Она удивленно взглянула на него. Но ему пришлось с восхищением отметить ее выдержку. Ее голос не выдавал никаких эмоций, когда она спросила:

— Что же такое вас так волнует?

— Вы, по всей вероятности, из Мексики... и очевидно, что вы — мексиканка, хотя я и вижу, что вы — не из крестьян. И все же, меня несколько удивляет, что вы говорите по-английски так хорошо, гораздо лучше, чем я, и безо всякого акцента.

Анжелина сделала еще один глоток кофе, прежде чем ответить.

— Мой отец настаивал, чтобы все его дети знали английский язык и могли бегло на нем говорить. Для этого он приглашал учителей. Дома мы всегда говорим по-английски.

— Почему?

— У него, у моего отца, свои представления о знатности и престиже. Он хочет быть выдающимся человеком в Чихуахуа, самым выдающимся. Он понимает, что Соединенные Штаты — это мощная держава. — Анжелина пожала плечами. — Он пытается строить планы на будущее. А теперь, — она оживилась, по-видимому, ей приходилось часто говорить о своей семье, — если бы я могла воспользоваться вашей иголкой и ниткой, то что-нибудь сделала бы со своим платьем.

— Но это создает еще одну проблему, Анжелина, — сказал Чарли, получая удовольствие, произнося ее имя. — У меня их просто нет.

— У вас нет иголки и нитки? — повторила она недоверчиво. — Как же вы путешествуете без них? А что, если вы порвете одежду?

— В общем-то, сам я неважный портной. Поэтому обычно рядом со мной всегда находится друг, который заботится обо мне в таких делах.

Она наморщила брови:

— Друг? Не понимаю, почему это друг будет зашивать вашу одежду?

Чарли чуть не улыбнулся ее наивности.

— Не совсем друг. Мои подруги, как мне кажется, с большим удовольствием оказывают мне такие мелкие услуги.

— О! — Она наклонила голову и сделала торопливый глоток кофе. Чарли показалось, что у нее на щеках выступил румянец. — Понятно. Ну, тогда это действительно проблема.

— У меня есть запасная рубашка и вы, может быть, наденете джинсы. Да и в седле в такой одежде вы почувствовали бы себя удобнее. Конечно, она для вас чуть-чуть великовата, но я попробую с ней что-нибудь сделать, пока в ближайшем городе не куплю одежду для вас. Но это, по-видимому, мы сможем сделать только завтра, если я не ошибаюсь в расчетах.

Анжелина потягивала кофе и пристально смотрела в огонь. Чарли видел, что она мучительно раздумывает, какое принять решение. Наконец, она поджала губы.

— Думаю, сестры посчитали бы вызывающим то, что я одела мужскую одежду, но в данных условиях я пока не вижу иного выбора. По крайней мере до того, как мы попадем в ближайший город и не исправим положение. И еще мне приходилось слышать, что монахиня должна быть прагматичной. Так что я принимаю ваше предложение, Чарли, и благодарна вам за него.

Чарли кивнул и встал. Выплеснув остатки кофе в огонь, он направился к своим сумкам. Через несколько минут вернулся к костру и передал ей одежду и кусок веревки.

— Чтобы штаны не свалились, — сказал он, как бы отвечая на ее вопросительный взгляд.

Он кивнул на лошадей, пасшихся неподалеку.

— Вы можете спокойно переодеться за ними, если хотите.

Ее благодарная улыбка задела его за живое: «И что такого есть в этой женщине, что заставляет меня стискивать зубы от неудовольствия самим собой? Может быть, ее неискушенность и доверие ко мне. Но эти ее качества — полная противоположность моим — дурному и подозрительному характеру и больной совести. Она запала мне в душу и застряла там как репей под седлом», — думал он.

Чарли отвернулся и, перейдя на другую сторону костра, бросился на землю и уставился в огонь. «Столько времени живу без женщины, черт побери...»Он поднял голову. Анжелина некоторое время стояла, подсвеченная мерцающим пламенем. Он почти боялся, что она сядет рядом и спросит, что с ним происходит. А она удивила его вопросом совсем иного сорта.

— А ваш голос, — сказала она тихо, почти нежно. Он напрягся, уже зная, какой вопрос за этим последует. — Что с ним случилось?

