— Чума побери сукина сына! — закричал Дейн, оттолкнувшись от скалы. — Эта стерва не получит мою икону!

— Тогда ты должен сам забрать у нее ребенка, — сказала Джессика. — Я не знаю, где она скрывается, но сильно сомневаюсь, что в течение суток ее можно будет найти. Значит, кто-то должен прийти завтра рано утром на остановку в Постбридже. Если не я с иконой, то это должен быть ты.

Он открыл рот для возмущенного рыка, но закрыл и досчитал до десяти.

— Ты предлагаешь, — ровно сказал он, — чтобы я на рассвете поплелся в Постбридж, подождал там Черити Грейвз и потом на глазах у толпы болотных обитателей торговался с ней?

— Нет, конечно, — сказала Джессика. — Никакой торговли не потребуется. Он твой сын. Ты просто его возьмешь, и она ничего не сможет сделать. Она не сможет заявить, что ее обманули — как легко могла бы сделать, если бы его попытался забрать кто-то другой, кроме тебя.

— Просто забрать его — вот так? На глазах у всех?

Джессика пристально посмотрела на него из-под повисших полей шляпы:

— Что тебя шокирует? Я предлагаю, чтобы ты повел себя в своем обычном стиле. Пришел, взял и велел Черити убираться ко всем чертям. И плевать, что остальные об этом подумают.

Он цеплялся за остатки самообладания.

— Джессика, я не идиот. Я вижу, к чему ты клонишь. Ты… манипулируешь мной. Предполагаешь, что для меня неотразимо привлекательна идея уничтожить Черити морально. Также, вполне логично, что я не намерен отдавать икону. А я не намерен!

— Я в этом уверена, — сказала она. — Вот почему я не могла просто украсть ее. Неужели эта женщина думала, что я так сделаю? Правда, она совершенно аморальна и для нее слово «предать» ничего не значит.

— Ты хочешь сказать, что заберешь икону, если я не сделаю, как ты просишь?

— Я должна, но не могу это сделать, не сказав тебе.

Костяшками пальцев он приподнял ей подбородок, наклонился и твердо посмотрел в глаза.

— Тебе не приходило в голову, миссис Логика, что я не дам тебе это сделать?

— Мне приходило в голову, что ты попробуешь меня остановить.

Дейн со вздохом отпустил ее подбородок и отвернулся к скале.

— Как я понимаю, на это у меня столько же шансов, как на то, чтобы заставить эту скалу пробежаться до Дорсета.

Вдалеке послышался гром, как будто небо согласилось, то ситуация безвыходная.

Дейн почувствовал себя таким же растерянным, злым и беспомощным, как в Париже, когда другая гроза накатила на него.

Стоило ему только подумать об отвратительном создании, которое он сотворил вместе с Черити, как ему физически становилось плохо. Как, во имя Люцифера, он должен будет подойти к нему, посмотреть на него, дотронуться до него и как он будет его держать в своем доме?

Гроза пришла в Аттон следом за ними. Она громыхала о крыше, билась в окна, вспыхивала дьявольским огнем, озаряя дом белым светом. Те, кто слышал, как свирепствует его светлость, легко могли поверить, что он — сам Вельзевул и это его ярость всколыхнула стихию.

Дейн не умеет справляться с эмоциями, размышляла Джессика. У него всего три способа разрешения проблем: сломать, пугать или купить. Когда эти методы не работают, он терялся. Так что он пребывал в крайнем раздражении.

Он разъярился на слуг за то, что они недостаточно быстро сняли с его жены промокшую одежду, что закапали мраморный пол холла — как будто с промокшей одежды могло не капать, а грязная обувь может не оставлять следов.

Он раскипятился, потому что их ванны не были наполнены и не дымились паром в то же мгновение, как они вошли в свои апартаменты, — как будто кто-то мог знать точный момент возвращения лорда и леди. Он взвыл, потому что погибли его сапоги — как будто у него не было еще, по меньшей мере, двух дюжин пар.

Но ванна, должно быть, на градус-другой его успокоила, потому что когда он вошел к Джессике, рев разъяренного слона снизился до ворчания, а грозный вид сменился угрюмостью.

Дейн вошел с рукой на перевязи. Умная Бриджет выскочила за дверь, не дожидаясь, когда ее прогонят.

