Франческа Боннард была куртизанкой, причем такой дорогой, что лишь немногие мужчины могли купить ее. И лорд Байрон не принадлежал к их числу.

Тем временем на противоположной стороне канала

Из всех городов мира она должна была приехать именно в этот.

Страшно неудобно!

Не говоря уже о том, что здесь очень сыро.

Гондола Джеймса отправилась в путь с материка под дождем и плыла по Большому каналу под таким яростным ливнем, что пришлось закрыть окна пассажирской каюты. А сквозь рейки жалюзи были различимы лишь силуэты домов да каменные набережные. До него не доносилось ни звука — лишь дробь дождя по каюте и палубе гондолы.

Можно подумать, что это и есть тот потусторонний мир, в существование которого верили его римские предки. Словно он плывет по Стиксу среди теней умерших.

Этот полет воображения долетел до земли или, скорее, воды, когда Джеймс услышал эхо ударов весел о воду под мостом. Через мгновение гондольер объявил:

— Мост Риальто.

Гондольера звали Дзеджо. На первый взгляд венецианец казался слишком юным для того, чтобы везти кого-то куда-то, слишком красивым, чтобы заниматься физическим трудом, и слишком невинным, чтобы его воспринимали всерьез. Вероятно, именно из-за внешности знакомые Джеймса и считали Дзеджо наиболее удобным проводником по Венеции. Потому что на самом деле ему было тридцать два года, он был далеко не невинен, и к тому же они уже нанимали его ранее.

Дзеджо был высоко почитаемым местным агентом. Более того, он стремился стать венецианской версией Джеймса Кордера.

Бедняга!

Свернув с Большого канала в какой-то узкий водный переулок, а затем — еще в один, они наконец оказались возле Ка-Мунетти.

— Ах, Венеция! — оглядываясь по сторонам, протянул выбравшийся из каюты Джеймс. Зрелище было невеселым — дома и гондолы казались лишь темными силуэтами в серой дождливой мгле. — Отличное место, надо сказать. Для сырости.

Его слуга Седжуик пробормотал что-то в ответ. Это был невысокий паренек — настолько неприглядный, что люди старались не замечать его. И это было их первой ошибкой, а порой и последней.

— Что ты сказал, Седжуик? — переспросил Джеймс.

— Я сказал: «Как мне хочется оказаться в Англии», — отчетливее проговорил Седжуик.

— Кому бы не хотелось? — пожал плечами его хозяин. Конечно, в Англии еще холоднее, да и солнца там не больше, но это же Англия, в конце концов, а не очередная чертова страна, полная иностранцев.

Впрочем, Джеймс здесь не был полноценным иностранцем. Его мать состояла в родстве с доброй половиной известных итальянских семей, и ее предки были не менее знатны, чем предки его отца, лорда Уэствуда.

Однако Венеция — это не Италия.

Венеция — это… Венеция.

Гондола остановилась около водных ворот, и Джеймс посмотрел на дом на противоположной стороне канала. Ее дом.

А она — это Франческа Боннард, дочь бессовестного мошенника, покойного сэра Майкла Сондерса; бывшая жена так называемого столпа нравственности лорда Элфика, в настоящем — самая дорогая шлюха в Венеции.

Может, кто-то бы возразил, что последний титул нынче не был слишком большим достижением, каким был бы, скажем, три века назад. Ведь Венеция прославилась на весь свет в последние десятилетия. А эта Боннард имела репутацию самой дорогой потаскухи не только в Венеции, но, возможно, и во всей Италии и, очень возможно, на всем материке.

Вот только какими ветрами королеву куртизанок занесло в Венецию — вот в чем вопрос… Легендарный город обнищал, множество знатных семей покинуло его, а ручеек стремившихся сюда гостей совсем обмельчал.

Почему она не осталась в Париже, где три или четыре года назад достигла небывалой славы и где могла выбирать себе жертвы среди многочисленных представителей знати? Или почему она не в Вене? Или, на худой конец, не в Риме, не во Флоренции?

Рано или поздно он обязательно ответит на эти вопросы. Лучше бы как можно раньше. Потому что у него есть планы, которые она нарушила.