Чарли вздохнул и потер горло, разрываясь между желанием рассказать правду и рисковать тем, что снова вернутся кошмары, которые он давно пытался похоронить... или же спокойно сказать ей, что его голос ее совершенно не касается. Последний вариант обычно вполне устраивал самых любознательных, но он чувствовал, что Анжелина спросила его не из праздного любопытства.

— Получил удар прикладом ружья по горлу. Во время войны, — ответил он, пытаясь сдержать волну ненависти, охватывавшую его каждый раз, когда он вспоминал агонию, через которую прошел давным-давно.

— Проклятый янки. Он, должно быть, сломал что-то там внутри. С тех пор я могу говорить только так.

Анжелина не стала растерянно лепетать обычные в таких случаях банальности вроде того, что «это счастье остаться в живых с целыми руками и ногами». Вместо этого она долго смотрела на него сквозь мерцающее пламя, а потом закрыла глаза. Ее лицо обрело спокойное и умиротворенное выражение.

Он сделал глубокий вздох, втягивая воздух сквозь зубы, наконец поняв, что она молится за него.

«Слишком поздно, — подумал он. — Бедное дитя, ты слишком поздно пришла, чтобы спасти душу этого мужчины».

Наконец, она открыла глаза и нежно улыбнулась ему. Сердце Чарли перевернулось от неискушенности и доверия, которые легко читались на ее лице. Потом она повернулась и исчезла в темноте.

Чарли взглянул на звезды и сделал долгий напряженный выдох.

Он слишком стар для всего этого.

Солнце сияло у них прямо над головой, и мерцающие сквозь марево лучи играли на голове Анжелины с безжалостностью чумы. Чарли не возил с собой второй шляпы. Он было галантно предложил ей свою, но, когда она ее надела, шляпа тотчас же сползла ей на глаза. И, в конечном итоге, ей пришлось ехать в своем монашеском вуалевом покрывале на голове. Тонкая ткань, предназначенная монахиням только для выражения их благоговения к церковному обряду, не могла защитить ее от палящего солнца.

Все утро они ехали почти в полной тишине, ибо Чарли на любую попытку заговорить с ним отвечал ворчанием. Его голос — подобный скрипу — в эти моменты казался особенно свирепым. И в конце концов, ее попытки завершились неловким молчанием.

До сих пор она общалась с немногими мужчинами — либо с членами своей семьи, либо со священниками. И опыт этого общения оказался почти бесполезным для того, чтобы строить какие-то отношения с такими людьми, как Чарли Колтрейн. И хотя его пока ни в чем нельзя было упрекнуть, ибо он неизменно оставался почтительным с нею, все же его огромные размеры, его голос и откровенная мужская сексуальность пугали ее. Однако за двадцать лет, прожитых бок о бок с шестью старшими братьями и отцом-тираном, Анжелина научилась не допускать, чтобы страх подавлял в ней все самое лучшее. Напротив, она научилась скрывать свои чувства и эмоции за спокойной набожностью и почтительностью, которые впитала с молоком матери. Обращение к Богу в трудные минуты никогда ее не подводило и поэтому у девушки не оставалось и тени сомнения, что и в будущем она сможет полагаться на Него во всех своих делах.

Анжелина метнула взгляд на Чарли. Он с большим интересом разглядывал какой-то обломок скалы. Прищурившись от яркого солнца, она тоже стала присматриваться. Но, не увидев ничего особенного, повернулась к Чарли и уже собиралась о чем-то спросить его...

Не предупредив ее, он внезапно соскочил с седла, дернул ее на землю и накрыл своим телом. Через мгновение прогремел выстрел и пуля ударила в землю рядом с их головами.

Чарли протянул руку и схватил поводья ее лошади. Он потянул за них, и, к удивлению Анжелины, животное послушно легло на землю. Она возблагодарила Бога за то, что они взяли одну из лошадей тех преступников, и та, по-видимому, знала, как вести себя в перестрелке.

— Оставайтесь здесь, за лошадью, — прошипел Чарли, — и не поднимайте голову.

