РОЗОЧКА
Мальчик спрятал конверт между страниц большой голубой тетради для рисования и убрал её в логово Розочки. Логово представляло собой высокий металлический стеллаж, купленный в магазине подержанной мебели, который сын с отцом полностью переделали и затянули проволочной сеткой, чтобы получилась просторная клетка с множеством укромных местечек и уголков для приятного времяпрепровождения. Кип до сих пор с радостью вспоминал те счастливые дни, когда он создавал этот маленький рай для Розочки: расставлял веточки яблони, развешивал верёвочные лесенки, раскладывал игрушки и устраивал уютные лежанки, набитые клочками старой одежды. На табличке, прикрученной к решётке, крупными розовыми буквами было написано: «ОПАСНО!»
— Розочка, охраняй это ценой жизни! Никого не подпускай, поняла?
Розочка лежала в своём любимом спальном уголке из половинки кокосовой скорлупы, которую Тео принёс с работы. Два блестящих глаза, похожих на шоколадные драже, уставились на Кипа из-под обрывка его же старой пижамы. Под глазками задвигалось розовое пятнышко носа, обрамлённого фонтанчиком длинных изящных усов.
Так Розочка говорила: «Я, Розочка, страж безопасности с лицензией на убийство! Инструкции получены, задачи ясны, приступаю к выполнению!»
— Даже если бы школа Лэдхилл оказалась в десять раз ужаснее, чем она есть, — сказал Кип, — ты всё равно стоила бы этого, Розочка!
Запищал мобильный телефон, и Кип нетерпеливо схватил его: это могло быть сообщение от лучшего друга, Хэла. Вот уже несколько недель от него ничего не было слышно.
...«У нас снова нехватка персонала. Буду к ужину. Не забудь про домашнее задание. Прости. Папа».
Вдвойне разочарованный, Кип положил телефон на кровать и поплёлся на кухню, где обнаружил, что миссис Пойнтер уже поставила на складной обеденный стол тарелку с «отхаркнутыми комками шерсти». Теперь она смахивала пыль с фотографий, стоявших на облезлом подоконнике.
— Вот эти хороши, — сказала она, беря в руки простую деревянную рамку. — Что тебя так рассмешило?
— Ничего, — ответил Кип. — Само получилось.
Фотографии сделали в одной из тех фотобудок, где печатают полоску из четырёх разных снимков. На трёх Тео и Кип строили рожи, одна уродливее другой, и только на четвёртой, последней, хохотали до упаду.
— И эта тоже — чудо какая красивая! — продолжала восторгаться миссис Пойнтер. — Ах, что за прекрасная семья!
Она обмахнула потускневшую позолоченную рамку грязной тряпкой.
На снимке Тео обнимал за плечи девочку с брекетами на зубах и с волосами, зачёсанными в два волнистых пучка: старшую сестру Кипа, Сьюзи. Иногда фотография казалась более реальной, чем воспоминания о Сьюзи, которые приходили и уходили, словно солнечный луч, пытающийся пробиться сквозь тяжёлые тучи, — её туфли в чёрно-белую зебриную полоску, падение с трюкового велосипеда, садовая палатка, которую она соорудила из старых простыней.
Второй рукой Тео обнимал прелестную женщину со светло-каштановыми, как у Кипа, волосами. Розалинда Брэмли или просто Роуз, как все её звали. На коленях у неё сидел пухлый, как пончик, малыш: мини-Кип. Солнце светило им в спину, поэтому лица получились не очень отчётливо, но было и так понятно, что семейство улыбалось.
— Такая трагедия, — пробормотала миссис Пойнтер, как будто Кипа не было в кухне. — Просто сюжет из новостей!
Кип сделал вид, что старательно дует на обед, и постарался набить полный рот, чтобы не пришлось ничего говорить.
— Подумать только — влюбиться в музее, — продолжала болтать миссис Пойнтер. — Как романтично! Встречаться с красавцем шеф-поваром у шоколадного фонтана, созданного в честь Дня святого Валентина. Счастливые влюблённые, счастливая семья… и такая трагедия…
Иногда, думая о маме, Кип начинал безотчётно крутить кусок кварца, висевший на тонком кожаном шнурке на шее. Глядя на кристалл, было нетрудно отключиться от всего остального, даже от болтовни миссис Пойнтер.
Это случилось несколько лет назад. В тот день, после удара молнии, когда Тео нашёл жену и пятилетнего Кипа на тропинке, ведущей от их старого дома к морю, Роуз крепко сжимала в руке обломок кварца. Она была без сознания, но не разжимала кулак. Только позднее, уже в больнице, женщина очнулась и стала звать Кипа. Собрав последние силы, Роуз вложила кристалл в его ладошку и произнесла одно-единственное слово: «Береги». В то ужасное время все, кроме Кипа, были слишком заняты, чтобы как следует рассмотреть камешек.