Джеймс забрал изумруды у Марты Фейзи и вернул их настоящему владельцу. В благодарность за то, что британское правительство оказало ему эту маленькую услугу, владелец подписал один очень важный договор. Джеймса он тоже наградил, причем весьма щедро.

Предполагалось, что это была последняя миссия Джеймса. Выполнив ее, он должен был уехать к себе домой на заслуженный отдых.

Не тут-то было.

Когда водные ворота распахнулись и гондола остановилась, Джеймс пожелал про себя, чтобы бывшая жена лорда Элфика отправилась прямиком в Аид — царство теней.

Джеймс ступил на выложенную мрамором прямоугольную площадку, которая вела на первый этаж. Стены вокруг были обшиты темными деревянными панелями. Здесь было холодно, пахнущий плесенью сырой воздух тут же заполнил его ноздри.

Следом за Дзеджо он поднялся на второй этаж и оказался в просторном центральном холле. Портик тянулся вдоль всего дома.

Это помещение явно было рассчитано на то, чтобы покорять своим видом. С центральной части потолка рядком свисали великолепные люстры, ряды внушительных канделябров, стоявших на столах, вытянулись вдоль стен — все из знаменитого муранского стекла. Должно быть, когда в них зажигали все свечи, картина была потрясающей, ведь золотистые отблески начинали плясать на лепнине, стенной резьбе, скульптурах, картинах.

— И все это на воде, — проворчал Седжуик, неодобрительно оглядываясь по сторонам. — Что это за люди, которым взбрело в голову построить город на сваях, вколоченных в болотистую почву? На островах?!

— Итальянцы… — пожал плечами Джеймс. — Понятно, почему они когда-то правили миром и почему Венеция когда-то царствовала на морях. Но тебе следует хотя бы отдать должное инженерному гению строителей.

— Я отдам им должное за прямой путь к малярии, — продолжал ворчать Седжуик. — И к тифу, — добавил он, помолчав.

— Но сейчас здесь нет эпидемии, — заверил их Дзеджо. Малярия приходит летом, а тиф — весной. Зато сейчас вполне здоровая пора.

— Ну да, сейчас тут болеют только воспалением легких, — съязвил Седжуик. — Отвратительными ангинами. Туберкулезом. Всевозможными легочными недугами.

— В этом весь мой Седжуик, — промолвил Джеймс. — Всегда видит вещи в ярком свете.

Дзеджо повел их по большому холлу в боковую часть дома, где были расположены предназначенные им комнаты. Там канал заканчивался.

— Вы еще увидите, — заверил он их, — что осенью и весной в Венеции куда приятнее, чем на материке. Именно поэтому все возвращаются сюда в День святого Мартина.

Все, кроме нее.

До этого она останавливалась в Мире, на летней вилле графа Маньи, ее парижского друга и, возможно, бывшего любовника. А может, и нынешнего — слухи ходили разные. Беда в том, что в конце августа, после целой серии переговоров с лордом Квентином, начальником Джеймса, она оставила Маньи на попечение местных красавиц и со всем своим багажом отправилась в Венецию. Квентину не удалось уговорить эту леди вернуть ему некоторые письма, которые она у себя прятала; не выполнили эту задачу и его агенты, прибегавшие к более примитивным методам. Поэтому его светлости оставалось только обратиться за помощью к Джеймсу, прежде чем его дорожные сундуки были погружены на плывущее в Англию судно — прочь от конспирации, убийц и жаждущих крови потаскух. Навстречу всему хорошему.

Когда он в последний раз говорил с нормальными, уважаемыми людьми с их земными тайнами? Когда последний раз проводил время в компании мужчин и женщин, которые не скрывали бы темные стороны своей жизни? Когда в последний раз смотрел в глаза невинной молодой женщины, которая не была бы его сестрой? Джеймс не мог дать ответа на эти вопросы.

Он стал осматриваться по сторонам.

Несмотря на то что и эта часть дома изобиловала шелком, бархатом и позолотой, здесь было куда уютнее, чем в портике. И тут можно было согреться, поскольку день выдался холодным, — кто-то предусмотрительно развел огонь в камине до их приезда.

И все же атмосфера в этом доме была неспокойной.

— Все старомодное и изношенное, — заявил Седжуик, обводя комнату критическим взглядом.