Не дожидаясь ее ответа, он покатился в сторону — все дальше и дальше по земле, часто стреляя из револьвера по выступающей скале. Он казался совершенно незащищенным от тех, кто выстрелил по ним. И в любой момент пуля могла его настигнуть. Вдруг Чарли перестал перекатываться и застыл. «В него попали?»— горло Анжелины перехватило от напряжения, и она лихорадочно пыталась заметить у него какие-нибудь признаки жизни. Кроме первого выстрела, она больше не слышала из-за скалы никаких иных звуков. «Может быть, я пропустила выстрел из-за шума стрельбы Чарли?»

— Чарли? — позвала она его дрогнувшим голосом.

Ответа не последовало.

Все ее внимание сосредоточилось на неподвижной фигуре. «Я должна быть рядом с ним. Должна убедиться, что с ним все в порядке. Помочь ему, если что-то случилось».

Нимало не заботясь о своей безопасности, Анжелина вскочила и помчалась по разделявшей их твердой земле. Чарли лежал так неподвижно, что ее сердце глухо и сильно билось, больно ударяя изнутри в грудь. В тревожной тишине ее дыхание звучало хрипло и громко.

Склонившись над ним, она взяла его за плечо. И тут же оказалась на земле. Большие и жесткие ладони Чарли пригвоздили ее запястья к земле возле головы, а его лицо нависло над ней всего в нескольких сантиметрах.

Анжелина вздрогнула от того гнева, который увидела в его черных глазах. Она совсем забыла, что до него нельзя внезапно дотрагиваться. Она допустила ошибку.

— Разве я не говорил, чтобы вы оставались там, за лошадью? — его ломкий голос казался нелепо громким и угрожающим при ярком свете послеполуденного солнца.

— Вы мне не ответили, когда я вас позвала. Мне показалось, что вас задело. — Она глубоко вздохнула. — Слава Богу, что с вами все в порядке.

— Я себя отлично чувствую. Если бы тот человек оказался живым, а я ответил бы вам, тут-то он наверняка меня и подстрелил бы. Я и представить себе не мог, что вы побежите сюда. — Он нахмурился, глядя на нее, — этого выражения его лица она начинала бояться — и слегка сжал ее запястья, как бы в подтверждение своих слов. Анжелина вздрогнула. Чарли посмотрел в сторону скалы. — Должно быть, я достал его сразу же, иначе мы оба валялись бы тут продырявленными, как бизоны.

Анжелина ждала, но он, казалось, не собирался вставать. Его тело давило на нее — тяжело, хотя и не совсем неприятно. Ее братья в детстве частенько валили ее на землю, а потом фыркали ей в лицо. Ей было противно. Они это знали и потому заваливали ее всякий раз, когда подворачивался подходящий случай. Однако сейчас тяжесть тела Чарли не вызывала у нее желания ни брыкаться, ни лягаться, ни звать на помощь, как она обычно делала там, в Мексике, много лет тому назад. У нее возникло совсем иное ощущение — тянущее тепло глубоко внутри, хотя кожу слегка пощипывало от покрывшего ее холодного пота. «Неужели я тоже заболела лихорадкой?»— подумала она.

Анжелина взглянула на Чарли и от удивления подняла брови, предприняв слабую попытку высвободить свои руки: он в упор смотрел на нее. Его взгляд бродил по ее лицу и остановился на губах. Внезапно ей показалось, что ее рот вдруг стал совершенно сухим. Она облизнула губы и вздрогнула от его резкого вздоха.

«Что с ним? Он обо что-то ударился головой, когда перекатывался по земле?»

Она поежилась под его тяжестью и, удивленная его стоном, воскликнула:

— Чарли, вам больно?

Не отвечая, он вдруг скатился на бок и встал, резко поднимая на ноги и ее. Когда он отпустил Анжелину, она почувствовала слабость в ногах и протянула к нему руку, чтобы он ее поддержал.

Но Чарли уже повернулся и зашагал к скале. Анжелина, покачнувшись, удержала равновесие.

— Подождите! — крикнула она и побежала за ним.

Он на мгновение задержался, но к ней не повернулся. Когда Анжелина догнала его, он уже перезарядил револьвер. По всему было видно, что с оружием он чувствовал себя более уверенно.