Но Кипу светло-голубая каменная сосулька показалась завораживающе-прекрасной и в то же время пугающей. В камне таился силуэт, который проступал только при определённом освещении: янтарная волна, навеки застывшая в миг перед падением. Иногда, когда Кип смотрел на кварц, ему чудилось, будто он пытается что-то вспомнить…
— Кстати, дорогуша, как дела у твоей мамочки? — спросила миссис Пойнтер, неожиданно останавливаясь возле стула Кипа.
— Нормально, — выдавил Кип, неловко поёжившись. — Так же…
Кусь-кусь из постельных клопов уже настолько остыл, что его можно было прикончить в несколько ложек. Кип отнёс пустую тарелку к раковине, прихватил апельсин и вазочку с желе из мусорного сока и сказал, что должен делать уроки.
Спальни в квартире были совсем маленькие, но Тео отдал Кипу ту, что побольше, поэтому в комнату удалось втиснуть не только клетку Розочки, но и узкий письменный столик. Кип протиснулся мимо шкафа и поставил на стол вазочку.
Из кокосовой колыбельки показалась мордочка Розочки. Обеденное время Кипа приходилось примерно на середину её ежедневного десятичасового сна, но сейчас нежный носик зверька настороженно засопел в сторону желе. В следующее мгновение миниатюрная белка-летяга выскочила из кокоса, вскарабкалась вверх по сетке и повисла вниз головой на крыше домика, очутившись на уровне уха Кипа. Проявляя чудеса ловкости, она, не выпуская решётку, почесала себя задней лапкой под подбородком.
— Ладно, Шерстяной клубок, — прошептал Кип, открывая дверцу клетки, чтобы выпустить Розочку. — Я дам тебе дольку апельсина. Но желе ты не получишь!
Ежедневный распорядок дня Розочки выглядел примерно следующим образом…
...04:00–05:30
— Альпинизм, беготня по лесенкам, поиски тайного склада орешков.
05:30–06:30
— Репетиция рок-звезды: игра на игрушечных тарелках и колокольчике;
— сравнительное изучение различных мест для сна.
06:30–07:00
— Лёгкие закуски и обнимашки перед сном.
07:00–17:30
— Укрытие от яркого света в одном из следующих мест:
а) в шарфе-гамаке;
б) в гнёздышке-носке;
в) в ореховой колыбельке;
г) под рубашкой или в кармане Кипа.
— Сон, изредка прерываемый попискиванием;
— полное забвение местонахождения тайного запаса орехов;
— пробуждение для полусонного фруктового перекуса.
17:30–18:00
— Писк, стрекотание и обнимашки.
18:00–21:00
— Завтрак;
— игра в «Найди изюминку»;
— тренировка скоростного подъёма по занавеске и отработка навыков планеризма;
— ещё один завтрак и наблюдение за подготовкой Кипа ко сну.
21:00–04:00
— Охрана Кипа.
Пока Розочка грызла сочную оранжевую дольку, Кип вытащил большую голубую тетрадь, достал из неё конверт и вытряхнул на кровать монетку. Мальчик и белка уставились на блестящий металлический семиугольник.
— Видишь, Розочка? Кто-то прислал мне странный пятидесятипенсовик. Но зачем? Я ведь не собираю монеты.
Розочка отбросила апельсин и попыталась перевернуть монетку, как будто из-под неё могли высыпаться ответы на вопросы Кипа.
— Её доставили на дроне, представляешь? Нет, я согласен — всё это какая-то бессмыслица.
Кип нахмурился и открыл тетрадь.
На первой странице было написано:
...КНИГА ЗАВИХРЮШЕК
ЧАСТЬ 13
Иногда, когда Кип очень глубоко задумывался, перед его закрытыми глазами появлялись волшебные узоры — завихрюшки. Наверное, кто-нибудь мог бы сказать, что мальчику его возраста не годится использовать детское слово, но Кипу было наплевать. Так назвал узоры его отец.
— Твои рисунки похожи на нечто среднее между вихрями и завитушками, — заметил он однажды. — Настоящие завихрюшки!
Кип пролистнул страницы. Он рисовал завихрюшки столько, сколько себя помнил, но до сих пор не понимал, что же это такое. Для него завихрюшки были живыми существами, по венам которых бежал свет, а не кровь. Порой Кипу казалось, что они пульсируют в такт биению его сердца.
Розочка зевнула и вскарабкалась по руке Кипа, чтобы свернуться клубочком в сгибе локтя хозяина. Он ласково погладил пальцем её шёлковую бурую спинку, и она с тихим вздохом закрыла глаза.
Кип взял со стола ручку и тоже закрыл глаза. Но он не собирался спать. Вскоре вдалеке зыбко замерцала первая завихрюшка. Рисуя, Кип чувствовал, будто плывёт по волнам и катится вниз по ярким спиралям. Когда он забывался в завихрюшках, часы бежали и таяли, как минуты…
— Тук-тук?
Дверь со скрипом приоткрылась, потом распахнулась, и в комнату вошёл Тео Брэмли. Это был невысокий широкоплечий мужчина с добрым лицом и аккуратной бородкой цвета соли с перцем.