— Венеция походит на прекрасную куртизанку, которая… — Дзеджо нахмурился, подбирая нужные слова, — переживает непростые времена…

— Попала в трудное положение, — помог ему Джеймс.

— Попала в трудное положение, — повторил Дзеджо. Он вполголоса промурлыкал эту фразу несколько раз. — Поня-ятно… Вроде то же самое, да не совсем то.

Подойдя к окну, Джеймс взглянул на узкий канал. В освещенном окне дома напротив мелькнул женский силуэт. Спустя мгновение женская фигура появилась вновь и замерла в оконном проеме. Потоки дождя поглощали почти всю картину, к тому же он инстинктивно старался избегать света, да и роспись на стекле почти полностью скрывала его, но на всякий случай Джеймс отступил еще глубже в тень.

— Сегодня синьора дома, — сказал Дзеджо. Он подошел к окну. — Думаю, ее подруга тоже там. Да, это гондола синьорины Саббадин, как я и думал. Почти каждый день они вместе пьют чай. Они как сестры. Все ее друзья отправились в Венецию за мадам, потому что там, где ее нет, слишком скучно. Но мы здесь никогда не скучаем. Даже сейчас у нас есть опера, балет, мы можем смотреть пьесы. А вскоре после Рождества начинается карнавал.

Джеймс еще раз выглянул в окно.

— Седжуик, если к началу карнавала мы все еще будем в Венеции, — проговорил он, — пристрели меня.

— Хорошо, сэр, — улыбнулся слуга. — Поэтому, думаю, вам надо браться за дело немедля.

Джеймс кивнул.

— Дзеджо, выясни, куда она направится сегодня вечером. Мне нужно одеться соответственно.

— Без сомнения, в «Ла Фениче», — сказал Дзеджо.

— Да, — пробормотал Джеймс, — это же самый лучший театр Венеции. Где еще можно показать себя?

— Потому что там сегодня дают оперу Россини «La Gazza Ladra», — сообщил Дзеджо.

— «Сороку-воровку», — перевел Джеймс Седжуику, в число многочисленных талантов которого не входило знание иностранных языков.

— Она постоянно ходит в оперу, — сказал Дзеджо. — Но на всякий случай я бы уточнил эту информацию. А потом я постараюсь найти человека, который отведет вас в ее ложу и представит. Вас это устраивает?

— Я не хочу знакомиться с ней до тех пор, пока не узнаю ее получше, — промолвил Джеймс. — А для этого мне понадобится денек-другой.

— Он хочет изучить свою мишень, — пояснил Седжуик Дзеджо. — Впрочем, у хозяина никогда не было проблем с женщинами — он их отлично понимает. Не сомневаюсь, что с ней мы быстро справимся.

— Именно так, — кивнул Джеймс. Тут он увидел, что к палаццо Нерони подплыла большая двухвесельная гондола. — Кто это?

Дзеджо несколько мгновений молча рассматривал гондолу.

— Ага, знаю… — проговорил он наконец. — Он приезжает в Венецию вскоре после ее возвращения. Он — это кронпринц Джилении. Очень красив, с золотистыми мелкими кудрями. Правда, немного глуповат, но говорят, что она оказывает ему знаки внимания.

Джиления была едва заметным пятнышком на карте Европы, но в обязанности Джеймса входило знать все пятнышки до единого.

— Принц Лоренцо, — промолвил он. — Что он за человек? Мальчишка двадцати одного года?

— Со всем моим уважением к вам, хотел бы заметить, что вам было на шесть лет меньше, когда вас взяли на службу, — заметил Седжуик.

— Это верно, — кивнул Дзеджо. — Синьор Кордер — настоящая легенда. Между прочим, даже я считал его мифом до тех пор, пока не увидел собственными глазами.

— Но есть существенная разница, — сказал Джеймс, — между доставляющим кучу беспокойства младшим сыном английского вельможи и наследником одной из старейших монархий Европы. Наследников королевских семей лучше защищают, а уж наследника джиленийской королевской семьи и вовсе держат в тепличных условиях. Я, кстати, очень удивлен тем, что родители согласились выпустить его из виду.