Вместе они подошли к скалам. Чарли знаком показал, чтобы она оставалась у него за спиной, и осторожно обошел угол. Почти сразу же он с облегчением выпрямился и его тело приняло обычную спокойную позу. Взглянув на нее, он кивнул ей, приглашая подойти.

На земле, все еще сжимая рукоять револьвера, лежал человек. Его безжизненные глаза смотрели в бездонное синее небо.

— Вы его знаете? — прошептала Анжелина. Чарли снял курок с боевого взвода и сунул револьвер в кобуру.

— С уверенностью не могу сказать, что знаю. Но это совсем не означает, что он не знает меня.

— Что вы хотите этим сказать?

Чарли пропустил ее вопрос мимо ушей, спокойно приступив к осмотру содержимого карманов убитого.

— Ничего, — сказал он с раздражением.

— Что вы ищете?

— Нечто такое, что мне подскажет, почему он в нас стрелял.

— С целью грабежа? — подсказала Анжелина.

— Сомневаюсь. Теперь воры грабят поезда и дилижансы. Банки... если они по-настоящему храбрые. Получаешь больше денег при тех же усилиях. А ожидание на пустынных степных дорогах в надежде, что кто-нибудь да появится, денег не приносит. Если кто и проедет мимо, так такой же нищий, как и сам грабитель. — Чарли снова посмотрел на лицо мертвеца, потом покачал головой от отвращения. — Нет, этот определенно охотился именно за мной. Хотелось бы только знать почему. Внезапная мысль пришла в голову Анжелины, и она долго и пристально смотрела на него, прежде чем задала свой вопрос.

— Скажите, Чарли, вас что, разыскивают? — спросила она через силу.

Быстрый взгляд метнулся в ее сторону, и ей вдруг захотелось отшатнуться от холодной пустоты его черных глаз.

Ее мозг лихорадочно работал, перебирая различные варианты: «Что я знаю о нем? Он спас мне жизнь, но это не гарантия того, что у него нет против меня каких-либо планов. Ведь сказала же я ему, что моя семья достаточно богата. И заплатит ему за оказанную помощь. Он же с легкостью может меня похитить и удерживать, пока не получит выкуп. Но уж если он это и сделает, то ко времени приезда в Корпус-Кристи мы оба умрем от лихорадки...»

Анжелина смело посмотрела Чарли в глаза. Она не допустит, чтобы так произошло, если только это будет в ее силах. «Я хочу получить ответ, и я его получу».

— Итак, — сказала она, — значит, вас разыскивают? [В англоязычных странах объявление о розыске преступника начинается со слова WANTED, которое имеет специальное значение «разыскивается» и, кроме того, означает «очень нужный» или «желанный».]

Губы Чарли дернулись, и глаза Анжелины раскрылись от изумления, когда он начал громко смеяться. Из-за поврежденного горла его громкий смех больше напоминал кашель, но выражение лица свидетельствовало о том, что ее вопрос показался ему забавным.

— Что в этом смешного? — настойчиво спросила она, в приступе гнева позабыв о том, что только что его боялась.

— Вы спросили, — он сделал короткую паузу, чтобы перевести дыхание, — вы спросили, не нужен ли я кому-нибудь.

— Да, спросила и хочу получить ответ. Не вижу в этом ничего смешного.

— Ну, сестра, меня разыскивали и разыскивают. Если вы говорите о женщинах, то это одно. Если о правосудии, то это совсем другое.

— Вы же прекрасно знаете, что я не спрашиваю вас о женщинах, — отпарировала Анжелина, раскрасневшись от стыда.

Видя ее смущение, Чарли посмотрел на нее так, словно хотел снова расхохотаться. Но ее гневный выпад дал ему время подумать. Он сглотнул и откашлялся.

— Да. Меня разыскивали от имени правосудия. Но не в последние годы. За последние пять лет я не совершил ничего такого, что могло бы заставить этого незнакомца стрелять в меня. Черт, я прятался в Сан-Антонио очень долго и уже начал думать, что многие полицейские подзабыли о моем существовании и посчитали меня мертвым.

Горящее еще несколько секунд тому назад лицо Анжелины вдруг исказилось и стало холодным, как зимнее небо.

— Что же вы такого натворили? — спросила она в ужасе.