— Брак требует подгонки. Ты хотела перевязь, ты ее получаешь.

— Она не испортила покрой сюртука, — сказала Джессика, критично оглядев его. — Выглядишь потрясающе. — Она не добавила, что вид у него такой, как будто он собрался уезжать, потому что на нем был костюм для верховой езды.

— Не насмехайся. — Дейн вошел в ее гостиную, снял ее стены портрет матери и пошел с ним к выходу.

Она побежала за ним по коридору, вниз по южной лестнице и, наконец, в столовую.

— Ты хотела видеть мою мать в столовой — она висит в столовой.

Он прислонил картину к креслу и дернул шнур звонка. Тут же появился лакей.

— Скажи Родстоку, чтобы снял этот чертов пейзаж и на его место повесил портрет. И скажи, что я хочу это сейчас же.

Лакей исчез.

Дейн вышел из столовой и прошел к себе в кабинет, Джессика побежала за ним.

— Портрет будет очень хорошо смотреться над камином, — сказала она. — В Северной башне я нашла чудесные шторы. Я отдам их почистить и повешу в столовой. Они лучше подойдут к портрету, чем эти.

Дейн подошел к письменному столу, но не сел, а остался стоять вполоборота к ней.

— Мне было восемь лет, — напряженно сказал он. — Я сидел здесь. — Он кивнул на стул перед столом. — Отец сидел здесь. — Он указал на обычное место. — Он мне сказал, что моя мать — Иезавель и ее сожрут псы. Он сказал, что она на пути в ад. Вот и все объяснение ее отъезда.

Джессика почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Она и раньше догадывалась, что его отец был жестким, неуступчивым человеком, но и представить не могла, чтобы отец мог быть так жесток к мальчику — растерянному, испуганному, тоскующему о матери.

— Твой отец, без сомнения, чувствовал злость и унижение, — тихо сказала она. — Но если бы он ее любил, он побежал бы за ней, а не срывал злобу на тебе.

Дейн свирепо сказал:

— Если ты убежишь, я буду за тобой охотиться. Я последую за тобой на край земли.

Если она не упала, когда он пригрозил убить себя из-за нее, то как-нибудь сумеет не упасть и сейчас.

— Да, я знаю, — сказала она. — Но твой отец был жалкий старик, который женился не на той женщине, а ты — другое дело. Ясно, что у нее были натянутые нервы — вот откуда это у тебя, — и что он обрек ее на несчастное существование. Но у меня нервы в порядке, и я никогда не допущу, чтобы ты сделал меня несчастной.

— Как не позволишь мерзавке утащить ее сатанинское отродье в Лондон.

Джессика кивнула.

Он оперся о стол и уткнулся взглядом в ковер.

— Видимо, тебе не приходит в голову, что ребенок может хотеть остаться с матерью. Что такой поворот событий может… — Он ударил рукой о край стола, не находя слов.

Джессика знала, что он говорит о себе. Уход матери его опустошил, и он не оправился от этого до сих пор.

— Я знаю, для него это будет травма. Я просила его мать подготовить его. Я предложила ей такое объяснение: там, куда она едет, мальчику жить опасно, и лучше она оставит его здесь, где он будет всем обеспечен.

Дейн бросил на нее быстрый взгляд и тут же отвернулся.

— Я хотела бы, чтобы это было правдой, — сказала Джессика. — Если бы она его любила, она не подвергла бы его такому риску. Она на первое место поставила бы его благополучие, как сделала твоя мать, — рискнула добавить Джессика. — Она не потащила ребенка за собой в опасное плавание, не уверенная, что сможет его содержать, если, конечно, он перенесет путешествие. У нее было трагическое положение, ее можно только пожалеть. А Черити Грейвз… что ж, она в некотором смысле ребенок.

— Моя мать — трагическая героиня, а Черити Грейвз — ребенок, — сказал Дейн. Он оттолкнулся от стола, обошел его, но пошел не креслу, а к окну и стал в него смотреть.

Джессика заметила, что гроза утихает.

— Черити хочет наряжаться, хочет, чтобы все мужчины обращали на нее внимание, — сказала она. — С ее внешностью, мозгами и шармом, а он у нее есть, надо признаться, она могла бы быть знаменитой лондонской куртизанкой, но она слишком ленива, слишком отдается моменту.

