой, решила Джессика. Полезнее воспользоваться случаем и извлечь практическую пользу из встречи. Например, поговорить о списке гостей.

— Я знаю, как расположены женщины на твоей социальной шкале, — сказала она. — Другое дело — мужчины. Например, мистер Боумонт. Тетя Луиза говорит, что его желательно не приглашать на свадебный завтрак, но он твой друг.

— Черт, лучше его не приглашать, — согласился Дейн. — Этот мерзавец пытался шпионить за мной, когда я был со шлюхой. Пригласишь его на свадьбу — и эта свинья решит, что он приглашен также на брачную ночь. Из-за опиума и пьянства он недееспособен как мужчина, вот и подглядывает, как это у других.

Образ рубенсовских проституток на коленях у Дейна померк перед будоражащей картиной: двухметровый, темный, голый, возбужденный самец.

Джессика представляла, как выглядит возбужденный мужчина, видела кое-что из эротических гравюр Томаса Роулендсона. Лучше бы не видела. Ей не хотелось живо представлять себе, что Дейн делает с пышнотелыми шлюхами то же, что и мужчины на картинках Роулендсона.

Но избавиться от видений никак не удавалось, и Джессике захотелось кого-нибудь убить.

Она не просто ревновала — она ревновала безумно, а он даже не обратил внимание на ее состояние. Джессика понимала, что он вряд ли станет что-либо менять в своей жизни ради нее, так что скорее всего это неизбежно сведет ее с ума.

Джессика решила, что не даст ему это сделать. Она не будет ревновать к проституткам. Она возблагодарит за них свою счастливую звезду, потому что он будет проводить с ней как можно меньше времени, а она будет богатой аристократкой, свободной вести такую жизнь, какую захочет. Она повторяла это тысячу раз с тех пор, как он нагло предложил ей пожениться, а она так глупо размякла и согласилась.

Что толку читать себе нотации? Джессика знала, что он ужасен, что он гнусно использовал ее, что он не способен к привязанности, что он женится на ней из мести… и все же она хотела, чтобы он желал только ее одну.

— Неужели я, наконец, тебя поразил? — спросил Дейн. — Или ты просто задумалась? Молчание становится угрожающим.

— Ты меня поразил, — согласилась Джессика. — Мне бы не пришло в голову, что ты против наблюдения. Мне казалось, ты в восторге от публичных сцен.

— Боумонт подглядывал в глазок, — сказал Дейн. — Во-первых, не выношу доносчиков. Во-вторых, я заплатил за шлюху, а не за бесплатное представление для публики. В-третьих, определенные действия я предпочитаю совершать приватно.

Дорога начала сворачивать на север, в сторону от берега Серпентайна. Но лошади продолжали свой бег вдоль озера, нацелившись на рощу впереди. Дейн слегка их подправил, казалось, он не замечал, что делает.

— Во всяком случае, я почувствовал себя обязанным разъяснить мои правила с помощью кулаков, — продолжа и Дейн. — Более чем вероятно, что Боумонт затаил злобу. Я не могу дать ему сорвать ее на тебе. Он трус и доносчик, и у него есть мерзкая привычка… — Он нахмурился и замолчал. — В любом случае тебе не следует иметь с ним никаких дел.