— Я же сказал вам, — повторил Чарли голосом, полным раздражения, — ничего... за последнее время. Лучше давайте доедем до ближайшего городка и выясним, что здесь такое творится.

— После того, как мы похороним этого человека, конечно.

— Что? — Чарли посмотрел на нее с нескрываемым изумлением.

— Мы же не можем оставить его лежать здесь.

— Почему нет? Сестра, я вас уверяю, что он нас хоронить бы не стал.

— И тем не менее, мы обязаны его похоронить.

— Нет. — Чарли повернулся и пошел прочь.

— Что вы хотите сказать этим «нет»? — бросила она ему вслед.

Он остановился и повернулся к ней вполоборота:

— Я только это и имел в виду. Я похоронил тех двоих только потому, что не хотел, чтобы из-за них звери рыскали ночью вокруг нашего лагеря. А теперь я не стану ломать спину, чтобы похоронить человека, только что пытавшегося меня убить. Вы можете читать мне нравоучения, молиться и пророчить в мой адрес, если вам так хочется, сестра, но я этого делать не стану. — И он целенаправленно направился дальше.

Анжелина с удивлением посмотрела ему вслед и побежала, чтобы его догнать. Она протянула было руку, чтобы схватить Чарли за рукав, но тут же вспомнила печальный опыт двух своих прежних попыток дотронуться до него без предупреждения. Тогда она забежала вперед и остановилась перед ним. Она смотрела ему в лицо, в его преступно красивое лицо, и все ее сомнения снова вернулись. «Что же, в конце концов, я собираюсь сделать? Я же в самом центре незнакомой местности с человеком, который признался, что его разыскивали именем закона уже несколько раз за его жизнь». Она вспомнила, что в Техасе искали убежище многие преступники из разных штатов. Из тех, о ком она слышала, это мог быть Джесс Джеймс. Она уже забыла о незнакомом убийце, которого следовало бы похоронить, и к ней с полной силой вернулся страх перед человеком, стоявшим возле нее.

— Так кто же вы такой? — спросила она.

У него на лбу залегли морщинки удивления и смущения.

— Вы, случайно, не перегрелись на солнце, Анжелина? Нам для вас непременно надо будет купить в городе шляпу. Я же говорил вам, что я — Чарли. Помните? Чарли Колтрейн.

Он говорил медленно, как будто она — бестолковый ребенок. Страх Анжелины сменился яростью: «Я так доверяла ему, печалилась за него, верила. Я заслужила, чтобы он сказал мне правду...»

— Я хорошо помню, какое имя вы мне назвали. Но разве вы говорите правду? Вы вполне можете быть из той банды, которая напала на наш фургон. — У Анжелины перехватило дыхание от непрошенных воспоминаний. — Только подумайте, ведь вас знает даже последний убийца!

Она начала пятиться от него, оглядываясь по сторонам в поисках укрытия.

— Не надо. — Чарли одним плавным движением схватил ее и привлек к себе. Она сопротивлялась, брыкалась и пыталась ударить его побольнее, но он с легкостью ее удержал. Анжелина почувствовала, что ей никогда не сравниться с ним в силе, поэтому перестала бороться и затихла. Удовлетворившись этим, он продолжил: — Анжелика, послушайте. Я признаюсь, что совершил массу вещей, которыми не могу гордиться. На то у меня были свои причины. Я вам не солгал, когда говорил, что нанялся перегонять скот. Я собирался купить ранчо в Монтане. Мне так хотелось, чтобы меня оставили в покое с моими коровами и лошадьми. Разве это так уж много?

Анжелина отодвинулась от него, чтобы заглянуть в его глаза. Обычно такие холодные, сейчас они показались ей честными. Она вглядывалась в их темные глубины, и вдруг умиротворение снизошло на нее, когда он встретил ее взгляд без содрогания.

— Нет, — проговорила она медленно, продолжая внимательно смотреть на него. — Просить это — совсем не так уж и много.

Часто в прошлом, когда ей приходилось переживать нервное напряжение, она пыталась найти правду, обращаясь к Библии. Еще раз она обратилась к тому же источнику за помощью и поняла, что Чарли не лжет.

— Наш Господь простил Марию Магдалину. То, что вы совершили, пусть останется между вами и Им. У меня нет права судить вас.