— Однако это существо нацелилось на мою икону, которую никогда не видело. О существовании которой узнала от деревенского дурня, который услышал от кого-то, кто, в свою очередь, узнал от наших слуг. И все-таки она уверена, что икона стоит двадцать тысяч фунтов. Такая сумма, она сказала, единственное встречное предложение, которое ты можешь сделать, и лучше в соверенах, потому что она не доверяет бумажным деньгам. Я хотел бы знать, кто вложил ей в голову эти двадцать тысяч.

Джессика подошла к нему и встала у окна.

— Я тоже, но сейчас у нас нет на это времени, верно?

Он хохотнул:

— У нас? Не у нас, как ты отлично знаешь, а у Дейна. Этот жалкий парень под башмаком у жены и делает все, что она ему велит, — ведь она знает, что для него лучше.

— Если бы ты был под башмаком, ты бы подчинялся слепо, а это не так. Ты ищешь объяснения моим мотивам, а сейчас стараешься укоротить Черити. Ты также готовишься иметь дело с сыном. Ты стараешься поставить себя на его место, чтобы суметь быстро выяснить смысл непредвиденных реакций и ответить на них как подобает.

Она приблизилась и похлопала его по галстуку.

— Ну давай, скажи, что я «насмехаюсь», «управляю» или вытворяю еще какие-то несносные женские штучки.

— Джессика, ты шило в заднице, знаешь об этом? Если бы я не был по уши влюблен, я бы вышвырнул тебя в окошко.

Она обвила его руками за талию и положила голову ему на грудь.

— Не просто влюблен, а по уши влюблен. О, Дейн, я все-таки упаду в обморок.

— Не сейчас, — сварливо сказал он. — У меня нет времени тебя поднимать. Отцепись, Джесс. Я должен ехать в этот тошнотворный Постбридж.

Она отпрянула:

— Сейчас?

— Конечно, сейчас. Чем угодно ручаюсь, эта сука уже там, и чем скорее я покончу с этой грошовой чепухой, тем лучше. Гроза уходит, а это значит, что у меня есть несколько часов относительно светлого времени. А значит, меньше вероятность свалиться в канаву и сломать себе шею. — Он быстро обошел стол и двинулся к двери.

— Дейн, постарайся не набрасываться на них, — окликнула она его.

Он раздраженно оглянулся:

— По-моему, предполагалось, что я должен ее морально уничтожить.

— Да, но не испугай мальчика. Если он удерет, его будет чертовски трудно поймать. Может, мне пойти с тобой?

— Джессика, я справлюсь, — сказал Дейн. — Не совсем уж я ни на что не годен.

— Но ты не привык иметь дело с детьми, — сказала она. — Иногда их поведение загадочно.

— Джессика, я намерен забрать звереныша, — хмуро сказал он. — Не собираюсь разгадывать головоломки. Я его заберу, привезу к тебе, и можешь кудахтать над ним сколько душе угодно. — Он подошел к двери и пинком открыл ее. — Для начала можешь придумать, что с ним делать, потому что пусть меня повесят, но я не в силах догадаться.

Дейн решил взять с собой кучера, но карету не брать.

Фелпс знал здесь все дороги, все тропинки и коровьи тропы. Даже если снова начнется гроза, Фелпс доведет его до Постбриджа.

И вообще — раз он помог хозяйке устроить мужу неприятности, пусть поможет ему из них выбраться. Дейн не понимал, как Джессике удалось уговорить лояльного кучера предать хозяина, но вскоре он увидел, что она не совсем уж обвела мужика вокруг пальца. Когда Джессика ворвалась в конюшню в последний раз попроситься поехать вместе с ними, Фелпс не пошел на компромисс. Он сказал Дейну:

— Может, если ее светлость сделает посылочку для парня, ей будет легче. Она беспокоится, что ему холодно, голодно, а вам будет некогда это заметить. Может, она найдет ему какую-то игрушку или еще что-нибудь, чем заняться.

Дейн посмотрел на Джессику.

— Полагаю, надо это сделать, — сказала она. — Хотя лучше бы я сама была там.

— Тебя там не будет, так что выброси эту мысль из головы, — сказал Дейн. — Даю тебе четверть часа, чтобы собрать чертову посылку, и это все.