— Его выпускают только в сопровождении огромной свиты, — отметил Дзеджо. — И все дипломаты постоянно следят за ним. Это, разумеется, мешает его общению с дамами, ведь он ни на мгновение не остается в одиночестве.

— В таком случае, думаю, он получает весьма интересный опыт, находясь в дамском будуаре, — заметил Джеймс. — Если, конечно, у него уже были близкие отношения с женщинами, в чем я сомневаюсь.

— Так вы полагаете, что наш мальчик может быть девственником? — поинтересовался Седжуик.

— Держать пари я бы не стал, — отозвался Джеймс, — но опыта у него явно маловато. — Думаю, с ним не возникнет никаких проблем.

— А с леди они будут? — спросил Дзеджо.

— Для покорителя сердец женщина вообще не представляет загадки, — промолвил Седжуик. — Никакой!

Тем временем в Лондоне

Джон Боннард, барон Элфик, стоял возле письменного стола в своем кабинете. Ему было уже за сорок, однако его темно-золотистые волосы не потеряли своей густоты, орехового цвета глаза оставались ясными, да и большая часть зубов сохранилась. Да что там говорить — несмотря на невысокий рост и некоторую субтильность, он считался одним из самых привлекательных мужчин Англии.

Однако если бы наблюдающие за ним люди могли видеть то, что крылось за его внешней оболочкой, у них сложилось бы иное мнение об этом человеке.

Но в это мгновение Боннард на вид был ближе всего к своему истинному «я» — скривив гримасу, он смотрел на лежавшее перед ним письмо. Листок весь смялся, как будто его несколько раз складывали, а затем расправляли.

Большая часть писем, присланных ему его бывшей женой, доходила до этого состояния. И, как ни странно, ни одно из них не попало в камин.

Миниатюрная темноволосая женщина, стоявшая по другую от Боннарда сторону стола, перевела взгляд с письма на его лицо. Судя по выражению лица Джоанны Айд, она уже не раз видела, как Боннард мнет и расправляет очередное письмо. Однако она даже не закатила свои прекрасные глаза. Любовница Элфика — и его доверенное лицо во всех делах, — которой было больше двадцати лет, отлично понимала: на сей раз дела пошли не так, как они оба ожидали.

Элфик получил очередное послание от бывшей жены. И это, как обычно, привело его в ярость.

— Сучка! — сквозь зубы процедил он.

— Знаю, мой дорогой, но теперь она долго не будет беспокоить тебя, — проворковала Джоанна.

Боннард поднял голову.

— Надеюсь, — кивнул он. — Ведь все под контролем. Утром я получил сообщение. Марту Фейзи выпустили из тюрьмы. На это потребовалось немало времени и средств. Но теперь дело сделано, и она должна быть уже на пути в Верону, а возможно, уже там.

Настала очередь Джоанны нахмуриться. Ей было известно, что Элфик многие годы использовал Марту Фейзи. Все считали, что она была его единственной любовью. И Джоанна поощряла эти слухи. Это был сговор, целью которого была власть, могущество. В противном случае они с Элфиком давным-давно совершили бы один непрактичный поступок — обвенчались бы много лет назад. Но, будучи людьми честолюбивыми, родственными по духу, они занимались иными делами — женили других людей. Она стала вдовой, он развелся, но сочетаться браком не спешили, дожидаясь, пока все дела в их жизни будут улажены: он станет премьер-министром, а его бывшую жену… выведут из строя. Одним словом, Джоанна хотела быть абсолютно уверенной в том, что никто не узнает, каким человеком он был на самом деле, и она не будет вместе с ним переживать последствия этого.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — промолвил Элфик. — Ты бы предпочла, чтобы я нанял кого-то, кто занимался бы письмами.

— Для этого дела вполне подошла бы Фейзи, — сказала Джоанна.

— Она узнает мой почерк, — произнес Элфик. — Я ведь посылал ей немало любовных писем. Хотя… Ей скажут, какие имена надо искать в письмах — больше ей знать ни к чему.

— У нее же взрывной темперамент, она себя не помнит, когда разозлится, — заметила Джоанна.

— Ну и что? — пожал плечами Элфик. — Пусть делает с Франческой все, что захочет. Но сначала пусть раздобудет письма.