Через пятнадцать минут Дейн сел на коня и оглянулся на дверь. Он подождал еще пять минут и поехал к дороге, оставив Фелпса разбираться с посылкой и ее светлостью.

Фелпс догнал его за главными воротами Аткорта.

— Ее задержала игрушка, — сказал он, пристраивая свою лошадь рядом.

Несколько минут они ехали в молчании. Наконец Фелпс сказал:

— Может быть, мне не надо было помогать ей искать мальчишку, но я беспокоился о нем с тех пор, как услышал, что Энни Гич отбросила копыта.

Фелпс объяснил, что старая повитуха была для Доминика единственной матерью.

— Когда Энни умерла, никто не захотел заботиться о малыше, — сказал Фелпс. — Как я понял, его мать устроила сцену перед вашей женой, воображая, что вы что-то сделаете, может, дадите ей денег, чтобы она уехала, или найдете няню для паренька. Но вы никого не посылали искать ее, даже когда мальчик устраивал в деревне безобразия.

— Я не знал, что он бесчинствует, — сердито прервал его Дейн. — Мне никто не говорил, даже ты.

— Это не мое дело, — сказал Фелпс. — Не говоря о том, откуда мне было знать, как вы поступите? Ее светлость сказала — вышлете, вот что у вас на уме. Обоих, мать и мальчика. Ну, я так понимаю, меня это не устраивало, милорд. Однажды я уже стоял в стороне, наблюдая, как ваш отец поступает дурно. Я был молодой, когда он вас выслал из дома. И я подумал — джентри лучше знают, чем деревенский парень. Но сейчас мне полстолетия, и я по-другому смотрю на вещи.

— Не говоря о том, что моя жена могла бы уговорить тебя поискать фею в своих карманах, если бы ее это устраивало, — проворчал Дейн. — Я должен считать удачей, что она не уговорила тебя спрятать ее в седельной сумке.

— Она пыталась. — Фелпс усмехнулся. — Я ей сказал, что пусть лучше готовится к приезду паренька — найдет Ваших деревянных солдатиков, велит горничной обустроить детскую.

— Я сказал, что заберу его, — холодно сообщил кучеру Дейн. — Я не говорил, что мерзкий попрошайка может жить в моем доме, спать в моей детской… — Он оборвал себя, живот скрутила боль.

Фелпс не отвечал. Он смотрел прямо перед собой на дорогу.

Дейн подождал, когда улягутся внутренности. Они проехали не меньше мили, прежде чем внутренние узлы разошлись до приемлемого уровня.

— Она назвала это проблемой космических пропорций, — пробурчал Дейн. — А решить ее должен я. Мы подъезжаем к реке Уэст-Уэббурн?

— Через четверть мили, милорд.

— А оттуда до Постбриджа сколько — четыре мили?

Фелпс кивнул.

— Четыре мили, — сказал Дейн. — Четыре чертовых мили, чтобы решить космическую проблему. Помоги мне Бог!

Глава 18

Черити Грейвз — законченная проститутка, думал Роуленд Ваутри. Притом умная! Придумала новый план, когда на нее стали наступать с одной стороны — деревенские олухи, с другой — леди Дейн. Но как мать она абсолютно безнадежна.

Ваутри стоял у окна и смотрел на гостиничный двор, стараясь не замечать отвратительные звуки за спиной и еще более отвратительную вонь.

Сразу же после встречи с леди Дейн Черити укрылась в своем коттеджике в Гримспунде, собрала вещи и затолкала их в кособокую двуколку, которую неделю назад купила вместе со столь же увечным пони.

Однако ребенок заартачился, не полез в двуколку, потому что вдали слышался гром. Опасаясь, что он выскочит и исчезнет в пустоши, Черити изобразила симпатию, пообещала, что они поедут, когда гроза закончится, и дала ему кусок хлеба и кружку эля. В эль она добавила «полкапельки лауданума», как она выразилась.

«Полкапельки» успокоили Доминика до потери сознания. Она затащила его в двуколку, и он проспал всю дорогу до Постбриджа и все то время, пока Черити объясняла Ваутри, что случилось, как рухнул их первоначальный план и что она придумала взамен.

Ваутри ей доверял. Если она говорит, что леди Дейн хочет забрать отвратительного ребенка, значит, так и есть.

Если Черити говорит, что ее светлость ничего не скажет мужу, это тоже может быть правдой, но это Ваутри принимал с трудом. Он то и дело подходил к окну и оглядывал двор в поисках Вельзевула или его присных.

— Хуже всего, если завтра вместо нее явится он, — объясняла Черити. — Но ты просто должен хорошенько смотреть. Ты же его за милю увидишь! Тогда нам надо будет быстро скрыться. И если мы сможем продержать противного мальчишку в течение недели, то вернемся к прежнему плану.

В первый план входили преступные действия.

По второму плану нужно было только внимательно осматриваться — и прислушиваться к здравому смыслу. Даже если леди Дейн проболтается, даже если Дейн решит погнаться за Черити, плохая погода пока удержит его дома, через два часа солнце сядет, и он не потащится в Постбридж по грязи, тем более что не знает о том, что Черити уже готова к отъезду. Любой скажет, что для Дейна это слишком утомительно.

И все-таки Ваутри не мог отделаться от мысли, что Черити могла бы больше заботиться о мальчике. Тогда, во-первых, дело не дошло бы до кризиса в отношениях с населением Аттона. Во-вторых, если бы она просто побила мальчишку, вместо того чтобы травить его лауданумом, его бы сейчас не рвало после обеда, на который он накинулся, как голодный волк.

Ваутри отвернулся от окна. Доминик лежал на узкой койке, вцепившись в край тощего матраса. Голова его свисала над горшком, который держала мать. Рвота на какое-то время прекратилась, но лицо было серое, губы синие, глаза покраснели.

— Это не из-за лауданума, — защищаясь, сказала Черити. — Это из-за баранины, которую он съел за обедом. Наверное, она была тухлая. Или из-за молока. Он сказал, что оно противное на вкус.

— Он уже от всего избавился, а лучше не выглядит, — сказал Ваутри. — Он выглядит хуже. Может, я все-таки вызову врача? Если он умрет, — добавил он, надеясь, что слух у Черити острее, чем материнские чувства, — ее светлость будет недовольна. И кое-кто из моих знакомых обнаружит себя ближе к виселице, чем ей хочется.

Упоминание о виселице смыло краску с розовых щечек Черити.

— Предоставляю тебе во всем искать самое плохое, — сказала она, повернувшись спиной к больному ребенку. Но не стала возражать, когда Ваутри взял шляпу и вышел из комнаты.

Он уже дошел до лестницы, когда услышал зловеще знакомый грохочущий голос, который, наверное, долетал от адских котлов, потому что это был голос самого Вельзевула.

Ваутри и без клубов дыма и запаха серы знал, что после того как он отвернулся от окна, трактир «Золотое сердце» превратился в черную яму ада и через несколько мгновений сам он превратится в кучку пепла.

Он ринулся обратно в комнату и распахнул окно.

— Он здесь! Внизу! Терроризирует трактирщика. Мальчик резко сел, большими глазами глядя на Ваутри, который метался по комнате, хватая вещи. Черити встала. Она спокойно сказала:

— Брось вещи. Не паникуй, думай головой.

— Через минуту он будет здесь! Что делать?

— Надо торопиться, — сказала она, выглянув во двор. — Ты вытаскиваешь Доминика в окно, проходишь с ним по выступу до фургона с сеном и прыгаешь.

Ваутри метнулся к окну. Фургон с сеном стоял, кажется, за милю, и сена в нем было немного.

— Не могу, — сказал он. — Только не с ним.

Но пока он оценивал риск, Черити отошла от окна и уже открыла дверь.

— Сегодня ночью у нас не будет шанса встретиться, но ты должен взять моего парня — я не могу его нести, а он стоит денег, не забывай, — а завтра найди меня в Мортон-хампстеде.

— Черити!

Дверь захлопнулась, и Ваутри уставился на нее, с ужасом слушая шаги на черной лестнице.

Отвернувшись, он увидел, что мальчик тоже смотрит на дверь.

— Мама! — крикнул Доминик, сполз с кровати, покачнулся, сделал три неверных шага и повалился на пол. Раздался рвотный звук, который Ваутри слышал в течение последних часов.