— Я того же мнения, мой дорогой, можешь мне поверить, — проворковала Джоанна. — Но мне бы хотелось сначала удостовериться в том, что Марта завладела письмами, а уж потом твоя бывшая жена может пострадать в несчастном случае.

— А ведь Марта обычно женщин не убивает, — вздохнул Элфик. Его взгляд медленно скользнул к письму. — Скорее она предпочтет изуродовать красивое личико Франчески. Думаю, после этого высокородных кавалеров у нее поубавится.

Высокородные любовники Франчески представляли для него серьезную проблему.

Пять лет назад Франческа Боннард украла с этого самого письменного стола письма. Если они попадут в руки человека, который понимает, какого рода посланиями обмениваются между собой секретные иностранные агенты, то доказать его вину не составит труда.

К счастью, в момент кражи Франческа была самой ненавидимой и презираемой женщиной Великобритании. И если бы она в те дни вздумала поведать окружающим о тайных сделках, которые Элфик заключал с французами, никому бы и в голову не пришло ей поверить. Все решили бы, что эти письма — подделка, порочная попытка падшей женщины затащить его в выгребную яму вместе с собой. Он даже смог бы обвинить ее в подстрекательстве к мятежу и вымогательстве.

Впрочем, ничего такого она тогда не сделала. Франческа попросту уехала за границу и стала дорогой проституткой, а Джон Боннард тем временем продолжал свою тайную деятельность, причем настолько успешно, что заслужил титул барона.

Однако появилось несколько врагов, которые теперь искали способ разоблачить его. Одним из самых лютых недругов, доставлявших ему немало неприятностей, был лорд Квентин. И сейчас он находился в Италии. Нехороший знак.

Более того, за эти годы — вместо того, чтобы умереть в нищете, презрении и грязи, как ожидали Джоанна и Элфик, — Франческа Боннард разбогатела и вполне оправилась. И теперь она имеет дело только с влиятельными мужчинами.

Таким образом, она тоже стала для него проблемой, причем очень серьезной.

Тем временем в Вероне

— Ты ничего не понимаешь! — яростно кричала Марта Фейзи на джентльмена, который только что доставил послание в маленький коттедж. — Я потеряла моих лучших людей, и все из-за этой римской свиньи, кем бы он там ни был. Трое из них изуродованы, и теперь от них нет никакого толку. Остальных — а ведь их полдюжины — увели солдаты! И теперь все они в тюрьме.

— Но тебя же мы вытащили, — сказал посланец. — Между прочим, на взятку ушло целое состояние.

— Я этого стою, — заявила Марта, вздернув подбородок. — И моему лорду Элфику это известно. Но что я могу сделать, когда от моих лучших людей нет пользы?

— Использовать других твоих лучших людей, — посоветовал он.

Марта сделала недовольную гримасу, взглянув на что-то в другом конце комнаты. Пройдя мимо гостя, она повернула небольшую статуэтку Мадонны лицом к стене.

— Почему она так на меня смотрит? — крикнула она. — Ей же известно, что мне пришлось пережить. Этот жестокий человек… Гореть ему в адском пламени!

— Да не думай ты о нем, — скривился мужчина. — Сколько можно?

Резко повернувшись, Марта окинула его яростным взглядом своих черных глаз.

— Не думать?! Ты хотя бы знаешь, что он сделал?

— Мне известно, что он заставил тебя увлечься им, испытать неистовую страсть, что в конечном счете привело тебя в тюрьму и стоило нам…

— Мои изумруды! — взвыла Марта. — Мои прекрасные изумруды! Он их похитил!

— Это, конечно, куда важнее, чем…

— Они же раньше принадлежали королеве! — продолжала причитать она. — Они были моими! — Марта Фейзи поднесла сжатые в кулаки руки к груди. — Ты знаешь, чего мне стоило раздобыть для себя эти прекрасные камни? — Ее темные глаза наполнились слезами. Марта Фейзи, привыкшая калечить людей для развлечения и убивавшая с улыбкой на устах, плакала по зеленым минералам. — Я любила их безумно! Они были моими маленькими детками! Ну где еще мне взять такие же изумруды? Когда я разыщу этого урода со свиным сердцем, который украл их…